Она была идеальна! Идеальна с ног до головы. У нее была восхитительная, упругая и полная грудь, увенчанная розовыми сосками. К одному из таких горошин Габби и припал губами, воздав молитву богам за то, что это не напугало ее. Она боролась с собой, чтобы не застонать. Она не понимала, что стон — самое естественное, что может сейчас быть. Она гладила его по голове, не подозревая о том, что уже полностью отдалась во власти грядущей страсти. И Габби пообещал подарить ей то, что навсегда изменит ее. Что станет достойной наградой тому, что она доверилась ему.

Закончив с одной грудью, он накрыл ее ладонью и, поигрывая с влажным темным соском, захватил губами другой, услышав тихий стон Эмили.

— Боже мой… — Эмили не могла ничего поделать с собой, только стонать от упоения, которое охватило ее целиком. — Габриел…

Она не могла вместить в себе то, что накапливалось в ней, густело и уходило куда-то вниз, сосредотачивалось между ног и в какой-то неожиданный момент стало пульсировать, обостряя все чувства. Ей казалось, что ее тело становится тяжелым и воздушным одновременно. Эмили выгнула спину, не в силах справиться с этим напряжением, которое усиливалось благодаря усилиям и настойчивым ласкам Габриеля. Когда ей показалось, что она больше этого не вынесет, он вдруг вскинул голову и поднялся. А потом усадил ее на мягком одеяле и стащил через голову расстегнутую рубашку. Рыжие волосы взметнулись и огненным дождем упали ей на плечи и грудь.

Габриел смотрел на нее как завороженный. Никогда прежде он не видел ничего прекраснее обнаженной Эмили. Белая кожа, покрытая легкой испариной, блестела под светом камина. Манящая грудь выступила вперед, розовые вершинки отвердели и ждали очередного прикосновения. Узкая талия переходила в округлые берда. Стройные ножки покоились возле его ног.

Он был уверен, что даже находясь на смертном одре, старый и дряхлый, он закроет глаза и непременно увидит эту картину. Увидит любовь всей своей жизни! Габби ощутил, как еще больше напрягается и тяжелеет его тело. Он взял ее руки в свои и, глядя ей прямо в потемневшие изумрудные глаза, тихо попросил:

— Сними с меня рубашку.

Эмили снова плыла. На этот раз облако стало двигаться медленнее, давая ей времени отдышаться. Никогда бы она не подумала, что ей представиться такое, но, помня какой нежной была его кожа под пальцами, она захотела увидеть его всего. И глядя в серебристые глаза, чувствуя, как чаще забилось сердце, она вытащила полы его рубашки из-за пояса и стащила через голову, а потом бросила в сторону и затаила дыхание.

Казалось, он весь был сделан из золота. Золотистая кожа мерцала от падающего на него света из камина. Тугие мышцы резко обозначились под ней, доказывая, что он определенно часто любит разминаться и, возможно, играть не только в бильярд. Широкие плечи переходили в напряженную грудь, покрытую мелкими золотистыми волосками, которые узкой дорогой сбегали вниз по твердому животу. Эмили никогда бы не подумала, что ее может восхитить мужское тело. Но она не могла оторвать взгляд от тела Габриеля. Она подняла руку и положила дрожащие пальцы на его грудь. У него была на удивлении горячая кожа. Как она и помнила.

— Какой ты красивый! — выдохнула она, изучая его такое непохожее на нее тело.

Габби сжал зубы, чтобы сдержать себя и позволить ей делать все, что она захочет. Ему казалось, что по нему проводят раскаленным железом. Это была такая пытка, которую он не мог долго выдержать. И так и произошло. Терпение кончилось, когда она задела своими любопытными пальчиками его напряженный сосок. Издав полустон полурык, он обнял ее, прижимая к своей груди ее обнажённую грудь, опустил на одеяло и припал к раскрытым губам на этот раз уже голодным поцелуем, окончательно потеряв голову.

Эмили снова обняла его, цепляясь за него, чтобы не упасть, хотя лежала на твердом полу. Щемящий восторг ударил ей в голову, когда она заполучила возможность беспрепятственно изучать его необычное, сильное тело, контуры его широкой спины. Напряжение, собравшееся в груди, поползло ниже, вызывая новую пульсацию, сильную, требовательную. Она выгнулась и прижалась к нему. И снова ощутила нечто твердое и выпуклое у него там, внизу.

Габриел упал на нее, вжав в нее свои бедра, чувствуя, как начинает плавиться всё внутри. Совсем скоро он превратиться в желе. Она сводила его с ума, и он вдруг понял, что больше не может сдерживать себя.

