— Все дело в том, что влюбившись, он потерял интерес к своим вещам, и их незаметно стащили разбойники.

Ее слова заставили Габриеля выпрямиться. У него было такое ощущение, что она водит его за нос.

— Разбойники? — переспросил он, глядя на нее. Габби был заинтригован и захвачен одновременно. — Старший царевич был вожаком разбойников, которые… — Он вдруг пытливо посмотрел на нее. — Что за лекарство дала младшему царевичу эта девушка?

Нежная улыбка коснулась ее губ, когда Эмили ответила:

— Чашу с волшебной водой.

— Но ведь она стала бесполезной, когда закончилась вода.

Эмили стала медленно приподниматься, приседая на середине кровати.

— Вода перестает литься только тогда, когда ее держит в руках человек, не знающий любви. Вода затечет снова, если чашей будет обладать чистое сердце, сердце, познавшее настоящую любовь.

Сердце Габриеля чуть не растаяло.

— Надеюсь, старший брат признался, что чаша у него? — мягко спросил он, накрыв ладонью ее забинтованную руку.

Почему-то от его вопроса улыбка Эмили стала шире.

— Конечно признался. И когда младший брат взял чашу, вода снова появилась в ней. Они вылечили жену царевича и все вместе поехали домой, чтобы помочь отцу. Вот только когда они приехали, оказалось, что царь вовсе не болен и уже давно ждет своих сыновей.

Габби сокрушенно покачал головой, поражаясь хитросплетениям, которые сочиняла Эмили.

— Почему же мне с самого начала казалось, что эта болезнь была странной?

Рука Эмили коснулась его щеки.

— Может потому, что это был на самом деле так? Царь хотел, чтобы его сыновья стали самостоятельными и постигли мудрость жизни, которая приходит только в трудные минуты. Он взглянул на сыновей и сказал, что, шагая по жизни, мы не должны бояться трудностей, ибо они показывают нам правильные ценности в жизни. Делают нас мудрее. И среди всего этого мы не имеем права игнорировать то, что может научить нас любить. Мы не имеем права отказываться от любви ни во время трудного пути, ни тем более по его окончанию. Потому что любовь выше всех мудростей. Любовь и есть вся мудрость жизни.

Габби вдруг ощутил благоговейный трепет, глядя в глаза женщины, которая помогла ему обрести величайшую мудрость жизни.

— Я люблю тебя, Эмили, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Я не откажусь от тебя ни в этой, ни тем более в следующей жизни.

Эмили положила ладошку ему на грудь. Прямо туда, где билось его сердце.

— Я всегда верила в то, что когда-нибудь обязательно встречу тебя. Ты научил меня любить, ты научил мое сердце биться правильно. И теперь мое сердце будет биться только, когда бьется твое. — Она коснулась губами его подбородка и тихо добавила: — Я никогда не перестану любить тебя.

Габби мягко обнял ее и притянул к своей груди, ощущая ничем не замутненное, самое настоящее счастье.

— Какое мне повезло тогда семь лет назад, когда мой конь привел меня к тебе.

— Не спеши радоваться, потому что у меня тоже есть условие.

Габби с улыбкой вскинул брови.

— У тебя? И какое?

Ее пальчик медленно лег на его губы.

— Твой стих будет принадлежать только мне. И ты каждый вечер будешь читать его мне перед сном.

Запрокинув голову назад, Габби громко расхохотался.

— Только тебе я смогу читать и стихи, и расскажу на ночь сказки, когда ты придешь ко мне после того, как уложишь Ника.

— Я люблю тебя…

Ее губы коснулись его губ.

— Скажи это еще… Я так давно хотел услышать это!

— Я люблю тебя…

— Еще!

— Люблю… люблю… люблю!


Глава 25

Габби направлялся к дому, когда увидел у лестницы черную карету. Он не ждал их прибытия так скоро, но был рад тому, что они добрались до Клифтон-холла раньше оговоренного часа. Ему не терпелось увидеть реакцию Эмили на приготовленный специально для нее подарок.

Эмили… Его любовь, его жизнь! И уже его обожаемая жена! Вот уже неделю он пребывал в блаженном супружестве, не веря в то, что ему так сказочно повезло. Вновь встретить Эмили, распознать свои чувства и суметь удержать ее рядом с собой. И мало того, она любила его не меньше. Любила так, как он и не смел мечтать. Ему пришлось нарушить традицию семьи, и вместо того, чтобы везти невесту в Гретна-Грин, он обвенчался с ней в деревенской церкви. И даже сумел за время приготовлений пригласить на венчание тетю Эмили, которая по-настоящему заботилась о ней в то время как другие отреклись от нее. Габби был очень рад увидеть, с какой теплотой обняла Эмили ее тетя, со слезами на глазах прижимая ее к своей груди.

