Как странно. Зачем носить такое кольцо? Эмили склонилась ближе, чувствуя необъяснимое волнение, и вскоре обнаружила, что камень прозрачный. Бледно-желтый цвет ему придавало то, что лежало внутри. Сердце забилось быстрее. Отодвинув камень в сторону еще больше, Эмили заглянула в маленькую щель. И обомлев, дрожащими пальцами вытащила на тоненькой нитке перехваченный локон рыжих волос.

У нее чуть не остановилось сердце, когда она в полной мере осознала, чьи это волосы. Переведя на безмятежное лицо Габриеля полные слез глаза, Эмили почувствовала, как у нее переворачивается душа. Она медленно осела на матрас рядом с ним.

Это были ее волосы! Ее локон волос, который она подарила ему семь лет назад. И он, как и обещал, сберег его до сегодняшнего дня и постоянно носил с собой в перстне.

Она не могла дышать. Эмили не могла перестать смотреть на него. Он был нужен ей. Господи, он был так нужен ей! Нужен больше всего на свете! И если она раньше отмахивалась от своих чувств, то теперь собиралась сделать все возможное, чтобы он проснулся. Чтобы еще раз увидеть его мерцающие глаза. Чтобы еще хоть бы один раз почувствовать прикосновение его губ. Еще раз оказаться в его объятиях… Еще немного побыть с ним, пока их не разлучили.

Ее Габриел! Сберегший локон рыжих волос!


Глава 14

Душераздирающие стоны сводили его с ума. Он снова попал в ад, из которого невозможно было выбраться. Место, где на медленном огне поджаривали его душу.

Это началось очень давно. В ту ночь, когда погибли родители. Габриел лишился не только любящей матери и обожаемого, авторитетного отца. Он потерял часть своей души, стал полон наполовину. И зияющая пустота, c которой был приговорен жить навечно, с дотошной регулярностью жестоко и беспощадно напоминала о себе. Мрак стал его миром, в котором он погряз по горло.

День убийства родителей стал начальной точкой. Узнав об этом, Габби в тот же вечер провалился в глубочайший сон и увидел родителей. Все было настолько реалистично, что Габби немного даже испугался. Ему снились улыбающиеся мама и папа, едущие в карете… Потом все резко изменилось, кто-то оказался рядом с ними. Отца вытащили из кареты… Габби видел, как человек с повязкой на лице достает нож. Нож, которым он быстро провел по шее отца, оставив багровый след. Мать бросили на землю. Один из нападавших навалился на нее, задрал ей юбки… Она кричала и рыдала, а тот лежал на ней и пыхтел…

Позже, когда Габби понял, что на самом деле с ней сотворили те мерзавцы, это потрясло его до глубины души. Он не знал, как оправиться от этого, как жить с этим дальше. Эти картины остались с ним навсегда. С той самой ночи.

Пробыв в забытье долгих два дня, Габби проснулся на третий и не знал, как смог увидеть эту вопиющую картину. Быстрый стук сердца, казалось, должен был оглушить его. Еле двигаясь на ватных ногах, он спустился вниз по лестнице, чтобы рассказать все Кейт. Он был уверен, что рассудительная, мудрая и всегда собранная сестра поможет и успокоит его.

Он оказался за приоткрытой дверью библиотеки. Внутри находились Кейт, Тори и кучер, которому удалось сбежать с того рокового места. Сестры тихо плакали, пока кучер рассказывал им все то, что произошло на дороге. Габби побледнел, как полотно, когда обнаружил, что кучер в точности пересказывает его сон.

Видение! Это было видение. Жестокое, грубое, невероятное видение убийства его родителей! Габби был напуган до смерти. Он не знал, что делать и как быть. Не знал, у кого просить помощи. Сестры были раздавлены произошедшим, он не хотел причинять им еще большую боль или пугать. Он убежал обратно в свою комнату, спрятался в гардеробной и, дрожа всем телом, бледный и голодный, думал, как справиться с этой бедой.

Тогда ему было десять лет!

Затем видения резко исчезли.

