С ним снова что-то происходило. Она чувствовала, как он дрожит. И внезапно отчетливо поняла, что он боится ее. И едва сдерживает себя, чтобы, по его мнению, не обидеть ее как вчера. Сердце дрогнуло в груди, когда Эмили повернула голову и посмотрела на его напряженное лицо. На широкий лоб, на котором выступила испарина. С безграничной нежностью она провела рукой по его щеке и обхватила его лицо своими ладошками, заставляя взглянуть на себя.

— Габриел, я не смогу жить дальше, если еще хоть бы раз не поцелую тебя, — призналась она, глядя ему прямо в потемневшие от сотни различных эмоций глаза.

Он вдруг замер под ней. Руки застыли на ее спине. Он долго смотрел на нее, а потом хрипло проговорил:

— Душа моя, я умираю от желания исполнить твою просьбу… Но я не хочу пугать тебя.

— Ты никогда не пугал меня. — Она положила палец ему на подбородок. На его знаменитую ямочку. — Ты был и остаешься единственным человеком, которого я хотела, хочу и буду хотеть целовать.

Габби подумал, что сейчас его сердце разоврется в груди. От радости. Облегчения. Это признание разрушило почти все сомнения, все страхи и боль. Остались отчаянная, непереносимая нежность к ней. И любовь. Габриел вздрогнул и на секунду прикрыл глаза, сделав глубокий вдох. Господи, он любил ее! Любил так, как не любил ни одного человека, ни одну женщину прежде! Ему казалось, что он нашел вторую половинку своего сердца. Потерянную часть своей души. Будто всё теперь стало предельно ясно. Всё стало на свои места. Как можно было не любить Эмили? Ту самую Эмили, которая рассказывала ему о приметах всех графств…

Габриел сделал очередной глубокий вдох. И втянул в легкие новый воздух новой жизни.

Эмили было не по себе от его долгого молчания, но он наконец открыл глаза. В них было что-то такое, что заставило ее сердце сжаться от боли. И еще большей нежности к нему. Как будто в нем что-то изменилось. Что-то успокоило его и расслабило его тело. Потом он осторожно прошелся по ее спине своими теплыми ладонями и прижал ее к себе. Одна рука его поднялась выше и отвела в сторону прядь рыжих волос.

— Душа моя, я готов целовать тебя до тех пор, пока могу дышать. Пока тебе нужны мои поцелуи…

— Они нужны мне, — с безграничным облегчением заверила Эмили, подавшись вперед, ощущая на щеке его теплое дыхание. — Боже, мне нужны все твои поцелуи!

— Я отдам их тебе, все до единого. Но взамен попрошу все твои.

— Они твои, все до единого…

Положив руку ей на затылок, он притянул ее голову к себе и, наконец, овладел ее губами. Она раскрылась ему навстречу, издав тихий стон. И весь мир взорвался, потому что Габби понял, что не отпустит ее до тех пор, пока не возьмет каждый ее вздох, каждый стон, каждый поцелуй. Каждое биение сердца. До конца жизни.

Ее губы были мягкими и покорными. Габриел разжал их и углубил поцелуй, чувствуя, как кровь шумит в ушах, как ее тело начинает двигаться над ним, сводя с ума. Господи, он мог не вытерпеть уже сейчас. Поэтому, чтобы хоть немного ослабить давление ее тела, он медленно перевернул ее на спину, уложил на одеяло и прижался к ней, готовый поглотить ее целиком. Но он должен был сдержаться. Должен был показать ей каждую грань открывающегося перед ней удовольствия и не напугать ее.

Эмили было непривычно чувствовать на себе большое, сильное тело, но пока губы Габриеля с головокружительной настойчивостью изучали ее, пока по груди разливалось знакомое и такое необходимое тепло, она не хотела думать ни о чем, кроме него. И снова упоительное чувство восторга охватило ее от жарких поцелуев Габриеля. Он умел доводить ее до того состояния, когда она с охотой переступала грань между реальностью и волшебством. Она тянулась к нему, с трудом переводя дыхание, обнимала сильные плечи, чувствовала железные, напряженные мышцы под тонкой тканью рубашки. Она очень хорошо помнила, какая у него нежная и горячая кожа. Она очень хорошо помнила, как прикасалась к нему вчера. И как ей хотелось сделать это снова.

Когда Габби понял, что скоро задохнется от поцелуя, потому что она почти овладела этой наукой, он застонал и отпустил ее губы. И стал покрывать поцелуями ее щеки, лоб, закрытые глаза, прошелся губами по подбородку и спустился ниже, а потом прижался языком к отчаянно бьющейся жилке.

— Габриел, — сорвалось из ее уст.