Поднимаясь по лестнице, Габби удивленно покачал головой, взглянув на большой дом. Клифтон-холл. Где прошло все его детство. Где он познал горечь одиночества. Куда боялся вернуться, не представляя, как станет жить в опустевшем родительском доме. А теперь у него была Эмили. И ее пребывание заполняло Клифтон-холл таким теплом, которое могло бы согреть даже оледеневшую душу. Какой была его душа до встречи с ней.

И сегодня он хотел вручить ей свой рождественский подарок. Обрадовать жену так, как она этого заслуживала. Он хотел изгнать из ее памяти все плохие воспоминания и заполнить их хорошими. И решил начать именно с этого. Он был уверен, что Эмили оценит этот его жест.

Но едва Габби вошел в гостиную, он понял, что что-то произошло, скользнув быстрым взглядом по застывшим лицам своих дяди и тети, сестер, их мужей, тети Эмили и самой Эмили, которая была так бледна, что у него невольно замерло сердце. И они все напряженно смотрели на пожилого мужчину и рядом стоявшую с каштановыми уже седеющими волосами женщину в черном.

— Что здесь происходит? — спросил он, нарушив зловещее молчание, и направился прямиком к жене, которая побелела еще больше, едва увидела его. — Что с тобой, душа моя?

— Как мило! — Заговорила незнакомая женщина голосом, полным такого презрения, что Габби невольно обернулся. И тут же столкнулся с ее ненавистно-разъярённым взглядом. Она скривила губы, приподняла повыше острый как нож нос и ядовито добавила: — Вот как вы теперь называете нашу падшую дочь?

Все встало на свои места. Габби ощутил вдруг в груди такой оглушительный гнев, что едва сдержался от того, чтобы не наброситься на родителей Эмили. Перед ним стояли именно родители Эмили! Те, кто не подумали помочь ей, когда мерзавец друг их сына избил ее. Выбросили на уличу, даже не выслушав. Забыли о ней и не беспокоились о ней вплоть до сегодняшнего дня. А теперь…

С беспокойством Габби отметил, как стремительно холодеют пальцы Эмили. Габби задышал чаще, нежно сжав ее руки. Он не позволит, чтобы с ней что-то сделали. Он порвет их на части, если ее родители вздумают причинить ей еще боли.

— Все хорошо, — сказал он, взглянув на Эмили. — Все будет хорошо, ты слышишь меня? — он затаил дыхание и ждал малейшего ответа от Эмили, и только когда она медленно кивнула, он выдохнул и снова повернулся к ее родителям. — Какого дьявола вы делаете в нашем доме?

— А такого, — на этот раз вступил в разговор отец Эмили, сверкнув своими маленькими глазками и сжал руку в кулак, — что мы приехали забрать ее! Она достаточно опозорила нашу семью! С меня хватит!

Габби почувствовал, как Эмили вздрогнула от слов отца. Неужели она допустила мысль о том, что Габби позволит этому случиться?

— Посмотри, Ричард, — с отвращением сказала мать Эмили, кивнув на кого-то, кто стоял возле камина. — Они откапали и вывели на свет и твою сестру.

— И я рада тебя видеть, Дора, — спокойно ответила Альберта.

— Не притворяйся! — рявкнула Дора, зло сузив глаза. — Из-за этой неблагодарной твари погиб мой брат. А мой сын был вынужден бежать из страны.

Ярость доселе неизведанная, охватила Габби так сильно, что он сделал шаг вперед, не выпустив однако руку Эмили из своей. Эму было невероятно трудно сдержать себя, но он постарался это сделать ради жены.

— Прошу заметить, — процедил он, пристально глядя на мать Эмили, — что вашего сына отпустили и дали возможность покинуть страну только потому, что он брать Эмили. Иначе ему не миновать виселицы, а то и участи похуже.

— Он не сделал ничего плохого, а эта мерзавка…

Габби сжал свободную руку в кулак.

— Если вы еще раз скажете хоть бы одно оскорбительное слов в адрес моей жены, я забуду тот неприглядный факт, что вы ее родители!

— Вы нам угрожаете? — с немалым изумлением спросил Ричард, глядя на него. — Вы не имеете на это никакого права!

— Я еще даже не начал угрожать.

