— О господи, — всхлипывал он. — Я так любил брата. Боже мой, как же я его любил!


— Я должна пойти к нему, — сказала герцогиня и поднялась. Она не сразу успокоилась после ухода супруга.

В это мгновение в зал вбежал Джон.

— Что происходит? — поинтересовался он, видя удрученные лица сестры и мачехи.

— Ты ему расскажешь? — попросила Анна падчерицу.

— Конечно, миледи, — ответила Кейт. — Идите к отцу.

Анна обняла ее и вышла. Она очень хорошо относилась к незаконнорожденным детям мужа. Кейт родилась еще до ее брака с Ричардом Глостером, а Джон — уже потом. Но герцогиня одинаково любила их обоих, эта добросердечная женщина понимала: ребятишки не виноваты в том, что появились на свет.

Джон Глостер, единокровный брат Кейт, был рослым девятилетним мальчиком с темными непослушными волосами и благородными чертами лица. Он обещал вырасти высоким и широкоплечим, а что касается характера, то уже сейчас было ясно: Джон унаследовал от отца упрямство, решительность и сильную волю, не говоря уж о честолюбии.

Кейт, которой уже исполнилось тринадцать, была очень хороша собой: милое округлое личико с большими, широко поставленными голубыми глазами обрамлял водопад густых волос, ниспадающих на плечи, словно накидка. Стройная и миниатюрная, Кейт отличалась остроумием и пылким характером. Все вокруг, а в особенности отец, находили ее очаровательной. Герцог поклялся, что у его дочери будет все только самое лучшее. И ничего, что Кейт незаконнорожденная, со временем он изыщет способ сделать так, чтобы это досадное обстоятельство обернулось выгодой для них обоих, и найдет своей девочке подходящую пару.

Никто не мог сравниться с ее отцом. Для Кейт он был настоящим героем, никого она не любила так сильно, как его.


Кейт видела, что герцог, облаченный в черные траурные одеяния, отбыл на юг в сопровождении трех сотен джентльменов с севера. От страха ее пробрал холодный пот. Отец ехал навстречу опасности, направлялся в самую пасть врагов, и она могла только неистово молиться, чтобы все беды миновали его и он живым и здоровым вернулся к ним, восстановив свои законные права.

Впереди Кейт ждала долгая череда тревожных дней: не было никакой надежды получить в ближайшее время хоть какие-то новости. Даже курьер-скороход добирался из Лондона до Миддлхема за четыре дня, так что наверняка о развитии событий они узнают лишь через неделю, не раньше. И пока им остается только волноваться, представляя себе, что могут натворить королева и ее родичи, прежде чем герцог доберется до столицы. Кроме того, Глостер собирался по пути встретиться со своим другом герцогом Бекингемом (который тоже не питал особой любви к Вудвилям), и это могло вызвать еще некоторую задержку.

Однако, вопреки ожиданиям, жена и дети получили известие от Ричарда уже через два дня. Он не забыл о своем долге перед братом: прежде всего отправился в Йорк, где собрал всю местную знать на заупокойную мессу в минстере.[13] Герцог признавался в письме, что на протяжении всей службы горько рыдал, но потом взял себя в руки и сумел привести местных лордов к присяге на верность его племяннику, новому королю Эдуарду V.

Кейт никогда не видела младшего Эдуарда, потому что бóльшую часть своей жизни тот провел при дворе в Ладлоу. Но она сочувствовала кузену, так рано потерявшему отца, и искренне молилась за него. Быть королем — тяжелое бремя, даже если ты уже взрослый.

— Еще один несовершеннолетний король, — сказала герцогиня, когда они сели обедать в зале. — Будущее страшит меня.

— Но там мой отец — он будет наставлять короля, и ничего плохого не случится, — возразила Кейт, кладя нож и вытирая пальцы о салфетку. — Разве не так?

Деливший с ними трапезу капеллан замка чуть подался к ней:

— Есть старое пророчество, госпожа Катерина: «Горе тебе, о страна, коли король — дитя». Нашему королевству «везет» на несовершеннолетних королей — это всегда приносило несчастье, ибо порождало разброд и соперничество среди высшей знати. Покойный Генрих Шестой унаследовал корону, будучи младенцем, и вместо него страной правили многочисленные группировки. В отсутствие твердой королевской руки были подорваны закон и порядок. Теперь же угроза исходит от вдовствующей королевы и ее родни.

— Мой отец положит этому конец! — не сдавалась Кейт. — Он в своем праве.

— Увы, дитя мое, в последнее время мы видели в этой несчастной стране немало примеров тому, как сила брала верх над правом. Но мы должны верить: за вашим отцом стоит немалая сила и герцог пользуется уважением. Он принадлежит к королевскому роду, а эти Вудвили — они просто выскочки.

