Тони сделал шаг вперед и встал рядом с Джеком.

— Джек, думаю, тебе не стоит беспокоиться, потому что вторая часть высшего света знает меня.

Следом за ним шагнул вперед Себастьян.

— А я найду самых голодных и кровожадных собак, — пообещал он с таким мрачным выражением лица, что мать Эмили сделала шаг назад, продолжая прижимать к груди свою руку. — Наш егерь как раз занимается парочкой стаффордширских терьеров и одним одичалым ротвейлером.

Эмили понимала, почему Джек, Тони и Себастьян говорят так. Даже несмотря на всё то, что сделала ее семья семье Себастьяна, он продолжал защищать ее. Как делали это Джек и Тони. Люди, безоговорочно принявшие ее в свою семью. И теперь давали ей понять, что защитят ее, не смотря ни на что. От признательности к ним и боли в сердце слезы выступили у нее на глазах. Она не нашла любви и тепла в собственной семье, а семья Габриеля дарила ее с головокружительной щедростью.

И словно бы слов мужчин было мало, в разговор вступила Тори, встав рядом с мужем и заговорила самым своим радушным голосом:

— Алекс, какие-нибудь травы из твоего сада способны вызвать сильнейшее несварение желудка?

Алекс тоже шагнула вперед.

— Да, — спокойно ответила она, поправив свои круглые очки. — Фенхель, например.

Тори широко улыбнулась родителям Эмили.

— Как непростительно с моей стороны, что я не предложила вам освежающие напитки. Не желаете чаю с фенхелем? Наша Алекс очень хорошо в этом разбирается и только что уверила мне, что такой чай будет вам очень полезен.

Родители Эмили снова не смогли ответить, отступая назад. Но недостаточно быстро.

Настала очередь Кейт выступить вперед, что она и сделала с невероятно напряженным мрачным выражением лица.

— К моему величайшему сожалению я не умею завуалированно выражать свою неприязнь, так что скажу прямо. Эмили — часть нашей семьи и теперь у нее есть те, кто будет по-настоящему защищать ее. И да, я присоединяюсь к словам своего брата: вон отсюда!

Она так громко произнесла последние слова, что родители Эмили вздрогнули и, бормоча себе под нос что-то невнятное, поспешно покинули, вернее, чуть ли не выбежали из гостиной. Затем раздался стук входной двери, а потом все затихло. Кейт медленно повернулась к Габби.

— Почему все самые ужасные сцены должны происходить в этой самой гостиной? — сказала она, покачав головой, и тут же ее обеспокоенный взгляд остановился на почти белой как полотно жене брата. — Эмили…

Но она не договорила, потому что Габби тут же притянул к себе дрожащую жену, сотрясающуюся от рыданий, и крепко обнял ее.

— Оставьте нас! — велел он, уткнувшись в шею Эмили. Только сегодня он по-настоящему понял, через что приходилось проходить Эмили, которая жила с этими… — Успокойся, — прошептало он умоляюще, еще теснее прижимая ее к себе и пытаясь согреть теплом собственного тела. — Все хорошо…

— Габриел, — прошептала она, цепляясь за его плечи так, будто боялась упасть.

— Всё уже позади, — проговорил он, поглаживая ее одеревеневшую спину. — Они ушли, их больше нет…

— Мне так стыдно!.. — начала было она, но Габби вдруг резко поднял голову и яростно взглянул на нее.

— Не смей, слышишь?! Это им должно быть стыдно! — прогремел он в пустой гостиной, ощутив былой гнев. Но попытался ради нее взять себя в руки, чтобы еще больше не пугать ее. Отстранив ее чуть от себя, он взял ее бесконечно дорогое лицо в свои ладони и большими пальцами вытер влажные дорожки. — Они мучили тебя, бросили и отказались, а теперь пытались выставить тебя… — Он сжал челюсть, чтобы сдержаться. — И после всего этого они допускают мысль о том, что я позволю им приблизиться к тебе?

Гнев Габриеля удивительным образом прогнал боль Эмили. Она перестала дрожать, перестала плакать. Подняв уже зажившие руки, она накрыла ими его руки, которыми он обхватил ее лицо. И заглянула в самые серебристые, самые дорогие сердцу глаза человека, который так много значил для нее. Который так много сделал и продолжал делать для нее. Который проявил верность тогда, когда его могли настроить против нее. Но он не поддался. Он бы защитил ее до последнего вздоха. Как сделала бы и она.

— Успокойся, — прошептала она, видя как тяжело он дышит, и как сильно побледнел.

