Настроившись на нужный лад, хмурая и подавленная, Эмили вышла из номера, держа одной рукой свой саквояж, а второй прижимала к груди Ника. И едва она подняла голову, как увидела стоявшего в коридоре и поджидающего их дядю Ника. Он внимательно смотрел на нее, и когда их глаза встретились, он улыбнулся ей так мягкой и нежно, что все воздвигнутые до этого барьеры с головокружительной легкостью рухнули. Эмили внезапно стало ужасно больно от того, что она была не в силах бороться с этим непостижимым человеком.

Он медленно подошел к ней и осторожно взял из ее руки саквояж.

— Доброе утро, — послышался его тихий, уже такой знакомый и такой приятный низкий голос, что Эмили ощутила легкую дрожь в коленях. От обиды и досады она была готова заплакать, поэтому, склонив голову, она промолчала и ничего не ответила.

И он тоже промолчал, не сделав ни единого замечания, что еще больше усугубило ситуацию. Развернувшись, он пошел к лестнице. Она молча последовала за ним, пытаясь побороть тяжелые удары своего сердца. Эмили понимала, что поступает несправедливо, ведь он не сделал ничего плохого. Но не могла поступить иначе.

Ведя с собой эту жестокую борьбу, девушка вышла во двор и огляделась. Недалеко стояло несколько экипажей, и она не узнала среди них тот, в котором они ехали вчера.

— Наш экипаж стоит в правом углу, вон там, — сказал Габриел, будто прочитав ее мысли, и показал в нужную сторону.

Эмили хмуро посмотрела на очередной ни чем непримечательный черный экипаж, заправленный тремя крупными лошадьми.

— А со вчерашним экипажем что-то стряслось?

— Нет, мы просто сменили его на другой, на случай, если за нами последуют… ваши друзья.

Его слова так сильно задели ее, что Эмили резко повернулась к нему и почти гневно выпалила:

— Они мне не друзья!

Она внимательно смотрела на него, выискивая в серебристых глазах или чертах лица непременно появляющуюся жестокость, ведь она снова посмела перечить ему, да еще в такой дерзкой манере. Но черты его лица не изменились, глаза не потемнели от гнева, а задумчиво сузились. В ответ он так же внимательно смотрел ей в лицо, словно что-то пытался там найти, а потом тихо спросил:

— Что тебя связывает с ними? Кем они приходятся тебе?

Почему он не сердится на нее? Эмили уже никак не могла найти объяснений его поведению. Уставшая от постоянного анализа того, что, кажется, невозможно понять, доведя себя всю ночь размышлениями о том, что она должна, а что ей не следует делать, Эмили развернулась и бросила через плечо:

— Не имеет значения.


* * *

Как же она заблуждается, думал Габби, глядя на притихшую Эмили, сидящую напротив. Они снова ехали в полном молчании, и на этот раз Габби понимал, почему она вела себя с ним так. Удивительно, но он точно знал, что она отгородилась от него, — а в этом уже не было сомнений, — только потому, что вчера позволила себя на некоторое время расслабиться и сбросить с себя маску замкнутой и чопорной незнакомки. Видимо, он слишком близко подобрался к ней, к ее мыслям, к ее желаниям и чувствам, и она, чтобы обезопасить себя, снова спряталась в своей раковине, полностью игнорируя его. И чем дружелюбнее он был с ней, тем сильнее закрывалась она. Габби вздохнул, прикрыв на секунду глаза.

Он не изменит поведения, как бы сильно она не отгораживалась от него. Рано или поздно, но ей придется поверить в то, что он не обидит ее. И еще, она должна будет признаться, что ее связывает с похитителями Ника. Он едва сдержался утром, чтобы не остановить ее и снова не задать волнующий вопрос. То, что ее что-то связывало со злодеями, не вызывало никакого сомнения. Это безумно огорчало его, ведь она даже не давала никакого намека на то, чтобы догадаться о роде этой связи. Но почему она не хочет ничего говорить? Ведь Габби уже давно отбросил в сторону тот факт, что она могла бы планировать похищение Ника, могла быть добровольной участницей этого кошмара. Тогда что?