Снов не было на протяжении целого месяца со дня смерти родителей. Габби решил, что всё прошло, что это был просто ужасный и непонятный момент в его жизни. Но однажды видения вернулись. Произошло это вечером, когда он ложился спать. Он буквально свалился в кровать и лежал так до самого утра. Родные полагали, что он просто заснул, но его парализовало. Он не мог двигаться. Габби беспомощно лежал в своей постели и видел одну страшную картину за другой. При этом он был сторонним наблюдателем. Ничего не мог поделать. Ни вмешиваться, ни говорить. Лишь молча наблюдать за тем, как с его близкими происходили ужасные вещи. Как Кейт упала и поранила руку… Как Тори скатилась по лестнице… Как Алекс одевают очки… Все это уже когда-то происходило… Прошлое…

Затем его резко бросило в будущее. Он видел то, что должно было произойти. На что он не мог повлиять. Что не мог остановить. Проснувшись в следующий раз, Габби осознал, что это никогда больше не отпустит его. Он видел прошлое и будущее. Эти припадки отнимали все его силы, потому что после пробуждения долгое время он не мог даже пошевелиться, стараясь восстановить дыхание и сбросить с себя оцепенение.

Когда же Габби полностью пришел в себя, он осознал, что проклят. Об этом никому нельзя было говорит. Потому что это никто не мог исправить. Никто не мог бы ему помочь…

Теперь он был напуган гораздо сильнее. Габби знал, что не сможет скрывать это от чуткой и остро чувствующей их Кейт, проницательной Тори, наблюдательной Алекс и обеспокоенных дядю и тетю. И тогда он принял решение уехать из дома. Это был единственный выход. Сестры едва оправились от смерти родителей, и он не имел права взваливать на них еще и свою болезнь. Единственное место, куда он мог уехать в своем возрасте, была школа. Габби сказал, что дом слишком сильно напоминает родителей. Ему нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что ни мама, ни папа больше не войдут в эти двери. Только после этих слов Кейт согласилась отпустить его, плача прижимая его к своей груди. Габби было невыносимо больно оставлять сестер, но у него не было выбора. Он должен был уберечь их от своего проклятия. Он должен был думать прежде всего о них.

Иногда даже в десять лет жизнь можно понять так глубоко и полно!

Он уехал в Итон, но видения последовали за ним. Габби научился распознавать симптомы, их приближения. Они настигали его, когда он был особо уставшим, эмоционально истощённым и когда адски начинала болеть голова. Происходило это по вечерам, что и давало ему возможность скрывать их, притворяясь, спящим.

А потом однажды он увидел свои похороны. Это были самые ужасные и пугающие видения. Он лежал в черном гробу во дворе их деревенской часовни. Сестры рыдали, склонившись над его телом. Они что-то говорили, но Габби не слышал их. В своих снах он не слышал ничего, кроме душераздирающих криков, нечеловеческих стонов и жуткого завывания ветра, от которого стыла кровь. Габби понял, что раз всё увиденное им исполняется, то и его собственная смерть не за горами. Он не знал лишь, от чего она наступит, и когда. Он просто ждал.

С годами Габби сумел извлечь даже некую пользу из своих видений. Он стал изучать многочисленные трактаты древних врачевателей, чтобы найти причины своей болезни. Ради этого ему удалось выучил арабский язык, но даже поездка в страну арабов не помогла ему. Один восточный мудрец, живший в пустыни в небольшой палатке, где он приютил на время Габриеля, которого укусил скорпион, сказал, что нужно научиться принимать свои видения, иначе они когда-нибудь поглотят его.

— Это не проклятие, — говорил он, глядя на Габриеля черными глазами. — Если ты будешь относиться к ним, как к проклятию, они действительно станут таковыми.

— Но… Но как же мне их воспринимать, если они отнимают у меня всё? — в отчаянии воскликнул Габби.

Старик внимательно посмотрел на него.

— Воспринимай это как дар, ведь тебе дана уникальная возможность видеть то, что не может видеть почти никто. Попытайся своими видениями помогать тем, кому грозит опасность. Используй его на благо, и тогда твоя душа обретет покой.

Старик вылечил его от укуса скорпиона и отпустил с новыми знаниями. Габби чувствовал себя так, будто заново родился. В сущности так оно и было, потому что Габби стал по-другому относиться к своим видениям. И однажды понял, что поступил правильно, когда обнаружил, что Нику грозит опасность.

Доведя себя до крайней точки, он впал в забытье и увидел маленький коттедж на окраине незнакомой деревни. Габби знал точно, где найти Ника, когда похитили малыша. В тот день он уверовал, что его проклятие действительно превратилось в нечто, похоже на дар, которым он теперь мог помочь своей семье.