Габби вдруг глубоко вздохнули обессилено привалился к ней своим лбом.

— Мне так жаль, — проговорил он, глядя ей в глаза.

— Жаль? — изумилась Эмили. — Тебе?

— Да, я не хотел портить тебе этот день…

Эмили прижала свои пальцы к его губам.

— Ты прекрасно знаешь, что здесь нет твоей вины.

Габби сокрушительно покачал головой.

— Я даже не думал, что они заявятся сюда… Если я еще раз увижу их!..

— Они мои родители, — хриплым от боли голосом произнесла Эмили, на секунду закрыв глаза. — И останутся ими, как бы сильно ни ненавидели меня.

У Габби болезненно сжалось сердце. После всего произошедшего она еще могла найти в себе силы, чтобы защитить… своих родителей! Откуда в ней было столько добра и милосердия? Он нежно погладил ее по щеке, радуясь хоть бы тому, что здоровый цвет лица возвращается к ней. Он прекрасно понимал, что для нее означали отношения к ней ее родителей.

— Если они когда-нибудь раскаются и захотят попросить у тебя прощения, — сказал он, превозмогая свой гнев, — я не буду им препятствовать и даже приму их в свою семью.

Он вдруг снова увидел, как глаза ее наполняются слезами, и одна капелька стремительно скользит вниз.

— Я говорила, как сильно люблю тебя? — едва слышно прошептала она, проведя пальцем по его губам.

Габби осторожно вытер ее последнюю за сегодняшний день слезинку. С нее было достаточно слез. Она не должна была больше плакать. И чтобы хоть как-то приободрить ее и отвлечь, он лукаво-веселым голосом ответил:

— С тех пор, как мы проснулись сегодня…

— Я люблю тебя!

Эмили убрала руку и тут же прижалась к его губам, умирая от любви к нему. Габби застонал, крепко обнял ее и прижал к себе. Он бы вечно целовал ее, если бы позади не раздался звук открывающейся двери и легкие покашливания дворецкого.

— Граф и графиня Херефорд.

Эмили тут же отпустила мужа и сделала шаг назад, ощущая, как горят щеки. Но едва увидев, как в комнату входит элегантно одетая светловолосая женщина с до боли знакомыми глазами и чертами лица, она подумала, что у нее сейчас остановится сердце.

В глазах гостьи стояли слезы.

— Эмили, — прошептала она, дрожащим голосом.

Эмили не могла поверить своим глазам.

— Эмма? — едва смогла выговорить она, потрясенно глядя на единственную подругу, которую считала навеки потерянной.

Габби наклонился к ней и быстро прошептал:

— Счастливого Рождества, душа моя! Это мой подарок.

Эмили не могла оторвать взгляд от Эммы, которая внезапно подхватила юбки и бросилась вперед. На ватных ногах она тоже устремилась к ней и вскоре обнимала трясущиеся от рыданий плечи своей единственной подруги, которая не забыла ее. Которая обняла ее так крепко, что стало трудно дышать.

— Боже мой, Эмили, — рыдала Эмма, прижимаясь к ней. — Моя дорогая Эмили! Как я рада, наконец, увидеть тебя! И я готова убить тебя за то, что ты сбежала от меня. Почему ты никогда не писала мне? Как ты могла так поступить со мной?!

Эмили не могла произнести ни слова, задыхаясь от рыданий. От счастья.

— Эмма, — едва слышно вымолвила она, обнимая подругу.

Глаза ее нашли стоявшего недалеко Габриеля. Человека, который вернул ей подругу детства. Эмили знала, что даже одной жизни не хватит, чтобы любить его. Мужчину, который стоял в стороне и улыбался ей с безграничной нежностью. Ее Габриел!


* * *

Позже, когда все уже сидели за праздничным ужином, Габби вдруг повернулся к Кейт.

— А где бутылка виски, которую ты берегла для празднования моего возвращения из Европы?

Кейт чуть не поперхнулась кусочком говядины. Джек, сидящий рядом, тут же повернулся к ней и, похлопав ей по спине, протянул жене стакан с водой.

— Вот, возьми, — сказал он и взглянул на шурина. — Габби, нельзя же так пугать человека.

Габби удивленно уставился на него.

— Я напугал ее? Я просто поинтересовался…

— Знаю, чем ты интересовался, — оборвал его Джек, улыбаясь.

Кейт наконец успокоилась и выпрямилась. Габби же продолжал переводить ошарашенный взгляд с шурина на сестру.

— Что такого я сказал? — возмутился он.

