— Но ведь сниматься в главной роли — тяжелая работа. А что, если ему это не по плечу? Выдержать целый фильм, да еще в такой роли, как Ларами, — тут и здоровый-то прогнется, а не то что… — Кейт умолкла, переводя дух. Главное — держать себя в руках. Иначе она за себя не отвечает. — Виктор, я понимаю, что тебя ослепил возможный успех. Ты видишь в Джерико только его талант. И этого у него никто не отнимет. Достаточно просмотреть пробную пленку. Но я не хочу так рисковать — и вряд ли это станут делать остальные инвесторы. Нам нужно найти кого-то еще.

— Кейт! — Виктор поднялся и посмотрел ей в глаза. — Я тебя внимательно выслушал. И понимаю, что разумнее всего было бы согласиться и найти другого артиста. — Он сокрушенно покачал головой и продолжил:

— Но я не могу на это пойти. Я не смогу снимать этот фильм и помнить о том, что сам, своими руками все испортил. Потому что, если я откажусь от Джерико, у меня не будет сниматься Сюзи. А без этих двоих не уломать и Джамаля.

— Виктор…

Он предупреждающе взмахнул рукой и закончил:

— Ты прекрасно знаешь, как я тебя люблю, и я впервые за десять лет вижу такой отличный сценарий, но мне придется отказаться от вас обоих — и от тебя, и от сценария, — если ты не дашь мне работать с Джерико. Прости, детка, если это выглядит как ультиматум. Сюзи и Джамалю нужен Джерико. И если ты все еще хочешь иметь со мной дело, то тебе остается смириться с этим и найти способ уговорить инвесторов.

Глава 3

Он уже видел ее голой!

Злорадствуя, Джед задержался у дверей офиса Мери Кейт О'Лафлин. Если уж быть точным, то он видел ее голой не далее как прошлой ночью. Джед навел справки и теперь знал, что «Обещание» было для О'Лафлин первым шагом на продюсерском поприще. Правда, дамочка успела промелькнуть на голливудском небосклоне, прежде чем распространила свои склады и магазины скрепок и скоросшивателей по всему Восточному побережью.

Мери Кейт О'Лафлин покинула дом своих родителей в Бостоне намного раньше, в дивном возрасте восемнадцати лет — как и множество других ее сверстниц, зачарованных мишурой и блеском Лос-Анджелеса. О, конечно, ее пребывание на Западном побережье оправдывало поступление в колледж, но образование было далеко не главной целью. Просто огни Голливуда привлекли к себе очередного наивного и неопытного мотылька.

Она познакомилась с Виктором Штраусом на съемках какого-то третьеразрядного фильма. Он был тогда помощником режиссера, а она — третьей жертвой «Горного ужаса», снимавшейся под именем Кейти Мери. Ее роль укладывалась в три строки: перед гибелью ей полагалось танцевать в свете пожара, одетой в обрывки полупрозрачного нижнего белья.

За такое тело не жалко было и удавиться, и Вик понял, какой потенциал заключен в роскошных формах Кейти Мери, что доказал в своем следующем фильме «Смерть в ночи» — не менее бездарном, нежели предыдущий. Однако картина пользовалась бешеным успехом и заслужила титул «классики культового жанра».

«Смерть в ночи» сбросила с тела Мери Кейт О'Лафлин последние покровы. Теперь она оставалась на экране целых семь минут — но какие это были минуты?.. Она играла выпускницу колледжа, повстречавшую в баре серийного убийцу. Девушка привела злодея к себе домой, и последовавшая затем любовная сцена была сделана с такой непринужденностью и блеском и так возбуждала зрителей, что отзывы не сходили со страниц специальной прессы на протяжении многих недель после премьеры.

Накануне вечером Джед не поленился взять этот фильм в прокате и не спеша прокрутил памятную сцену. А потом перемотал пленку и посмотрел еще раз. Потому что слишком хорошо понимал — Мери Кейт О'Лафлин не горит желанием отдать Джерико роль Ларами. Виктор предупредил его об этом с самого начала. Она не любит его, не желает иметь с ним дела, не доверяет и готова на все, лишь бы не подпустить его к своему фильму.

Она сделала большое одолжение, согласившись встретиться с ним сегодня в Бостоне.

Но ведь он уже видел ее голой.

Джед глубоко вздохнул, зажмурился и покрутил толовой, чтобы размять напряженную шею и побыстрее войти в роль. Кейт О'Лафлин — «Мери» как-то само собой пропало за последние семь лет — не следовало встречаться с Джедом. Ей предстояло познакомиться с Джерико Бомоном, известной кинозвездой.