Осознание этого немного успокоило его, но не до конца, потому что впервые после возвращения домой ему снова приснились его похороны.

Габби застонал медленно приходя в себя. Эти жуткие и до мельчайшей степени знакомые видения полностью истощили его, лишив почти всех сил. Он чувствовал себя опустошенным и раздавленным. Самое тяжелое после видений было пробуждение, от которого он безумно устал. Габби прогнал от себя дурные мысли, испытывая мучительную жажду. Он открыл глаза, чтобы попытаться найти стакан с водой, но перед глазами возник до боли знакомый, ставший невероятно родным образ божественно прекрасной девушки с распущенными золотисто-рыжими волосами и сияющими изумрудными глазами. Габби едва мог дышать после того, как проснулся, а увидев ее, и вовсе перестал дышать. Всё, что он смог сделать, это выдохнуть одно спасительное, дорогое, бесценное имя:

— Эмили…

Ее глаза чуть потемнели от его шепота. У Габриеля стало тесно в груди. Эмили… Его Эмили… Как часто он пытался увидеть ее в своих видениях, сколько раз он доводил себя до готового состояния, но не добивался абсолютно никакого результата. Он хотел знать, где она, что с ней, как она. Но из всех людей во всей вселенной он не мог видеть только Эмили. Это не поддавалось объяснению. Габби боялся, что потерял ее навсегда. Что лишился последней возможности еще раз заглянуть в эти мерцающие пронизывающие его насквозь зеленые глаза.

Но сейчас она была рядом с ним. Сидела на его кровати и смотрела на него так мягко, что у него заболело сердце. Габби вдруг вспомнил, что произошло до его приступа. Похитители Ника, нападение, выстрелы… Затем полутемная комната, разговор Эмили, ее брат, задумавший с дядей отомстить Себастьяну и…

Ему показалось, что сердце остановилось в груди. И сжалось от такой мучительно боли, что закружилась голова. Готовые охватить его чувства была сокрушительными и неконтролируемыми. Он должен…

— Как ты себя чувствуешь? — ласково спросила она, вдруг коснувшись его лба и убрав прядь мешавших ему волос.

Этот жест потряс Габби до глубины души, потому что впервые она по собственной воле притронулась к нему.

— В-воды… — пробормотал он шершавым как галька голосом.

— Конечно, — быстро кивнула она, взяла стакан со стола, стоявшего рядом, подложила руку ему под голову, помогая приподняться, и прижала холодное стекло к его губам.

Габби пил, не ощущая ничего. Он вдруг понял, как ему важно, что именно она находилась сейчас рядом с ним. Впервые в жизни, после пробуждения, он видел нечто прекрасное, и не хотел, чтобы оно исчезло. Это придало ему силы и желания проснуться до конца. Встать навстречу новому дню. Ему было больно даже глотать, но он выпил все содержимое стакана, потому что это помогло пробудиться. Закончив, он откинулся на подушки и закрыл глаза, пытаясь отдышаться, потому что на это ушли почти все его силы.

Эмили снова присела возле него. Габриел чувствовал на себе ее обеспокоенный и озадаченный взгляд. Он знал, что она гадает, что с ним произошло. Ему почему-то было безумно важно то, что ей было дела до него.

— Как ты себя чувствуешь? — снова послышался ее тихий взволнованный голос.

Габби сделал глубокий вдох, чтобы прочистить голову.

— Скоро… мне станет… лучше, — более связанно, но уклончиво ответил он, не открывая глаза.

Она сидела совсем тихо, а потом едва слышно спросила:

— Что произошло?

Габби слышал страх в ее голосе, но как он мог объяснить ей, что с ним произошло? Как мог признаться в том, что он проклят и безнадежно болен? И что совсем скоро умрет? Как он мог напугать ее подобными признаниями? Габби медленно открыл глаза и посмотрел на нее.

— Который сейчас час?

Очередное нежелание отвечать на ее вопросы ужасно обидело ее, он видел это по тому, как потемнели ее глаза и как нахмурились ее золотистые бровки.

— Три часа дня, — грустно ответила она.

Как он и боялся, приступы стали длиться дольше, грозя овладеть им окончательно. Габби ощутил бы ужас, если бы рядом не было Эмили, которая буквально вытаскивала его из мрачной бездны.

— Как ты? — тихо спросил он, чувствуя, как нежность заполняет его грудь, разливается по всему телу, принося какое-то странное освобождение от мрака.