Эмили неосознанно выгнула спину, чувствуя, как сладкая дрожь пробирает ее насквозь, не позволяя быть бесчувственной и неподвижной к его прикосновениям. Не сказав ничего, он опустился ниже и поцеловал впадинку у основания ее шеи, а потом языком прочертил ее контуры. Эмили зажмурилась, пытаясь удержать в горле очередной рвущийся наружу стон.

— Эмили, — прошептал он, нависнув над ней.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Габби понимал, что на этот раз одними поцелуями ничего не закончится. Она хотела этого, она собиралась бороться за это, и он собирался помочь ей преодолеть все страшные барьеры. Поцелуи были хорошим началом. Это отвлечет и успокоит ее от прошлых воспоминаний. Поэтому, подавшись вперед, он снова завладел ее губами неистово-страстным, мучительно-долгим поцелуем до тех пор, пока она не издала слабый стон. Пока он не понял, что она находится во власти сильнейших чувств.

Только тогда он позволил своей руке лечь на вздымающийся холмик.

И снова она замерла, как вчера. Но это продлилось недолго. Габби не переставал целовать ее, в то время как пальцами нежно поглаживал чуть напряженный сосок. Эмили замерла, оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на плече. А потом до него донесся ее отчаянный шёпот:

— Это Габриел… Габриел…

Ему показалось, что на него рухнула вся тяжесть вселенной. Снова все было тщетно. Он дрожал от желания, покрылся испариной и был так тверд там внизу, что мог взорваться в любую секунду. Но он должен был остановиться. Ради Эмили он готов был сделать абсолютно всё, лишь бы не подвергать ее тому испытанию, к которому она не была готова. Он не мог причинить ей такую боль. Поэтому убрал свою руку от ее груди.

Приподнявшись на локте, он шершавым, как галька голосом молвил:

— Нам нужно остановиться.

— Нет! — с еще большим отчаянием произнесла она, вцепившись в него. — Прошу тебя, милый, не отпускай меня. Я не хочу…

— Эмили, — выдохнул он сокрушенно, зарывшись лицом в шелковистые волосы. У него заболело сердце. У него сжимались всё внутренности. Он мягко обнял ее. — Я не перенесу, если причиню тебе боль…

— Я знаю!

— Тогда отпусти меня.

— Не могу.

Габриел сделал глубокий вдох, чтобы прояснить сознание. Чтобы немного прийти в себя и решить, что им делать дальше.

— Ты еще не готова…

— Если ты отпустишь меня сейчас, я никогда не буду готова к этому. — Эмили прижалась губами к его шее и тут же почувствовала, как он вздрогнул. — Я хочу пройти это с тобой до конца. Только с тобой!

Если до этого у него болело сердце, теперь заныли все кости. Он так сильно любил ее, что запершило в горле!

— Душа моя, — сдавленно молвил он, погладив ее волосы. Господи, она была права! Только так она могла бы победить свое прошлое! И он должен был помочь ей во что бы то ни стало! На этот раз Габриел должен был сделать все возможное, чтобы она испытала совершенно другие чувства. — Ты ведь знаешь, что произойдет между нами?

Она медленно кивнула, продолжая крепко обнимать его за шею.

— Д-да…

— Эмили, то, что произойдет сейчас, то, что я хочу разделить с тобой, это самое чарующее волшебство на свете. — С ней это действительно будет волшебно. Габриел стал медленно целовать ей шею, чтобы отвлечь и расслабить. Почувствовав, как прежняя дрожь от его прикосновений снова возвращается к ней, он приподнял голову. — Душа моя, посмотри на меня.

Эмили подчинилась и открыла глаза, всем сердцем желая этого, доверяя ему и готовая к тому, что должно было произойти. Ведь только так она могла справиться с прошлым. Только так могла смыть с себя грязные прикосновения Найджела. Только Габриелю была дана власть освободить ее от ужаса и мрака.

Он вновь положил руку ей на грудь. Осторожно, нежно. Его серые глаза пристально смотрели на нее, когда он слегка сжал ладонь. Эмили уже готова была ощутить ужас и отвращение, но снова раздался до боли любимый голос.

— Ты чувствуешь мою руку?

Господи, она так хорошо чувствовала его руку!

— Д-да.

— Чья это рука?

— Т-твоя.

Он нежно погладил ей грудь, и к своему удивлению Эмили ощутила, как заныл чувствительный холмик, как затвердел сосок и уперся ему в ладонь.

— Тебе приятно, когда я прикасаюсь к тебе?

Его большой палец медленно прошелся по соску. И Эмили вдруг ощутила сладкую дрожь, прокатившуюся по всему ее телу, почти такую же, как во время его поцелуев. Пока он ласкал отвердевший сосок, внутри нарастало странное томление. И она сосредоточилась на этом неизвестном, но до боли приятном чувстве.