А Джерико — парень крутой. Его не мучают сомнения и страх, присущие Джеду. Он настоящий мачо — общительный и непринужденный. И сейчас он войдет в этот кабинет и охмурит чертову бабу, величающую себя продюсером.

Тот факт, что прошлой ночью он любовался ее голым телом, был как бы дополнительным козырем в колоде и помогал ему держать себя на высоте.

Пара улыбок, десяток фраз — она и глазом моргнуть не успеет, как контракт будет у него в кармане!

Спрятавшись за безупречной улыбкой неотразимого Джерико, он постучал в дверь.


— Здравствуйте, мистер Бомон, — сдержанно приветствовала его Кейт. — Прошу вас, проходите.

Господи, ну и верзила! Кинозвезды стараются на экране выглядеть как можно внушительнее, и Кейт не раз разочаровывалась, повстречавшись с ними в реальной жизни. Однако Джерико Бомон буквально навис над ней. В нем было никак не меньше шести футов трех дюймов.

И все это великолепное, подтянутое, мускулистое тело излучало мощнейшее обаяние. В нем было безупречно абсолютно все.

Джерико оделся в поношенные джинсы и свободную зеленую рубаху с длинными рукавами. Темные густые волосы были собраны в тугой хвост, как будто он нарочно отращивал их для роли. Его одежда никак не могла принадлежать Вирджилу Ларами, но все равно перед Кейт стоял ее оживший персонаж. Однако в глубине его темно-ореховых глаз вспыхнули золотистые искры, и при появлении этого отблеска чувственного желания наваждение исчезло.

Он не мог быть Ларами. Если уж на то пошло, никаким Ларами тут и не пахло. Кейт расправила плечи и, призвав на помощь всю свою выдержку, надменно улыбнулась.

— Рад познакомиться с вами, мисс О'Лафлин. — Его южный акцент звучал мягче, чем на пробной пленке, а голос был все тот же — глубокий, густой баритон. — Сделайте одолжение, зовите меня Джерико.

Он протянул руку, и Кейт с трудом заставила себя ответить на рукопожатие. Его рука была сухой и горячей, с немного загрубевшей кожей.

Кейт откашлялась и предложила:

— Прошу вас, пройдемте в офис. — При этом она нарочно не стала предлагать звать себя по имени.

Атмосфера в приемной ощутимо накалилась, и Кейт, направляясь в офис, чувствовала себя исключительной стервой. А впрочем, что тут такого? Мужчины готовы записать в стервы любую женщину, не давшую им спуску.

Джерико тем временем осматривался, любуясь видом Ньюбери-стрит, открывавшимся из широких окон. Действительно, это был чудесный кабинет — просторный и уютный. Солнце весело блестело на гладко натертом паркете и свободном от бумаг рабочем столе.

— А вы неплохо устроились, — заметил он.

— Благодарю. Пожалуйста, присядьте. — Кейт махнула рукой в сторону кожаного кресла, а сама поспешила за свой стол. Пожалуй, четыре фута полированного дерева, отделявшие ее от этого типа, помогут ей успокоиться. «Ну, не стесняйся, всыпь ему по первое число!» — Хотите кофе или чаю? А может, содовой?

— Нет, спасибо, ничего не нужно. — Джерико уселся. — Честно говоря, я не думал, что наша встреча будет такой официальной.

— Нам нужно многое обсудить. — Кейт с самого начала решила держать себя как можно строже. Именно поэтому она заставила его тащиться в Бостон, хотя прекрасно знала, что вчера они оба были в Нью-Йорке. Она гладко зачесала свои роскошные волосы и надела самый строгий деловой костюм. Пожалуй, не повредил бы еще жокейский хлыст. Кейт долго ломала голову над тем, как будет строить их отношения и каким образом можно получить гарантии того, что Джерико не угробит ей фильм.

И вряд ли ему понравится то, что она придумала.

— Виктор явится сюда не раньше чем через час, — сообщила Кейт, сверившись с часами. — Пожалуй, так даже лучше — для начала потолковать без свидетелей, с глазу на глаз.

— О'кей, мисс О'Лафлин. — В его взгляде зажглось лукавое любопытство. — Давайте потолкуем, но сперва я бы хотел внести ясность и раскрыть карты. Вы от меня не в восторге. Вы мне не верите. И не хотите снимать меня в своем фильме. Это все — или я что-то упустил?

Кейт и бровью не повела.

— Вы успели заслужить недобрую славу, однако я не думаю, что на свете есть другой артист, способный так сыграть Вирджила Ларами, как вы.

Она сумела-таки его удивить. Джед ожидал услышать что угодно, только не это.

