— Полностью, — сказал Ратковский. Он тяжело опустился в кресло, наполнил фужер до краев, залпом выпил, поморщился, закурил сигарету. — Погода дрянная, но следы все же останутся и с одной стороны дорожки, и с другой. А пуля прилетела с третьей. А собака убита не из того оружия, что хозяин. Не завидую я следователям.

— Ты с артистом виделся?

— Да. Он уже снова стал симпатичным молодым человеком и стоял на остановке, ждал автобуса, чтобы ехать к метро. Я представился, как человек Олега, пригласил его в машину, подвез. Он был подавлен, говорил, что подвел Олега, не смог выстрелить. Я успокоил его, взял пистолет, пытался дать деньги, но он наотрез отказался. Считает, что если бы выстрелил, то сделал бы это не за деньги, а, так сказать, за идею. Ну а если не смог, так и говорить не о чем.

— Ничего… — усмехнулся Нигилист. — Найдем тему для разговора, от которой он вряд ли откажется.

39

Наташа и Андрей обедали на кухне. Наташа успела сварить борщ, пожарить антрекоты и картошку, сделать салат из яиц с печенью трески. Андрей, увидев накрытый стол, помрачнел. Если б даже она совсем не умела готовить, он бы отдал все за одну лишь возможность видеть ее здесь каждый день. Но она была еще и прекрасной хозяйкой…

— У меня точно такое же чувство, как в прошлом году, — сказал Андрей. — Когда я случайно заработал два миллиона и боялся, что вот-вот придут какие-то бандиты и отнимут их у меня. Но пришла ты в качестве представительницы древнейшей профессии из фирмы с поэтическим названием «Ландыш». И перевернула всю мою жизнь.

— Это был мой первый выход на работу, испытательный, и он оказался последним, — сказала Наташа. — Благодаря тебе, Андрей. Мне теперь даже представить себе страшно, что могло случиться, если б я попала к кому-нибудь другому.

— То же самое, — заверил ее Андрей. — Другой бы забыл обо всем на свете, тут же предложил тебе руку, сердце и все свое состояние. Перед тобой никто не может устоять. Но сейчас у меня такое чувство, какое было до твоего прихода. Что вот-вот ворвутся бандиты, или не бандиты, и не ворвутся, а чинно-благородно позвонят в дверь, но ограбят меня — точно.

— Потому что в прошлом году они все-таки пришли?

— И не смогли отнять деньги благодаря тебе, Наташа. А теперь моя самая большая драгоценность — это ты… — Андрей грустно улыбнулся и опустил голову.

Сегодня у него был творческий день, подразумевающий, что редактор сидит дома и правит рукопись очередного коммерческого романа, или работает в библиотеке, проверяя цитаты, сноски и даты. Ничем подобным Андрей не собирался заниматься, он просто сидел на кухне, смотрел на Наташу и никак не мог примириться с мыслью, что скоро опять потеряет ее.

— А я все думаю, если не Сергей, то кто же мог сказать Радику о кассете? Ирка вообще к телефону весь вечер не подходит… — задумчиво сказала Наташа.

— Они лежали в постели, когда ты звонила, репетировали… Везет же некоторым, живут, как люди, — невесело пошутил Андрей.

— Не надо, Андрюша, — тихо сказала Наташа. — Я и так неловко себя чувствую, прямо хоть поднимайся да уходи…

— Извини, я не хотел огорчать тебя. Что поделаешь, если нет сил забыть тебя, привыкнуть жить без тебя… Хорошо, не буду. Знаешь, Наташа, иногда я вспоминаю прожитые годы и вижу, что многое мне так и не довелось испытать. Например, групповой секс, чтобы много было красивых, юных, голых девушек, и я был молодой и беззаботный, и чтобы мог делать с любой из них все, что хочется, или сразу с двумя, тремя… Это называется оргией.

— Какие твои годы, Андрюша, — удивляясь столь необычным рассуждениям, сказала Наташа. — Еще все можно исправить. Вот я уйду, и устроишь здесь оргию.

— Да я вообще-то не о том. Просто, когда я был молодым и совсем не беззаботным, все было как-то натужно, сложно: любовь, ревность, муки всякие, глупые размолвки, обиды. А потом наоборот, все слишком просто: приходила женщина, изображала страсть и уходила. Одна, другая, третья… сотая — чем больше, тем скучнее было в постели. И вот появилась ты. Это и была моя оргия, о которой можно вспоминать до конца жизни.

— Андрюша! Что ты говоришь?