— Да, но король сейчас в их руках, и вы можете не сомневаться: они уже отравили его юную душу ненавистью к милорду Глостеру, — возразила герцогиня. Она почти ничего не ела.

— На стороне моего отца лорд Гастингс и лорд Бекингем — вместе с ними он победит! — не отступала Кейт. Она не желала — не могла — верить, что возможен какой-либо иной исход. По ее разумению, герцог был неуязвим. Разве не он захватил Берик-на-Твиде во время войны с шотландцами?

— Ваше почитание и любовь к отцу весьма трогательны, — улыбнулся капеллан. — Мы должны молиться в ожидании хороших новостей.


И Кейт молилась. Много часов проводила она в церкви, стоя на коленях рядом с герцогиней и прося Господа сохранить и поддержать отца. Его присутствие всегда придавало ей уверенности, а теперь она словно лишилась опоры; герцогиня Анна явно чувствовала то же самое. Обе они искренне любили его. Кейт — невинной дочерней любовью, Ричард был очень заботливым отцом. Анна же испытывала благодарную страсть к спасшему ее рыцарю. Она любила рассказывать детям эту историю, и на третий вечер после отъезда Ричарда, когда юный Эдуард Миддлхемский попросил, чтобы мать поведала им о тех событиях еще раз, она нежно улыбнулась своему красивому, но такому хрупкому сыну, ощутив привычный страх за его здоровье, и согласилась. Она ни в чем не могла отказать ему.

— Ричард хотел жениться на мне, — начала Анна, когда вся семья собралась вокруг нее у огня. — Мы знали друг друга с детства, потому что милорд вырос в доме моего отца. Мы играли вместе, и я называла его Дикон. А потом пришло время, и он от всего сердца стал звать меня душенькой. Ваш отец был младшим в большой семье, не очень крупным и сильным, но он трудился без устали, чтобы овладеть военным искусством. Я восхищалась этой его целеустремленностью. Потом он уехал ко двору короля, и мы некоторое время не виделись.

— Расскажите нам о спасении! — тоненьким голоском проговорил Эдуард.

Кейт улыбнулась и взъерошила и без того растрепанные волосы младшего братишки, а его мать продолжила рассказ:

— Мой отец, убитый в сражении при Барнете, оставил мне и моей сестре Изабелле богатое наследство, которое мы должны были разделить. Изабелла, дети, вышла за герцога Кларенса, старшего брата вашего отца. Он оказался нехорошим человеком — его честолюбие и алчность были непомерными. Наследство, доставшееся Изабелле, перешло к нему, потому что она стала его женой, но Кларенсу этого показалось мало. Этот злодей вознамерился завладеть и моею долей. Я тогда жила в его доме и под его опекой, но, узнав, что Дикон хочет жениться на мне, Кларенс увез меня и спрятал в своем большом доме в Лондоне, заставив работать судомойкой. Милорд Кларенс предупредил, что, если я стану жаловаться или раскрою, кто я такая, для меня все может кончиться очень плохо. А поскольку он один раз уже грозился навеки упрятать меня в монастырь, то я крепилась и держала рот на замке.

— Представляю, как тяжело вам пришлось, — заметила Кейт.

— Да уж. Я ведь и понятия не имела, как скрести кастрюли или нарезать овощи. Я росла в замке и получила благородное воспитание. Повариха постоянно бранила меня. Она, конечно же, не подозревала, кто я такая. Но потом, — и тут на бледных щеках Анны появился румянец, — Дикон меня нашел. Кто-то из людей Кларенса рассказал ему обо мне — я думаю, Дикон дал ему денег. Он ворвался в лондонский дом Кларенса, охваченный жаждой мести, и потребовал, чтобы меня немедленно отдали ему. Что ж, милорд ведь приходился братом королю, и гнев его был страшен — никто не осмелился ему возражать. Не могу передать, какое облегчение я испытала, увидев Ричарда.

— Он вас увез и женился?

— Не сразу. Ему сначала нужно было получить разрешение короля на брак. И потому он, как идеальный куртуазный рыцарь, отвез меня в церковь Святого Мартина и оставил там на попечении архиепископа Йоркского, пока не уладил все дела. А потом мы и в самом деле поженились. Церемонию провели без лишнего шума в Вестминстере. — На лице Анны появилось задумчивое выражение.

— И за это король отрубил Кларенсу голову? — спросил Эдуард. В семь лет он любил смаковать всякие ужасы.

— Нет, сынок, это случилось позднее, когда обнаружилось, что Кларенс участвовал в заговоре против короля Эдуарда.

