Он вдруг встал на колени и подался ближе к ней. Глаза их были по-прежнему на одном уровне. Габриел поднял руку и коснулся ее лица. Эмили застыла, затаив дыхание. Она не могла пошевелиться. У нее путались мысли, она должна была хоть что-то сказать, но не знала, что…

Прическа ее была почти разрушена, но пара шпилек оставались в густых волосах. Габби запустил пальцы в эти восхитительные волосы и, сделав пару движений, освободил оставшиеся в плену локоны. Густая масса упала ей на плечи и спину. Свет от свечей и камина выхватил в них самые огненные и яркие пряди. У Габби перехватило дыхание от волшебного видения, которое открылось его жадному взору. Он и позабыл, сколькими оттенками умели переливаться ее невообразимо прелестные рыжие завитки. Боже, какая она была красивая!

Эмили сидела так близко, так покорно, и он мог так легко прикоснуться к ней. Страх и волнение медленно сменились более земными, острыми и неотвратимо влекущими чувствами. Пропуская между пальцами эти шелковистые пряди, Габби посмотрел на застывшую девушку, отчетливо понимая, что сейчас должно произойти.

— Ты ведь знаешь, что я не обижу тебя? — тихо спросил он, глядя ей в глаза.

Эмили едва могла дышать, остро чувствуя прикосновение его руки, тяжесть его потемневших серебристых глаз.

— Да… — прошептала она, обнаружив, как медленно двигаются губы.

Он обхватил рукой ее затылок и стал медленно привлекать ее к себе.

— Ты знаешь, что у тебя самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел? Ты не должна закрывать их. Никогда… — Подняв другую руку, Габби обхватил её нежную щеку. — И у тебя самые восхитительные волосы на свете.

Эмили потрясенно посмотрела на него. Сотни жгучих воспоминаний нахлынули на нее так стремительно, что сердце сжалось от мучительной боли. Срывающимся голосом она едва слышно спросила:

— Ты… ты на самом деле так считаешь?

Боже, неужели былые сомнения до сих пор терзали ее? Неуверенность, прозвучавшее в ее голосе, вкупе с отчаянным желанием поверить в то, что это так, сдавили ему грудь. Как она могла столько лет прожить с такой боль?

— Я ведь говорил тебе об этом еще тогда, семь лет назад, — глухо промолвил Габби, прижимая ее к себе, — когда попросил локон твоих волос на память. Но почему-то ты забыла об этом.

То, с каким сокрушительным сожалением он сказал это, заставило ее сердце медленно перевернуться в груди. Потому что Эмили наконец убедилась в том, что он помнил её. И не забыл ту встречу! Он не забыл то, что произошло много лет назад, и говорил об этом так, будто это что-то значило для него!

Как он мог решить, будто она позабыла о той встречи?! Ведь это значило для нее так много! Это значило почти всё!

Она хотела возразить ему, но не смогла произнести ни слова. Его светловолосая голова стала опускаться к ней. Сердце вдруг замерло, когда она поняла, что он собирается поцеловать ее. Он смотрел на нее таким же опасно-обжигающим потемневшим взглядом, как и в экипаже. И внезапно Эмили признала себе, что хочет этого. Желает этого больше всего на свете. Хотя бы один раз понять, что же такое настоящий поцелуй.

Их губы были совсем близко. Он посмотрел ей в глаза, словно бы убеждаясь, что это нужно ей так же сильно, как и ему.

А потом он накрыл ее губы своими.

Габриел, наконец, поцеловал свою Эмили!

Это было невероятно. Ему пришлось перенести семь лет одиночества, семь лет неизвестности, терзаний и несколько трудных дней рядом с ней, чтобы иметь, наконец, возможность припасть к ее губам. У него кружилась голова и дрожали ноги. Он остро чувствовал аромат сирени, который заполнил каждую клеточку его тела. Тело, которое напряглось в сладостном ожидании.

С безмолвной готовностью Эмили прижалась к широкой груди, позволяя ему обнимать себя. Руки ее сами собой потянулись к нему и обхватили его за пояс. Как давно она мечтала обнять его! Как давно она хотела, чтобы он сам обнял ее!

Ее пронзили сотни новых, неизведанных до селе чувств. Страх и неуверенность медленно сменились сладкой истомой, когда его губы еще теснее прижались к ней, медленно узнавая, пробуя и изучая ее. В груди расползалось нечто непонятное, теплое и безумно желанное. Эмили позабыла обо всем на свете, ощутив в себе неодолимый порыв следовать этому, принять от него то, что мог дать ей только Габриел. Глаза ее медленно закрылись. Дыхание замерло в горле.

