— Но Валет! Этот подонок, который в прошлом году пытался меня… нас ограбить! Я его на всю жизнь запомнил. Такой может что угодно сделать.

— По-моему, это как раз говорит о том, что Лариса наврала.

— Почему?

— Да потому что она из всех московских бандитов только Валета и знает, — пожала плечами Наташа.

— Ты помнишь его наглые глаза? Это же убийца! Подлец, которому на все наплевать! Ты помнишь, как он вел себя здесь в прошлом году? Если когда-нибудь встречусь с ним один на один, морду набью — это уж точно! Так отделаю, до конца жизни будет помнить, сволочь!

— Не вздумай, — покачала головой Наташа. — Лучше обойди его стороной. Сам же говоришь, такому на все наплевать. Бандит он и есть бандит.

— Когда их боишься, они наглеют. — Андрей снова сел в кресло. — Если он действительно похитил Ирину, мне просто страшно за нее. Ты представляешь, каково ей сейчас?

На журнальном столике резко зазвонил телефон. Наташа и Андрей с обеих сторон одновременно потянулись к трубке. В последний момент Андрей уступил Наташе, замерев с протянутой рукой.

— Да? — взволнованно сказала Наташа, почти не сомневаясь, что это звонит или Аристарх, или Ирина, или Сергей, которому стало известно что-то новое. И осеклась, испуганно забормотала. — Ох, это вы… добрый вечер, Мария Федотовна, я не ожидала, что вы позвоните… Господи, почему вы плачете, что случилось? Нет, не может быть! — неожиданно крикнула она.

Андрей с ужасом видел, как побледнело ее лицо, задрожали губы, слезы покатились по щекам.

— Что случилось? Наташа, Наташа… — забормотал он.

— Да, конечно, Мария Федотовна! — дрожащим голосом кричала Наташа, глотая слезы. — Я немедленно выезжаю, да… Нет, не надо меня ждать у арки, будьте дома, я скоро…

Она положила трубку и, уронив голову в ладони, громко зарыдала.

— Да в чем дело, Наташа? Объясни, пожалуйста. — Андрей стремительно вскочил на ноги, склонился над нею, осторожно тронул за плечо.

— Ларису убили… — захлебываясь в слезах, едва выговорила Наташа.

Андрей выпрямился, беспомощно развел руками, он ничего не понимал. Конечно, если убили молодую женщину, какой бы плохой она ни была, радоваться тут нечему, но и так огорчаться — тоже нет причины.

— Ну и что? — растерянно спросил он.

— Сережу арестовали, милиция думает, что это он ее убил! — Наташа подняла голову, посмотрела на Андрея заплаканными глазами. — Мы поговорили, и он поехал домой. А там уже милиция ждет. И увели его… Я должна ехать туда, сейчас же!

Андрей скрипнул зубами и снова плюхнулся в кресло. Краем глаза увидел, как Наташа побежала в ванную, приводить себя в порядок, тоскливо усмехнулся, качая головой, потом тяжело вздохнул. Этот Сережа!.. Черт бы его побрал! Мало того, что отнял любимую женщину, но еще и заставляет ее страдать! Он, Андрей, не удерживал ее, хотел, чтобы Наташа была счастлива, ради этого готов был терпеть невыносимые муки. И терпел. А что в конечном итоге получилось? Она страдает, она несчастлива… Зачем тогда он терпел? Зачем так легко отпустил ее? Теперь что же, успокаивать Наташу, говорить: Сережа хороший, скоро выяснят, что он никого не убивал, и отпустят, и вы будете счастливы вдвоем с ним?! Да на хрена же это ему, Андрею, нужно?!

Он тряхнул головой. Это эмоции, боль уязвленного самолюбия. Конечно, он не оставит Наташу в таком трудном положении. Что бы там ни было, он поможет ей, будет рядом.

Они столкнулись в дверях. Наташа спешила в комнату, Андрей — к ней, в ванную.

— Прости, что так получилось, Андрюша, — опустив голову, тихо сказала Наташа. — Столько неудобств тебе причинила, наверное, надоела уже со своими проблемами…

— Ты никогда не надоешь, Наташа. — Андрей наклонился, хотел поцеловать ее. Она еще ниже склонила голову, его губы ткнулись в ее висок. — Я поеду с тобой, провожу тебя. Если уж такое творится вокруг, ты не должна ехать одна.

— Нет, Андрюша, не надо, — слабо запротестовала Наташа.

Андрей приложил свой палец к ее губам.

— Ничего не говори, Наташа. Я же не говорю о том, как люблю тебя. Спокойно одевайся, а я пока сбегаю, поймаю такси.