— Боже, Ричард, — ахнула Дора, схватив мужа за руку. — Бери эту… — увидев предостерегающий взгляд Габби, она побоялась сказать то, что собиралась: — Бери ее и уходим отсюда. Здесь все сумасшедшие!

— Если вы хоть пальцем тронете мою жену, я задушу вас!

Глаза Габби загорелись такой яростью, что отец Эмили остался стоять на месте. На этот раз Габби не шутил, и мог бы сделать вещи похуже, если бы эти люди приблизились к Эмили. И это поняли не только Ричард и Дора.

Эмили вся дрожала от унижения и обиды. Ей было больно и очень горько от того, что в столь светлый день к ним приехали ее родители и собирались вылить грязь, в которой достаточно искупали ее, и эту замечательную семью, которая теперь стала и ее семьей. Она решила, что прошло отпустило ее. Господи, она так на это надеялась! Но так сильно заблуждалась. Сейчас могла произойти еще одна трагедия, которую она была не в силах предотвратить.

Ричард, окинув презрительно свою дочь, взглянул на Габриеля.

— Что вы нашли в ней? — начал он с еще более ненавистным голосом. — Разрешила поднять свои юбки? Она давно испорченный товар!

Как мог Габби удержаться от желания врезать по лицу человека, который говорит такие вещи о собственной дочери и унижает ее как только может? Он хотел было отпустить руку Эмили и шагнуть к мерзавцу, но она удержала его, вцепившись двумя руками в его побелевшие пальцы. У него так сильно стучало сердце, что Габби едва мог дышать, но сумел как-то удержаться. Ради Эмили! Сдержаться физически. Но слов он не собирался пожалеть.

— Если бы вы были настоящими родителями для своих детей, вы бы давно поняли, как брат вашей жены порабощает вашего старшего сына, а тот вымещает свою злость на ни в чем не повинную сестру. Его друг чуть было не изнасиловал вашу дочь, а вы обвинили ее в том, что это она все устроили. Вы выбросили ее из дома, даже не поведя и бровью, даже не попытавшись выслушать ее. Вы, — он взглянул на мать Эмили, — какая вы мать после того, что не попытались утешить убитую горем дочь?! Вы забыли о ней и не навещали, а теперь пришли сюда и утверждаете, что собираетесь забрать ее? Как вы можете после всего этого смотреть ей в глаза? Вы самые несчастные люди на свете, потому что не оценили и не одарили любовью ни одного из своих детей! И я не позволю, чтобы вы сделали такой же несчастной еще и мою жену!

Отец Эмили побагровел от гнева.

— Я обращусь в высшие инстанции и потребую аннулировать ваш брак.

— О! — Габби даже рассмеялся от этих слов, еще крепче сжав руку Эмили. — Уверяю вас, брак заключен так крепко, что Эмили сейчас беременна двумя рыжеволосыми мальчишками. У нас начинается новая династия рыжеволосых Хадсонов. Так что ваши внуки тоже будут рыжеволосыми. От всего сердца поздравляю!

— Она ведьма! — вскричала Дора, прижав руку к груди. — Она не посмеет родить детей с таким же гадким цветом волос!

— Мадам! — Габби сделал глубокий вдох, чтобы подавить нарастающую ярость. — Позволю себе напомнить, что вы тоже родили рыжеволосого ребенка. Хоть бы за это я буду вам благодарен. А теперь… — Он перевел испепеляющий взгляд на отца Эмили. — Теперь уходите из нашего дома. Вон отсюда! Не смейте писать моей жене, не пытайтесь чернить ее за ее спиной и не ищите с ней встречи, иначе я сотру вас с лица земли. Я сверну вам шеи, а потом брошу собакам на съедение. Я позабочусь о том, чтобы вся страна презирала вас и никто, ни одна приличная семья не будет знаться с вами. Вам все ясно?

Повисла зловещая тишина. Габби видел, как усиленно родители Эмили усиленно думают над его словами, но их продолжало что-то удерживать от того, чтобы покинуть дом. Однако на этот раз раздался голос другого человека.

— Позвольте представиться. — Джек шагнул вперед и дружелюбно улыбнулся родителям Эмили. — Я — граф Бьюмонт и всячески стану помогать своему шурину в том, что он только что сказал. Как думаешь, Тони, если посчитать всех моих друзей, из них получился половина высшего света?

— Я думаю, — начал было Тони, но Джек быстро прервал его.

— Забыл представить вас. Это герцог Пембертон, хотя, полагаю, что с ним вы должны быть знакомы, ведь он ваш сосед.