Он должен был узнать об этом, чтобы суметь защитить ее, когда придет время. Теперь о намерении сдать ее судье не могло быть и речи. Он не мог отпустить ее даже, если бы она сама попросила его об этом. Он должен был узнать, что она скрывает. И еще, он не мог отпустить ту самую Эмили. Не сейчас, не тогда, когда он только стал обретать ее. Он хотел узнать ее, узнать о каждой ее мысли, обо всём том, что она знала о древних сокровищах, об Эхнатоне, о языках, о ней самой. Узнать о том, как она всё это время жила одна. Он не мог отпустить ее, не поцеловав эти манящие и лишающие покоя губы. Боже, он не смог бы отпустить ее, и сомневался, что будет способен сделать это, когда, наконец, поцелует ее. Особенно после того, как отведает вкус ее губ.

И снова он вынужден был томиться в неведении, пристально следя за Эмили и гадая, что же она скрывает от него. Она снова сидела предельно прямо и старалась не смотреть в его сторону. Ему казалось, что дотронься до нее, и она рассыпается от напряжения. Сердце внезапно сжалось от мучительной нежности к ней. Как же ей дать понять, что он не враг ей, что он не обидит ее? И как заставить ее поверить в это?

О том, чтобы заговорить снова об истории, не могло быть и речи, потому что она была невероятно сообразительной и легко могла бы догадаться, почему он это делает. Нужно было избрать другую тактику, чтобы добраться до нее. Добраться до ее сердечка и смягчить ее.

— Эмили, — тихо позвал он, заметив, что Ник все это время сладко спал, лежа у нее на коленях.

Она вздрогнула и резко повернула голову к нему. И снова Габби испытал мучительное желание обнять ее. Кажется, это желание совсем скоро сведет его с ума.

— Да? — ответила она так тихо, что он лишь по шевелению ее губ понял, что она заговорила.

Взгляд снова задержался на ее нежных розовых губах, и Габби почувствовал, как становится жарко внутри экипажа. Боже…

— Ты не проголодалась?

Она смотрела на него так, будто он спросил у нее, какое расстояние отделяет Землю от Солнца. И ведь возможно, она бы ответила на этот вопрос, а не на первый.

— Что?

Габби медленно выпрямился на месте.

— Почему тебя всякий раз удивляет мой вопрос о том, хочется тебя кушать или нет?

Она опустила голову и сжала руки. Габби не надеялся даже получить от нее ответ. Особенно искренний. Но она удивила его. В самое сердце.

— Меня удивляет то, что вы желаете заботиться о преступнице.

Да, он был прав, причина ее настороженности все же была. Да еще какая! Она продолжала считать себя преступницей, хотя всячески заботилась о Нике. Она считала себя преступницей, но не желала выдавать тех, кто втянул ее в это опасное дело. Габби мог бы признаться, что уже не думает о ней ни как о преступнице, ни как о похитительнице Ника. И уже тем более сожалеет, что первый день вёл себя с ней так грубо. Но она не поймет его мотивы, а он не хотел, чтобы она еще больше отгородилась от него.

— Эмили. — Габби снова увидел, как она вздрогнула, потому что его голос прозвучал очень мягко, даже нежно. Откашлявшись, он спокойно проговорил: — Все те, кто находятся рядом со мной, зависят от меня, и я несу за них ответственность.

— Я разрешаю вам не делать этого по отношению ко мне.

Габби едва сдержал улыбку.

— И всё же я не могу выполнить твою просьбу, потому что у меня другие представления об ответственности и обязательствах.

Она подняла к нему свое сосредоточенное лицо. Такое красиво и такое притягательное, что у Габби в очередной раз перехватило дыхание.

— Вы… вы не понимаете, — вымученно пробормотала она с таким грустным выражением лица, что у Габби снова сжалось сердце. — Вы не должны.

На этот раз Габби не сдержал улыбку. Но чтобы не смутить ее еще больше, перевел взгляд на Ника, будто улыбка предназначалась ему.

— Поверь мне, я знаю, что делать. — В этот момент малыш проснулся и посмотрел на него своими очаровательными глазками. — Добрый день, мой золотой. Надеюсь, хоть ты проголодался? — Племянник на этот раз был полностью на его стороне, потому что широко улыбнулся ему своей беззубой улыбкой и радостно замахал крошечными ручками. — Вот и славно, дружище. — Габби снова взглянул на Эмили. — Мы сделаем остановку, чтобы пообедать, и у тебя будет возможность накормить этого крохотного ангелочка, не трясясь в движущемся транспорте.