— Да, — едва слышно произнесла она, обнаружив, как обостряется всё внутри по мере того, как он все настойчивее ласкает ей грудь.

— Не думай о том, что это моя рука. Не думай вообще ни о чем, кроме собственного удовольствия. Я хочу подарить эту ночь тебе. — Опустив голову, он прижался губами к ее шее. — Я хочу, чтобы ты не чувствовала ничего, кроме удовольствия, которое я могу тебе доставить. Это очень приятно, поверь мне. Это восхитительно. Я хочу, чтобы ты тонула в блаженстве. Я хочу, чтобы ты получала то, что предназначено только тебе. — Он добрался до ее губ и подарил ей один из тех мучительно-долгих поцелуев, от которых у обоих участилось дыхание. — Разве тебе нехорошо, когда я целую тебя?

Эмили снова начинала плыть и таять. Нега и трепет снова охватили ее всю. Она запустила пальцы ему в волосы и посмотрела на него потемневшим взглядом, обдавая его жаром своего дыхания.

— Господи, Габриел, мне безумно приятны твои поцелуи!

— Думай о своем удовольствии. Сосредоточься на своих ощущениях. Слушай мой голос. — Он нежно улыбнулся ей и хрипло добавил: — И наслаждайся.

Его губы снова нашли ее уста. Боже, это было больше, чем обещание! Больше, чем ожидание. Это было всё то, что изменит ее, преобразит и очистит. Эмили прижалась к нему, готовая на все, что он только мог дать ей. И он давал ей, так точно, так щедро и с той неописуемой страстью, что Эмили снова не сдержала своего стона. Тогда, не переставая целовать ее, он развязал ленты на ее рубашки, просунул руку под тонкую ткань и накрыл на этот раз обнаженную грудь. Эмили вздрогнула и выгнула спину. Он быстро отпустил ее губы.

— Не бойся меня, — в отчаянии пробормотал он, пытаясь дышать. — Ради Бога, не бойся меня!

— Я не боюсь, — уверила его Эмили, думая только о его руке, о его горячем дыхании и движениях его пальцев, которые гладили ей грудь. И на этот раз не пришлось прикладывать усилий, чтобы делать это. Она начинала дрожать. Но именно от того, что делал с ней Габриел. Эмили прижалась к нему, ища у него защиты и помощи, и тихо добавила: — Я никогда не боялась тебя… Никогда.

Он снова накрыл ее уста.

И все изменилось. Теперь Эмили думала только о его прикосновениях. Только о его руках и губах, которые доставляли ей такое упоение, такое наслаждение, что хотелось плакать. Тело покрылось мурашками, она вся дрожала и льнула к нему, не понимая, что с ней происходит. Ей было жарко, так жарко, что тяжесть ночной рубашки стала мучить и терзать ее. Эмили казалось, что она лежит на невесомом облаке, которое порывистый ветер мчит с сумасшедшей скоростью. И было совершенно неважно, куда он приведет ее. Стал важен не пункт назначения, а сам полет. Сумасшедший, головокружительный.

Господи, ей нравилось плыть, пока вместе с ней плыл и Габриел!

Он целовал ее до тех пор, пока голова окончательно не затуманилась. Тогда он приподнялся и потянул вниз ее рубашку. Эмили не заметила, этого, охваченная жаром. Он снова склонился над ней, и горячие губы тут же прижались к заалевшей коже. Инстинктивно она выгнулась навстречу его губам. Сладкая нега прошлась от макушки головы до пальцев ног, когда он стал поглаживать ее своими руками, пока его губы изучали ее тело. Эмили закрыла глаза, умирая от удовольствия, которое он обещал ей доставить. И которое начало заполнять каждую клеточку.

Это было восхитительно. И даже больше того, чего она ожидала. Запустив пальцы в его золотистые уже взъерошенные волосы, Эмили прижала его ближе к себе. И чуть не подпрыгнула, когда его губы сомкнулись на отвердевшем соске.

— Боже, — выдохнула она со смесью удивления и страха.

И снова ничего кроме удовольствия это не могло не принести ей. Габриел быстро посмотрел на нее, и когда увидел, как закатились изумрудные глаза, убедился, что на верном пути. Господи, ему казалось, что он попал на пиршество, где предлагались самые изысканные блюда! Это было больше, чем пиршество. Он познавал тело своей Эмили. Он хотел отдать ей всего себя, без остатка. Невероятно, но как же волшебно, когда целуешь губы той, кого любишь, ласкаешь тело той, перед которой поклоняешься! Любовь преображала все! Он хотел ее с неистовой силы, но мог овладеть ею только в том случае, если это принесет радость и ей. И какого же была его безграничная радость, когда он обнаружил, что ей приятны даже его поцелуи на ее груди.