— Ну что ж, и на том спасибо.

— Но мне нужны гарантии, что вы не запьете во время съемок. — Игра в открытую продолжалась.

— Нет проблем! — засмеялся Джед. — Я просто не буду кутить, пока не закончу работу над фильмом!

Кейт не спускала с него напряженного взгляда.

— Это была шутка.

— И очень плохая, мне совсем не смешно.

— Я заметил. Послушайте, Кейт… — Джед неловко поежился в своем кресле. — Вы ведь не обидитесь, что я вас так называю? Мне ничего не стоит поклясться не брать в рот спиртного до конца своей жизни, но это не даст вам никаких гарантий. Я изо всех сил стараюсь вести себя так, чтобы дожить до старости, — а значит, не прикасаться к алкоголю. Но при этом я не могу сказать, что так оно и будет. Все, что я могу, — пообещать постараться.

Кейт все так же напряженно всматривалась в него.

— И по-вашему, этого достаточно? Какого-то обещания от человека, по пять раз в году дававшего слово не пить?

Похоже, его это нисколько не обескуражило.

— Я дал такое слово сам, по своей воле всего лишь один раз, — твердо промолвил Джед. — Все прежние обещания у меня вырывали силой. Мне самому в то время совсем не хотелось стать трезвым — а значит, и от обещаний не было никакого проку.

— А в тот, последний, раз вы соизволили захотеть сами?

— Да, мэм. — Джед спокойно выдержал ее взгляд.

Невероятный тип! Кейт чувствовала, что поддается его обаянию, несмотря на всю свою предубежденность. А кроме того, она не могла оставаться равнодушной к его мужской привлекательности. Черт побери, каков красавчик! Того и гляди она и впрямь ему поверит!

Но ведь он был и остается лицедеем. И кто ей докажет, что все эти душещипательные речи — не очередной спектакль?

— И что же изменилось?

— По официальной версии я потерял брата и решил изменить свою жизнь — но на самом деле даже такое потрясение не заставило бы меня протрезветь. Я… — Джед криво усмехнулся. — Конечно, это выглядит странно, но я не вру. Одна из бульварных газетенок поместила на первой полосе мое фото. Какой-то папарацци умудрился снять меня во время потасовки в баре. С того дня, как увидел ту фотографию, я больше не пью.

Джед смущенно замолк. С чего это он разболтался? Все эти годы людей вполне устраивало то, что он начал новую жизнь после смерти старшего брата. Все так просто. И ни к чему было выкладывать правду; прежде Джед откровенничал только со своим психотерапевтом в центре реабилитации.

Так что же заставило его размякнуть?

Эта Мери Кейт О'Лафлин застыла на противоположном конце необъятного сверкающего стола и всем своим видом показывает, что не находит Джерико привлекательным. Уж кто-кто, а Джед прекрасно разбирался в этих тонкостях. Искра проскочила между ними с первой же минуты, стоило ему войти в кабинет. А теперь дамочка строит из себя недотрогу, стараясь не поддаться его чарам. Она не желает ни в чем уступать. И не желает признавать, что он ей понравился.

Она нарочно напялила на себя этот костюм — спрятала свое божественное тело. И хотя брюки до пят укрывали ножки, стоившие не один миллион долларов, мягкая ткань все равно не могла скрыть великолепные формы. Правда, Джерико приходилось напрягаться, чтобы угадать их под слоями шелка.

Ее неподвижно застывшее лицо выглядело под стать костюму. Идеально прямой изящный нос, слегка задиристый упрямый подбородок. Губы, пожалуй, немного полноваты, чтобы считаться изящными, но их легкий изгиб никто не назвал бы чувственным. Милые голубые глаза — так, ничего особенного. Светлые волосы острижены слишком коротко и слишком гладко зачесаны назад, чтобы хоть как-то смягчить выражение лица.

А вот кожа светилась волшебным матовым светом. Джед видел такую кожу впервые в жизни. И ни в какое сравнение с ней не шли ни легендарные красотки с журнальных обложек, ни юные розовощекие девицы, ни томные статуэтки из слоновой кости. В свои неполные тридцать лет Мери Кейт О'Лафлин умудрилась сохранить по-детски свежую, дивную кож. И Джед не сомневался: если он отважится протянуть руку над этим проклятым столом шириной в целую милю, то пальцы прикоснутся к щечке более неясной, чем тонко выделанный невесомый шелк его сорочки.

И все это великолепие исчезало под высоким строгим воротником ее блузки. Джед не мог ее видеть, но явственно представлял матово отсвечивавшее тело, скрытое тканью делового костюма.