Не так-то просто было войти в квартиру. И прежде, когда знала, что там ее ждет Сергей, волновалась, а теперь его нет за дверью, обитой черным дерматином, теперь там одна Мария Федотовна… Ох, как боязно было входить! А вдруг она станет кричать, обвинять ее во всем случившемся?

— Наташенька! — Мария Федотовна бросилась к ней, крепко обняла и заплакала. — Какой ужас, какой кошмар случился! Я до сих пор не могу прийти в себя!

Наташа не могла сдержать слез. Так, обнявшись, они стояли в прихожей и плакали. А потом Мария Федотовна увлекла ее на кухню, усадила за стол, налила кофе.

— После того, как они увели Сережу, — сказала она, присаживаясь к столу и вытирая слезы кухонным полотенцем, — я как будто прозрела. Господи, всего-то и нужно было — не мешать вам любить друг друга, помогать, и мой Сережа был бы счастлив, и ничего бы страшного не случилось. Это ведь я виновата в том, что ты ушла, я позвонила Ларисе, я уговорила Сережу встретиться с ней… Наташенька, пожалуйста, прости меня.

— И вы простите меня, Мария Федотовна… — всхлипывая, сказала Наташа.

— Тебя-то за что прощать? За то, что любила моего сына, за то, что он тебя любил и вы были счастливы? А я, дура, все пыталась помешать вам, вбила себе в голову, что сыну нужна другая жена… Господи, сколько же крови я ему попортила! А теперь и совсем загнала своего мальчика в тюрьму…

— Не плачьте, Мария Федотовна, — робко стала утешать ее Наташа, сама торопливо смахивая слезы со щек. — Сережа не мог никого убить, я не верю. А что говорили милиционеры? В чем они его обвиняют?

— Сережа встретился с Ларисой у подъезда, она отвела его в сторону и стала умолять, чтобы он вернулся к ней. Он отказался, она бросилась к нему на шею, он оттолкнул ее. Это видела какая-то женщина с собакой. Потом он ушел…

— Да, он приезжал ко мне, мы поговорили с ним и расстались.

— А в это время обнаружили Ларису. Она лежала там, где он оставил ее. Кто-то ударил ее ножом в сердце. Женщина с собакой описала следователям Сережу, который якобы угрожал убить Ларису, родители сразу же сказали, что это был ее муж, с которым их дочь собирается расходиться, и милиция приехала к нам. Тут они и дождались Сережу.

— Ножом… — в ужасе прошептала Наташа. — Да у него и ножа-то никогда не было. Это не он сделал, кто-то специально подкараулил Ларису.

— Это я виновата, что он поехал к ней… Даже и не знаю, Наташенька, он в последнее время так ненавидел Ларису, что… даже сказать страшно… мог… А я настаивала, просила, чтобы он поехал, встретился, поговорил… Ну почему, почему я вбила себе в голову, что ему нужно встречаться с Ларисой?! Не поехал бы, ничего бы не случилось… А сейчас он, бедный, в тюрьме…

— Это не он, — твердо сказала Наташа. — Нужно пойти и сказать им, что Сережа не мог никого убить.

— Я уже сказала, — махнула рукой Мария Федотовна. — Позвонила заместителю прокурора Москвы, начальнику уголовного розыска, они обещали завтра же разобраться с этим вопросом. Завтра… А сейчас мой мальчик сидит в тюрьме… — И она снова залилась слезами.

— Может быть, нужно сейчас поехать к нему?

— Нет, милая, сейчас невозможно с ним увидеться. Сейчас мы можем сделать для него только одно: быть вместе. Он так хотел этого, так мечтал, чтобы мы с тобой были вместе. — Мария Федотовна села рядом с Наташей, обняла ее. — Поэтому я и позвонила тебе, и никуда теперь не отпущу. Мне кажется, ему будет легче, если он почувствует, что мы с тобой сидим рядом и думаем о нем.

— Наверное, не нужно мне было психовать и убегать… — снова заплакала Наташа.

— Милая моя, — всхлипывая, проговорила Мария Федотовна. — Если бы со мной так обошлись, я бы тоже убежала. Ты умница, это я дура, совсем ослепла…

Две женщины, обнявшись, плакали на кухне. А внизу, у грязной арки, Андрей посмотрел на часы и, сгорбившись, направился к такси, ждущему его неподалеку. Похоже, сегодня его помощь не понадобится Наташе.

43

Петр Яковлевич Нигилист в нервном возбуждении бродил по комнате. Его длинный нос дергался чаще, чем обычно, близко посаженные глаза не казались водянистыми — голубое, неистовое пламя полыхало в них. Сквозь плотно сжатые губы рвалась наружу дьявольская усмешка. И не могла вырваться. Нигилист не умел улыбаться.