Они давно перешли грань, за которой не было возврата. Не переставая целовать Эмили, он опустил руку и накрыл рыжий треугольник. Она вздрогнула и свела вместе свои ноги. Едва дыша, Габриел оторвался от нее и прижался к ней щекой.

— Габриел… — выдохнула она с мукой.

Габриел замер, решив, что воспоминания снова овладевают ею.

— Что такое, душа моя? — спросил он, не убирая руки.

Она снова прижалась к его плечу. Щеки ее пылали.

— Прошу тебя, не трогай меня там…

У нее там всё болело и сжималось так, что она боялась не вынести его прикосновения. И там… это было такое интимное место… Он не должен был делать этого.

Габриел поднял голову и посмотрел на нее таким потемневшим и горящим взглядом, что Эмили стало трудно дышать.

— Тебе… тебе это неприятно? — с трудом спросил он, пытаясь контролировать отчаянный стук своего сердца.

Она покраснела до самых ушей, когда закрыв глаза, пробормотала срывающимся голосом:

— Нет… это… там… там я вся…

Он вдруг всё понял! Словно по голове ударили обухом! Господи! Габриел улыбнулся, понимая, что от возбуждения она должна была повлажнеть, чтобы принять его. Это было впервые для нее, поэтому она покраснела, признавшись в столь постыдной, по ее мнению, вещи. От облегчения у него закружилась голова. Он нагнулся и мягко поцеловал зажмуренные веки.

— Это естественно, душа моя, — проговорил он, поцеловав другое веко, а заем и кончик носа. — Так должно было произойти…

— Да?

Она открыла глаза и посмотрела на него с той доверчивостью и надеждой, которые сокрушили его сердце. И любовь с новой силой нахлынула на него.

— Да, и ты скоро поймешь, почему это правильно.

Габриел прижался к ее дрожащим губам поцелуем, в который вложил всего себя, всю свою любовь и желание, которое испытывал к ней. Любовь помогала ему проходить этот удивительный путь. Любовь, которая открыла ему глаза. Рука его осторожно развела ее бедра и проскользнула к влажным лепесткам.

Эмили издала глухой стон и откинула голову назад, едва дыша. Его пальцы прижались к такому чувствительному место, что она чуть не задохнулась. Откуда? Как он узнал, что именно там у нее все пульсировало и горело? Его пальцы умело накрыли набухшую горошинку, и пока его губы покрывали поцелуями ее шею, грудь и изнывающие соски, его палец творил такие немыслимые вещи, что в какой-то момент Эмили подумала, что ослепнет. Напряжение сковало каждый мускул, каждую клеточку ее тела. Она дрожала, хватая ртом воздух. Когда его ласки стали нестерпимыми, он вдруг приподнялся, коленями мягко развел ее бедра шире, прижался к ней чем-то горячим и твердым. И подался вперед.

И очарование мигом улетучилось, потому что ее пронзила такая острая боль, что она чуть не заплакала. Вскрикнув, она вцепилась в его напряженные как камни плечи и замерла, отчаянно борясь со слезами.

— Габриел… Ради бога, подожди!

Он замер, потому что замерла вселенная. Габриел не мог поверить в это, но он только что прорвал неожиданную преграду. Сокровище, которое считал давно украденным и уничтоженным. Он не мог дышать, захваченный в тесный плен. Жар и глубина ее тела манили и мучили его, но он не мог двигаться. Весь он был покрыт густой испариной. Перед глазами темнело, но он ничего не видел. Он только чувствовал дрожь Эмили. Ее судорожное дыхание.

Господи, неужели бесчеловечное насилие не было свершено? Мерзавцу не до конца удалось уничтожить ее! Покуситься на святое! Габби едва мог поверить в то, что Эмили так сильно повезло! Едва мог вместить в себе необъятную радость, от которой закружилась голова. Он с трудом приподнялся на локтях, осторожно погладил ее по щеке, глядя в самое красивое, самое дорогое лицо на свете. Его Эмили! Его любовь! Его душа!

— Эмили…

Она открыла глаза и посмотрела на него с такой болью, что перехватило дыхание.

— Почему мне было так больно? — прошептала она.

Габби провел пальцами по ее нахмуренному лбу, сдерживая сове желание. Пытаясь не чувствовать силу, с которой она сжимала его плоть.

— Ты была невинна, — сквозь зубы молвил он, снова задрожав. — Я лишил тебя невинности.