У него оказались нежные, предупреждающие, но в то же время решительные и твердые губы. Он познавал ее уста с медлительной настойчивостью, от чего странный жар стал расползаться по всему телу. Контролировать себя становилось всё труднее, но Эмили не обратила не это внимания, всецело сосредоточившись на движениях его губ.

Мягкий язык осторожно дотронулся до ее сжатых губ и очертил их контур, словно бы прося о чем-то. Уговаривая сделать что-то. По телу прокатилась блаженная дрожь, принося с собой неизъяснимое, тайное удовольствие. Эмили не понимала, что с ней происходит, но это так сильно влекло ее, что она не могла устоять. Едва дыша, она раскрыла свои уста, и он тут же воспользовался этим. Его горячий язык с потрясающей откровенность и с величайшей нежностью скользнул к ней в рот.

Эмили и не подозревала, что такое возможно. Что дозволено подобное интимное прикосновение. Она задохнулась от тех чувств, которые тут же набросились на нее. Габриел теснее прижал ее к себе и еще глубже погрузил свой язык, заставляя ее вздрагивать от упоения и головокружительной радости.

Это было так странно. И так невероятно: касаться его языка своим. Позволять себе такое! Но в этом было и некое таинство, которое она никогда прежде не знала. Которым могла бы поделить только с ним. С раскрытыми устами она могла наиболее полно познать его тепло, его силу. Его самого. Своего Габриеля.

Тихий стон сорвался с ее губ. Стон, который поразил их обоих. Стон, который стал переломным моментом.

Полуразбуженная сотнями неизведанных доселе чувств, Эмили вдруг захотелось нырнуть в эти ошеломляюще сладкие ощущения, которые затаились в самых сокровенных глубинах ее сознания и тела. Которые так щедро дарил ей Габриел, юноша из ее прошлого, превратившийся в невероятно красивого, смелого, сильного и такого страстного мужчину.

Мужчина, который показал ей совершенно другую сторону жизни. Другую грань характера и натуры мужчины. Совершенно другой вид прикосновений. Удивительно, как ей это было необходимо!

Чем дольше он целовал ее, тем больше она растворялась в поцелуе, который становился всё более жарким и завораживающим. С мучительной дотошностью он заставлял ее чувствовать каждое прикосновение своих губ, каждое движение языка. Откровенно изучая ее, он призывал её поступить так же. Эмили ощущала на своей щеке тепло его дыхания. Под пальцами все больше напрягались его железные мышцы. Она так невероятно полно чувствовала его рядом с собой!

Это были самые дивные, самые волшебные мгновения в ее жизни!

Оттенок поцелуя стал постепенно меняться, воспламеняя еще больше. Габриел буквально испивал ее губы, втягивая их к себе в рот, и одновременно побуждал ее делать то же самое. Эмили не могла больше сдерживаться, не могла остаться безучастной к тому, во что он вовлекал ее. Обняв его покрепче, она вдохнула его терпкий, мужской запах, и, наконец, ответила ему, сомкнув свои губы вокруг его губ. И услышала, как он глухо застонал.

Габби ошеломил ее робкий отклик. Он не мог в это поверить, но мало того, что она позволила ему обнять себя и обняла его в ответ. Она поцеловала его по собственному желанию! Поцеловала потому, что захотела этого. Потому что это было нужно ей почти так же, как ему.

— Эмили, — прошептал Габриел, чувствуя, как его настойчивая потребность в ней перерастает в жгучее желание. Он хотел просто поцеловать ее, но все благие намерения тут же разлетелись на мелкие осколков. Он был сражен ее уступчивостью и доверием! Медленными поглаживаниями пальчиков по его спине. С потрясающей легкостью она воспламенила его, даже не подозревая об этом. У него так сильно колотилось сердце, что могло разорваться в любую секунду. Он отпустил ее губы, мягко скользнул по подбородку и прижался к нежной коже ее шеи. Боже, у нее была самая нежная и бархатистая кожа на свете! — Эмили…

Она буквально таяла у него в руках. Запрокинув голову назад, Эмили наслаждалась движением его горячих губ, которые дарили ей неизъяснимо сладостное удовольствие. В груди расползалось нечто чарующее и чудесное. То, что окрасило мир миллионами ярких цветов. Она издала очередной сдавленный стон, когда его губы прижались к одиноко бьющейся жилке на ее шее. Его язык прошелся по бледно-голубой полоске, словно бы успокаивая и в то же время разжигая ее. Эмили едва могла соображать, пытаясь сохранить дыхание и не потерять себя в новых ощущениях, которые с пугающей стремительностью надвигались на нее.