— Сегодня, — сказал он себе, потирая руки. — Сегодня все решится. Все будет кончено. Завтра начнется другая жизнь. Ты чувствуешь это, Наташа? Скоро ты будешь моей. Завтра… Нет, завтра я устрою себе день отдыха. Послезавтра я начну всерьез думать, как вернуть тебя. Ты снова будешь моей. Навсегда.

Зазвонил телефон. Нигилист склонился над аппаратом — номер не определился, похоже, звонили из автомата. Петр Яковлевич покачал головой и взял трубку.

— У тебя номер не определился, Петя? — услышал он голос Станислава Посувайло. — Поэтому так долго соображал, отвечать или нет. Так?

— Так, Стас, — кивнул Нигилист, словно генерал стоял перед ним. — Откуда ты звонишь?

— Из машины, откуда еще звонят государственные люди?

— Разобрался с антизаписывающим устройством?

— Да, спасибо, Петя. Догадываюсь, эта хреновина меня уже как минимум раза три выручила.

— И сейчас включил?

— А как же ты думал? Нигилисту палец в рот не клади, кто ж этого не знает? Правда, и кто знает, попадается, как я, например. Помню, помню, Петя. А ты помнишь?

— Помню, что я твой большой должник, Стас. Про Нигилиста знают и то, что долги он платит вовремя.

— А теперь к делу, — резко сказал генерал. Голос его стал жестким, властным. — Давай по-дружески, Петя, информация — только для меня. Ты убрал Назимова?

— Не только Назимова, — спокойно сказал Нигилист. — Обоих Кеннеди, Анвара Садата, Индиру Ганди, эрцгерцога Фердинанда в Сараево и Столыпина — всех убрал я. Признаюсь. Надо явиться с повинной?

— Кончай мульку травить, Петя! — рявкнул генерал. — Я же просил тебя — по-дружески. Если хочешь, чтобы я тебе помогал, выкладывай правду! Ни черта понять не могу. Ходят всякие темные слухи о том, что тебе выгодно было убрать Назимова.

— С теми, кто распускает эти слухи, я уже говорил, — холодно сказал Нигилист. — Поверь, Стас, никакой выгоды от убийства Назимова мне нет.

— Но говорят, у вас были сложные личные отношения?

— У нас не было никаких личных отношений. Да, этот человек был мне неприятен, об этом знают многие. Ну и что? К тому же в последнее время я узнал, что он, желая мне досадить, однажды здорово оплошал. Мне стало просто жаль его.

— Но мы же с тобой говорили… — Генерал сделал паузу, ожидая реакции Нигилиста, но тот молчал. — Помнишь наш разговор?

— Разумеется. Я уже тогда чувствовал, что наш концерн кое-кому не нравится, поэтому и просил у тебя помощи. И сейчас на нее рассчитываю, Стас. Мне кажется, это убийство не последнее в цепи террористических актов против руководства концерна. Честно тебе признаюсь — мне страшно. И тем не менее мои люди тоже ищут убийцу Назимова. Если не вы и не его друзья, то мы обязательно найдем этого ублюдка.

— Ты думаешь? — озадаченно спросил Посувайло. — Тогда я вообще ни черта не понимаю. О чем ты просил меня, Петя?

— О помощи, Стас. Пока своими силами справляюсь, но, если придется трудно, я тебе непременно позвоню. Вот и все. Наш договор остается в силе. Сейчас буду очень благодарен тебе, если найдешь убийцу Назимова. Кстати, как продвигается следствие?

— Хреново, — честно признался генерал. — Раскрываемость заказных убийств у нас на критическом уровне. Хуже быть не может. Одно ясно — там работали профессионалы, сразу несколько групп.

— Кошмар, — сочувственно сказал Нигилист. — Если будет что-то новенькое, позвонишь?

— Если будет, — вздохнул генерал. — Ладно, поговорили. Будь здоров, Петя. — Он дал «отбой».

— Сука! — сквозь зубы процедил Нигилист, услышав короткие гудки в трубке. — Хотел на крючок поймать. Кого ты хотел поймать, кретин? Нигилиста?! Смотри, генерал Посувайло, такие шутки могут боком выйти.

За дверью послышались осторожные шаги. Нигилист мигом преобразился: его лицо стало мрачным, напряженно-сосредоточенным, голубой огонь в глазах погас. В комнату вошел Олег Ратковский, внимательно посмотрел на босса.

— Что-то случилось, Петр Яковлевич?

— Может случится, Олег, вполне может, — пробормотал Нигилист. Тень растерянности скользнула по его лицу. — Ты надежно спрятал свою валюту?

— Даже вам не скажу, как я распорядился зелеными. Вы чем-то озабочены, Петр Яковлевич? У нас неприятности? Дальнейшая работа отменяется?