— Габби, — начала Кейт, виновато глядя на него. — Видишь ли…

— Позволь мне всё объяснить, дорогая, — снова вмешался Джек.

Габби охватило настоящее беспокойство.

— Что здесь происходит?

— Видишь ли, — начал Джек, — той бутылке виски суждено было открыться не в этом году. Но я это предвидел и купил в Шотландии самый лучший сорт, какой только может быть. Позволь, я отправлю за ним.

Он дал указания дворецкому, который кивнул и поспешно вышел из столовой.

— Что всё это значит? — всё же спросил Габби.

— Это длинная история, — вдруг улыбнулся Джек, вспомнив одну из самых волнующих сцен своей жизни, которая сблизила его с Кейт. Он с любовью посмотрел на жену и добавил: — Может когда-нибудь я расскажу тебе об этом.

Когда дворецкий принес бутылку, Джек сам встал и разлил мужчинам виски, а дядя наполнил бокалы дам алым вином.

Габби взглянул на свою жену, сидящую на противоположной стороне стола. Она улыбнулась ему так нежно, что у него учащенно забилось сердце. Какое счастье, что она забыла ту отвратительную сцену в гостиной. Приезд Эммы несказанно подбодрил ее. И теперь подруги сидели рядом, сжимая руки друг друга. Они обе светились таким счастьем, что Габби подумал: было настоящим преступлением разлучить этих двоих. Он хотел, чтобы Эмили всегда была такой счастливой.

— Предлагаю тост! — начал Джек, встав со своего места.

— Джек, ты всегда торопишь события, — недовольно проговорила Кейт, потянув вниз рукав его черного сюртука.

— Джек, ты нарушаешь традиции, — напомнил Габби, взяв бокал. — Мои сестры должны вручить вам подарки прежде, чем ты огласишь тост.

Он заулыбался и сел на место.

— Поскольку моя жена старшая из сестер, она должна быть первой.

Кейт поморщилась, вперив в мужа опасный взгляд своих синих глаз.

— Почему мне показалось, не «старшей», а «старой»?

Джек всё же рискнул ответить.

— Может, это возраст, моя фея? — и тут же получил женским каблучком себе по ноге. — Ой, — простонал он, поморщившись.

— Я ведь говорила, не хмурься, у тебя появятся морщинки.

Джек покачал головой.

— А я говорил, что больше не буду покупать тебе обувь с такими острыми каблуками?

— Можно начну я? — вмешалась в разговор Алекс и повернулась к своему мужу, который сидел рядом. — Любовь моя, с Рождеством!

Она протянула ему небольшую коробку, в которой оказались два пончика, посыпанные сахарной пудрой.

Эмили с любопытством наблюдала, как Тони поцеловал жену за необычный подарок и очередь перешла к Тори.

— С Рождеством, любимый, — молвила она, вручив ему небольшой холщовый мешочек, в котором оказалась горстка миндаля, за которые Себастьян быстро прижался к ее губам.

Кейт же протянула мужу румяное яблоко. Джек взял свой подарок и с безграничной нежностью поцеловал жену за это.

Когда все сестры Хадсон завершили тайный ритуал, они повернулись к Эмили.

— А что ты приготовила для нашего брата? — спросила Алекс.

От всеобщего внимания Эмили стало так неловко, что она даже покраснела. А потом медленно встала и подошла к нему. Она заранее готовила его подарок. И просила дворецкому принести во время ужина. Остановившись возле мужа, она протянула ему маленькую бархатную коробку.

— С Рождеством!

Габби встал и, удивленно глядя на нее, взял коробку. Которую тут же открыл. На светлой материи лежал перочинный нож ручной работы, сделанный из слоновой кости.

Габби ошеломленно поднял к ней свое лицо.

— Это…

— Твой подарок, — закончила за него она, улыбаясь.

Он вдруг ощутил себя самым счастливым человеком на свете, и склонившись к ней, крепко поцеловал ее. Когда он чуть отстранился от нее, она тихо, чтобы слышал только он, добавила:

— У меня еще один подарок, но этот я вручу тебе позже.

Ему пришлось ждать недолго. Когда ужин закончился, беседы в гостиной иссякли, когда он оказался, наконец, наедине с женой в их спальне и, раздев, уложил ее на кровать, он снова вспомнил ее таинственные слов и поднял голову от ее губ, которые мечтал зацеловать до последнего вздоха.

— Ты говорила о подарке… — начал он, пытаясь не смотреть на обнаженную грудь жены. Она сама вся была для него достаточным подарком, но любопытство пересилило его неудержимое желание к ней. — Что ты собиралась подарить мне еще?