Он приподнял голову и снова завладел ее губами, на этот раз более настойчивым, еще более глубоким поцелуем. Она не сопротивлялась и прильнула к нему в ответ, встретив горячий напор его губ. И это поразило его в самое сердце. Будто она только что поняла, что не может жить без его поцелуев. Габриел застонал от оглушительной дрожи, которая сотрясла все его тело, потому что сам он не представлял, во что превратиться его жизнь без её поцелуя.

Еще никто никогда не целовал ее, если не учесть грубые притязания Найджела. Эмили никогда не думала, что губы мужчины могут быть такими нежными, такими мягкими и такими приятными. Никогда бы не посмела мечтать о том, что ей самой будет приятно прикасаться к мужским губам. Что ей захочется продлить эти чарующие мгновения, задержать на себе эти самые губы. Что это принесет ей столько радости, столько щемящего восторга…

Ей вдруг захотелось заплакать, потому что зарыдало ее сердце. От того, что она была лишена не только простых человеческих объятий, но и возможности поверить в чудо поцелуя. От того, что это было самое удивительное переживание в ее жизни.

Габриел мог бы вечно целовать ее, если бы не нащупал пальцами нечто влажное на ее щеке. Он вдруг застыл, поняв, что она плачет, и с колотящимся сердцем, превозмогая желание снова приникнуть к ее губам, он поднял голову и посмотрел на нее. И был ошеломлен тем, что увидел. Впервые в жизни он целовал девушку, которая плакала от его поцелуя.

— Эмили, — молвил он, вглядываясь в это необыкновенно красивое и самое грустное лицо на свете. Ее губы раскраснелись и опухли от его поцелуев. Она дышала тяжело и прерывисто. Он чувствовал ее дыхание, легкий аромат сирени, который он никогда уже не забудет. Но он всё смотрел на ее бледные щеки, по которым текли слезы. — Эмили, я сделал тебе больно?

Только когда он вытер ее слезы, Эмили с ужасом осознала, что на самом деле заплакала. Ей захотелось провалиться сквозь землю. Как он мог причинить ей боль? Он никогда не было на это способен. И как она могла объяснить ему, что он дарил ей то, чего она была лишена всю свою жизнь? Чего ей хотелось больше всего на свете. Она вдруг почувствовала желание прижаться к его широкой груди и заплакать от обиды и боли в сердце. Эмили не представляла, что когда-нибудь поцелуй мужчины будет ей так дорог, но поцелуй Габриеля перевернул всю ее жизнь.

Теперь она была полностью беззащитна перед ним. Перед той болью, которая могла причинить ей новая жизнь, в которой появился Габриел.

— Габриел… — прошептала она, на секунду прикрыв глаза. — Мне никогда не было больно из-за тебя.

Его потрясло ее тихое признание. Это было больше того, на что он мог претендовать. Ее слова значили для него все. Габриел вдруг застыл, ощутив давящую боль в груди. И внезапно все понял!

Ее никто никогда не целовал! Ей было шестнадцать, когда над ней было совершено непростительное насилие. Она сторонилась любых мужских прикосновений. Но она доверилась ему! Позволила ему прикасаться к себе. А теперь обняла и поцеловала его сама. Она разрешила ему то, что не было дано никому! Это могло бы вскружить ему голову, если бы мрачные мысли не вытеснили их. Грудь вдруг пронзила такая мука и нежность одновременно, что он почувствовал себя самым беспомощным человеком.

— Ты самая восхитительная девушка на свете, — прошептал он, заглянув ей в глаза.

Эмили медленно убрала от него свои руки. Она не доверяла себе. Его слова так много значили для нее, что она могла совершить еще большую глупость. Она хотела бы вечно сидеть здесь вот так рядом с ним, обнимать его и чувствовать исходившее от него тепло. Но это было так опасно.

Вчера он заявил ей, что она не преступница, а сегодня целовал так, что не мог оторваться от нее, целовал так, будто не мог сделать ничего другого. Она могла довериться ему, но не имела права забывать о реальности, которая снова должна была разлучить их.

— Я ведь преступница… — в который раз напомнила она глухим голосом, дрожа всем телом от жуткого холода, в который обернулась временная сладость.