Эмили какое-то время удивленно смотрела на него. Потом изумрудные глаза расширились от осознания того, что только что произошло. Она затаила дыхание, не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Лишь чувствовать твердую часть его в себе. То, что доказало ей, наконец, как она заблуждалась. Боже, как заблуждалась все эти долгие годы! Семь лет она жила с мыслью о том, что обесчещена, что она грязная, запятнанная и никому не нужна. Родители решили, что она пала и, не разобравшись ни в чем, выгнали ее из дома. Позволили ей все эти годы думать, что она не достойна ничего.

А Габриел… Он не только вернул ей таинство прикосновений и объятий. Он вернул ей ее душу. И тело! Боже милостивый!

Внезапно слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по виску. Габриел подумал, что сейчас задохнется от боли. Он вытер влажную дорожку.

— Тебе больно? — глухо спросил он, глядя в самые грустные, самые дорогие глаза на свете.

— Мне больно не там. — Медленно взяв его руку в свою, Эмили положила ее туда, где билось ее сердечко. — Мне больно тут.

Габриел застыл, осознав одну важную вещь: он никогда не перестанет любить ее, что бы ни произошло. Даже если его сердце остановится, он будет любить ее и с того света.

— Душа моя, — выдохнул он, прижавшись лбом к ее лбу, и сделал легкое движение бедрами. Эмили встрепенулась и всхлипнула. — Тебе неприятно?

— Нет… Это… это так странно… — Она закрыла глаза, испугавшись тех сильных чувств, которые внезапно нахлынули на нее. Каким-то образом он задел набухшую горошинку там между ног, и пульсация возобновилась с новой силой. — Может, мы прекратим это?

Габби мог бы заплакать, если бы так до предела не сжимал челюсти.

— Ты можешь думать обо мне?

Эмили поняла, что они не до конца прошли путь. И что он решил, будто ей страшно от воспоминаний. И хотел помочь ей справиться с этим. Он снова осторожно вышел из нее, а потом мягко скользнул обратно. Прямо в нее. В самую глубину, туда, куда не проникал никто. Эмили застонала и откинула голову назад, хватая ртом воздух.

— Все это время я… я только о тебе и думала… — призналась она, захваченная им, покоренная им, находясь полностью во власти Габриеля. Боже, она не понимала, что происходит, но когда он сделал еще одно движение, когда удовольствие, о котором он говорил, сбило ее с ног и подбросило на мчавшееся облако, Эмили осознала, что не хочет, чтобы он остановился.

Внезапно прошлое, боль и страхи отступили в сторону перед силой его нежности и страсти.

— Тогда не переставай думать обо мне!

Он приподнялся, завладел ее губами в каком-то сумасшедшем поцелуе и стал двигаться все увереннее. Эмили казалось, что ей становится все хуже, но в то же время ей было еще лучше. С каждым вторжением он приносил с собой все новые ощущения. Такие острые и жгучие, что Эмили стала плавиться от жара. Она стонала, не в силах подавить свои стоны. Она не думала ни о чем, кроме него. Да и невозможно было поступить иначе, когда он медленно сводил ее с ума. Это было так невероятно. Так странно! Так остро!

Она стала двигаться вместе с ним, инстинктивно ловя его ритм, потому что не могла больше оставаться безответной. Крепко сжав его могучие плечи, она уткнулась ему в плечо и принимала его в себя, позволяя ему проникнуть в самые сокровенные глубины. Он имел право это сделать. Теперь он имел право даже на ее душу. И она бы с удовольствием вручила ему его, потому что все это теперь принадлежало ему.

Мучительно-сладкое ощущение снова овладело ею и накапливалось в месте единения их тел. Оно усиливалось, росло и густело. И с какой-то пугающей силой готово было наброситься на нее. Это пугало. До безумия пугало. Что-то должно было произойти. Эмили чувствовала это, когда напряжение стало нестерпимым. Габриел вел ее к чему-то. Что-то надвигалось. Удовольствие, переходящее все грани. Предвкушение чего-то нового, желанного…

Все постепенно замирало, хотя движения Габриеля стали быстрыми и резкими. Эмили крепче обняла его. Стоны стали частыми.

Габриел чувствовал, что она близка. Он умело вел ее к освобождению, но боялся не дожить до конца. Нет, он должен был показать ей рай прежде, чем сам окунётся в него. Должен был подарить ей обещанное наслаждение, чтобы она поняла, наконец, что скрепило их навеки. Сжав зубы и пытаясь сдержать себя из последних сил, он окунался в ее горячие глубины, умирая от блаженства. Сердце стучало так неистово, что он стал погибать прямо в ее объятиях, и это была бы самая упоительная погибель.