— Пожалуйста, не обижайся, я не в прямом смысле. Просто хотел образно выразиться, объяснить: ты — это самое яркое и самое сладостное событие в моей жизни. Но все так быстро кончилось, что я не успел насладиться, даже не успел понять, что это было. Лишь позже, когда ты ушла, понял: вот это и есть самое-самое, но уже кончилось. Грустно, правда?

И словно подтверждая его слова, мелодический звонок на двери сыграл печальную мелодию.

— Уже пришли, — покачал головой Андрей. — Надо же, как скоро!

— Ты думаешь, за мной? — спросила Наташа. — Если это Сергей, не впускай его, скажи, что меня нет дома.

Андрей кивнул и пошел к двери. Даже после налета грабителей в прошлом году он открывал дверь, не спрашивая, кто пришел. Но сейчас спросил. Потому что на кухне сидела Наташа и смотрела на него встревоженным взглядом.

— Это я, Павел Иванович, — раздался голос персонального водителя директора Наташи. Теперь уже, как знал Андрей, бывшего водителя бывшего директора.

— Добрый день, Павел Иванович, — осторожно сказал Андрей. — Что вас привело в эти края?

— Вы меня извините, конечно, Андрей, мне нужна Наташа. Я уже ездил на новую квартиру, но там сказали, что она теперь опять живет у вас.

— А зачем вам Наташа?

— Да не мне, начальство ее хочет видеть. Срочно. Так она есть или нету? А то придется искать по всему городу. Приказали во что бы то ни стало привезти ее, у них там экстренное совещание скоро начнется.

Наташа вышла в прихожую, утвердительно кивнула Андрею. Тот открыл дверь, посторонился, пропуская в квартиру Павла Ивановича, который, впрочем, не собирался входить.

— Наташа! Ну слава Богу, нашел тебя. Поехали в офис, Степан Петрович прилетел из командировки, срочное совещание собирает, хочет, чтобы и ты была.

— Зачем? — Наташа пожала плечами. — Радик отстранил меня от должности до своего особого распоряжения. Но теперь, если он и распорядится, я все равно не вернусь. Так что передайте, Павел Иванович, своему начальству, пусть совещается без меня.

— Погоди, Наташа, — нахмурился Андрей. — Уж не хотят ли они обвинить тебя в какой-нибудь растрате или еще в чем?

— Да нет, — замахал руками Павел Иванович. — А вы не знаете, что случилось? Самый настоящий ужас! Даже по телевизору говорят об этом. Вчера вечером убили Радика Ивановича.

— Не может быть! — вырвалось у Наташи.

— Убили, — горестно вздохнул Павел Иванович. — Застрелили в парке, он там бегал. И его, и собаку тоже. Черт-те что в Москве стало твориться, прямо жуть. Теперь Степан Петрович собирает срочное совещание.

— Да-а, — протянул Андрей. — «Земля была обильна, порядка ж нет, как нет…» Или, на современный манер: богатые тоже плачут не только в Мексике, но и у нас.

— Господи… бедный Радик… — прошептала Наташа, чувствуя искреннюю жалость к этому странному человеку. Теперь казалось, что в глубине души он был все-таки хорошим человеком, добрым, смешным, неуклюжим, но жизнь заставила его стать плохим — жестоким, страшным. И с Наташей во время их совместной работы он был настоящим Радиком, даже во время последнего разговора она не боялась его и потом втайне надеялась, что он позлится, позлится и снова пригласит ее работать директором в магазине на Сретенке, а она поупрямится для виду и согласится… Теперь его лишили жизни, лишили того, что делало его жестоким и страшным. Теперь он стал наконец самим собой… Но как печально думать об этом…

— Поехали, Наташа, — умоляюще посмотрел на нее Павел Иванович. — Мне сказано — без тебя не приезжать.

— Меня что, допрашивать будут? — спросила Наташа, возвращаясь к действительности.

— Может, они думают, что это ты его убила? — не на шутку встревожился Андрей. — Тогда поедем вместе, я подтвержу, что ты вчера весь вечер была здесь и никуда не выходила. Кстати, и Сергей твой звонил где-то около десяти, разговаривал с тобой.

— Я не знаю, — развел руками Павел Иванович. — Но, кажись, нет. Степан Петрович сказал: разыщи и привези мне Наташу, а потом поправился — Наталью Николаевну, сказал. Если б допрашивать или чего-то не так, он бы не стал поправляться, я так думаю.

— Хорошо, — сказала Наташа. — Я поеду и сама скажу им, чтобы оставили меня в покое.

— Я с тобой, — решительно заявил Андрей.