* * *

Подумать только, она просила его не заботиться о себе! Но что она могла сказать ему тога? Она действительно не хотела, чтобы он был добр и внимателен к ней. Эмили уже не могла отрицать, что это действительно самая искренняя и ничем не завуалированная доброта. Поразительно, но мужчины были способны на доброту! Затаив дыхание, Эмили была вынуждена признать, что ужасно обрадовалась, когда обнаружила это качество у Габриеля. У того самого Габриеля! Который убедил ее в том, что у нее «бесподобные» волосы! Волосы, которые она сегодня не повязала платком.

Они остановились во дворе небольшого домика, где жила очередная пожилая чета, которая любезно согласилась накормить их. И теперь сидя в небольшой комнате и кормя Ника теплым молоком, Эмили поняла, как тщетны ее попытки вновь быть нелюдимой с его дядей. Стоило только заглянуть в его мягко светящиеся глаза, стоило увидеть его легкую улыбку, как ее сердце сжималось от непонятного, до боли приятного, но очень опасного, посему и пугающего чувства. Она делала все возможное, чтобы отгородиться от него, но он с невероятной легкостью разрушал все ее барьеры.

Наевшись досыта, Ник заулыбался шире и стал махать руками, желая поиграть. Эмили поставила на стол тарелку с опустевшим молоком, ложку и салфетку, и снова повернулась к малышу. У нее было тяжело на сердце, но она должна была выйти в общую столовую, где предстояло пообедать ей самой. И снова мысль о том, что она увидит дядю Ника, услышит его бархатистый низкий голос, получит возможность заглянуть в опасные глаза, невероятно взволновало её. Так, что сердце стало биться неровно, а руки слегка дрожали, когда, сменив пеленки и взяв Ника на руки, она всё же вышла в гостиную.

И снова к ее большому удивлению Габриел не сидел за столом, а ждал ее у дверей. Заметив ее, он выпрямился и подошел к ней. И снова у Эмили гулко забилось сердце, когда он оказался так близко от нее. Боже, почему она позволяла своему сердцу совершать такие стремительные пробеги?

— Ты закончила? — спросил он, глядя на нее своими задумчивыми теплыми глазами.

Когда он так смотрел на нее, она не могла ответить ему грубо, резко. Она вообще не могла сделать хоть что-то, что помогло бы ей защититься от него. Или обозлить его. Эмили ужасно боялась доброты мужчины. Его доброты!

— Да.

— Тогда пойдем кушать, я ждал как раз тебя. — Когда Эмили вновь удивленно посмотрела на него, он сделал то, что она ожидала меньше всего. Он незаметно взял с ее руки Ника и веселым голосом добавил: — Я подержу этого шустрика, пока ты покушаешь, иначе он будет все время отвлекать и мешать тебя. А тебе нужно как следует покушать. Ты и так слишком худая.

Разинув рот, она смотрела на широкую спину человека, который с веселой улыбкой удалился от нее. Как он посмел сделать ей такое личное замечание! С какой стати ему замечать ее худобу! Она вовсе не худая, хотелось бросить ей, но Эмили не смогла произнести ни слова. Растерявшись окончательно, она медленно подошла к круглому накрытому столу, за которым сидел седовласый хозяин дома. Его милая супруга стояла рядом и с улыбкой посмотрела на Эмили.

— Присаживайтесь, дорогая. Я приготовила баранину с особым соусом. Надеюсь, вам понравится.

— Благодарю вас, вы так любезны, — проговорила Эмили ровным голосом, хотя внутри у нее все дрожало, когда Габриел отодвинул для нее стул и, удерживая одной рукой племянника, другой помог ей сесть. Он действительно был обходительным мужчиной. И снова Эмили ощутила искреннюю благодарность к нему, но постаралась ничем это не выдать. — Как замечательно пахнет!

Габриел присел рядом с ней.

Хозяйка дома, миссис Броуди, улыбнулась еще шире.

— Вы должны попробовать всё, — с энтузиазмом сказала она. — Скоро будут готовы мои кукурузные лепешки. Мой муж говорит, что они самые вкусные во всем графстве.

Ее супруг с любовью посмотрел на нее.

— Так и есть, моя дорогая. Так и есть.

Миссис Броуди повернулась к своим гостьям и взглянула на этот раз на Ника.

— Какой у вас красивый сынок! И глаза как у папы…

Веселое выражение лица Габриеля вдруг исчезло. Он помрачнел, будто всякий раз утверждать обратное, становилось для него всё более трудным испытанием.

— Это не мой сын, — наконец произнес он, подтверждая мысли Эмили, которая внимательно следила за ним. — Ник мой племянник.

— Да? — Миссис Броуди была искренне удивлена. — Он очень похож на вас.