Это был не тот кабинет, в котором она разговаривала с Радиком о тонкостях современной российской экономики. Более просторный, с богатой мебелью, с белыми пузырчатыми шторами на окнах. За длинным полированным столом вполне могли разместиться человек двадцать, но сидели только двое: Нигилист и сухой старичок с темным морщинистым лицом, которого Наташа прежде не видела. За другим столом, приставленным к торцу первого, сидел Степан Петрович Шеваров. У него было усталое лицом с темными мешками под глазами. И не только у него. Заметно было, что все трое не спали эту ночь.

— Здравствуйте, — несмело сказала Наташа, останавливаясь у дальнего от Шеварова конца длинного стола.

Мгновение назад, идя по коридору, она была настроена решительно, готовилась дать отпор, если ее станут в чем-то обвинять или подозревать, но сейчас, войдя в кабинет, оробела.

— А вот и наша Наташа, — улыбнулся Шеваров. — Гений, так сказать, торгового дела. Садись, дорогая, поговорим. Да ты садись, не стесняйся, тут все свои. Нигилиста и меня ты знаешь, а это наш финансовый директор Аркадий Семенович Уральцев.

Старичок с морщинистым лицом приподнялся, чинно склонил голову, будто Наташа могла сомневаться, что речь идет о нем.

Наташа заколебалась, не зная, куда сесть. Рядом с Нигилистом не хотелось, а если напротив, он станет пялиться, уже несколько раз взглянул на нее своими водянистыми, близко посаженными глазами. Присела напротив, повернулась к Шеварову.

— Ты знаешь, какое горе у нас случилось, — бодрым голосом сказал Степан Петрович. — Мы потеряли твоего начальника, Радика Ивановича Назимова.

— Мне очень жаль, — тихо сказала Наташа, с напряжением ожидая, что будет дальше. Зачем они ее вообще пригласили?

— Всем нам жаль. Замечательный был работник, руководитель, такие кадры подобрал… Одна ты чего стоишь. Я тут посмотрел последнюю сводку по твоему магазину — чудеса, да и только. Жаль, жаль… Но что поделаешь, он ушел, а нам жить, решать свои проблемы.

«Чудеса, да и только» могло означать что угодно. И успех, и намек на попытку провернуть какую-то аферу. На всякий случай Наташа сказала:

— Вы, наверное, знаете, что Радик отстранил меня от работы. Я вообще хотела сегодня или завтра прийти и забрать свою трудовую книжку.

— Это нам известно, — кивнул Шеваров. — Знаем о ваших сложных отношениях, о причинах, так сказать, размолвки.

— Причина как раз и не в наших отношениях, а в других людях. Наши, чисто рабочие отношения были очень хорошими, — решительно сказала Наташа, понемногу осваиваясь в компании руководителей большого бизнеса. — Я не обиделась на Радика за то, что отстранил меня от работы.

Нигилист внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Аркадий Семенович тоже молчал.

— И об этом знаем, — вздохнул Шеваров. — Да что мы все вокруг да около. Ты, наверное, сидишь и думаешь, чего они от меня хотят, ведь так, а? Признавайся.

— Так…

— Мы все, руководство концерна «Сингапур», довольны твоей работой. Так сказать, молодец. И нам кажется, что ты снова должна работать у нас. Толковых и честных людей в торговле найти не так-то просто. Если толковый, значит, проходимец, а если честный, значит, бестолковый. Поэтому разбрасываться такими кадрами не следует.

— Вы хотите сказать… — подняла глаза Наташа.

— То, что я хочу сказать, еще никто, кроме меня, не знает. Я прошу тебя вернуться к нам… на место Радика Ивановича. Уверен, смогла один магазин поднять, сможешь руководить и сразу всеми.

— Я против, — резко сказал Нигилист. — Мы вели разговор о том, чтобы Наташа вернулась в магазин на прежнюю должность. Там она действительно проявила себя с лучшей стороны. Но работать на месте господина Назимова она вряд ли сможет.

— Видите ли, Степан Петрович, — прошамкал Аркадий Семенович, — мне тоже кажется, что рановато. Через годик-другой можно будет попробовать доверить ей руководство фирмой «Сингапур +». А пока, я думаю, следует просить Наталью Николаевну вернуться в магазин на Сретенке.

— Кроме того, — сказал Нигилист, — в силу определенных личных обстоятельств я не вижу возможности работать непосредственной с Наташей. Вы понимаете, о чем я.

— Спасибо, господа-товарищи, — стукнул ладонью по столу Шеваров. — Но решения здесь принимаю я. Демократический централизм у нас отменили вместе с партией. Так что, Наташа? Не обращай внимания, сработаешься с нашими ворчунами.