— А правда, что его не казнили, а утопили в бочке с мальвазией?[14]

По тому, как побледнела мачеха, Кейт догадалась, что так оно и было на самом деле.

— Где, интересно, ты такое слышал? — резко спросила герцогиня.

Эдуард удивленно посмотрел на нее:

— Мне Джон сказал.

Джон моментально сделал вид, что ему очень стыдно. Анна нахмурилась, глядя на пасынка, и укоризненно заметила:

— Ты не должен рассказывать ему о таких вещах.

— Но ведь это правда? — спросил Джон, не сводя с нее глаз.

— Правда или нет, твой брат еще слишком мал, чтобы выслушивать подобного рода истории.

— Я уже большой, — возразил Эдуард, но мать подняла руку, пресекая всякие возражения, и немедленно отправила обоих в постель.

— Вот скверные мальчишки, — пробормотала Кейт.

— Да уж, просто никакого сладу с ними нет, — вздохнула герцогиня, нежно глядя на темноволосую красавицу-падчерицу: между ними всегда существовала обоюдная симпатия. — Но ты хорошая девочка. Я благодарна Богу за то, что ты у нас есть. Я бы хотела, чтобы ты была моей родной дочерью.

— Вы очень добры ко мне, миледи, — ответила Кейт, которую до глубины души тронули эти слова. — Я очень благодарна за все, что вы делаете для меня. Я вам очень многим обязана.

Девочка не лукавила: будучи незаконнорожденной, она и надеяться не могла, что получит больше. Кейт воспитывалась, как подобает законной дочери герцога и герцогини, ее обучали хорошим манерам, вышиванию и всему прочему, что положено знать и уметь девице благородного происхождения, рассчитывающей сделать хорошую партию. Кейт очень повезло: ее не отдали на воспитание посторонним людям и не отправили в монастырь, что случалось тогда сплошь и рядом. Она жила в доме у родного отца, самого любящего и замечательного из всех родителей, ничуть не похожего на других, которые подчас и не замечали дочерей, пока не наступало время выгодно сбыть их с рук, выдав замуж. А вместо матери у нее была герцогиня Анна, которая искренне любила ее.

«Да уж, мне удивительно повезло», — часто говорила себе Кейт.


Родная мать Кейт — кстати, девочку назвали Катериной в ее честь — была жива, здорова и вполне преуспела в этой жизни, выйдя замуж за Джеймса Ота, двоюродного брата королевы. Но Кейт не помнила женщину, которая ее родила: сразу после рождения малышку передали кормилице, а в двухлетнем возрасте увезли в Миддлхем. Первые воспоминания Кейт были связаны с Миддлхемским замком: его мощными стенами, могучими башнями, роскошными покоями, где в пышном великолепии жил с семьей ее отец. Она с раннего детства впитала любовь к самому воздуху Уэнслидейла,[15] к его высоким, покрытым алыми пятнами вереска холмам, к лугам вдоль берегов реки, к зеленым долинам, журчащим ручьям и древним лесам.

Кейт знала, что отец поддерживает деловые связи с Ричардом — братом Джеймса Ота, — и предполагала, что в обществе он встречается с Кэтрин От и ее мужем. Однако девочка никогда не заводила речь о своей матери. Она понимала, что вопрос этот слишком деликатный, и справедливо полагала, что разговор на подобную тему не доставит отцу удовольствия.

Кейт только в шесть лет узнала, что герцогиня Анна приходится ей мачехой. У герцогини в тот год родился сын. Роды проходили очень тяжело, крики бедняжки разносились по всему замку, и Кейт боялась, как бы Анна не умерла.

Когда крики прекратились, донельзя уставшая Сесили Клоптон, одна из служанок, помогавших в тот день акушерке, наткнулась на Кейт: та сидела, съежившись, на верхней площадке винтовой лестницы и безутешно рыдала.

— Я не хочу, чтобы моя мама умерла! — всхлипывая, повторяла она снова и снова.

— Она не умрет, — тут же сказала девица.

У нее были свои причины не любить незаконнорожденных ребятишек, навязанных ее хозяйке: Сесили представлялось, что это оскорбляет герцогиню и демонстрирует неуважение к ней со стороны супруга. Преданная служанка знала, как переживала бедная Анна из-за этой шлюхи Алис Берг, родившей Джона. Похоже, даже теперь связь эта еще не закончилась, — ох, недаром сестру этой развратницы определили кормилицей к ребенку герцогини! И тем не менее, несмотря ни на что, Анна любила мужа. Но что будет теперь, когда врач сказал, что еще одни роды могут убить герцогиню? Мужчины есть мужчины, они не могут долго обходиться без женщины, а уж герцог и вовсе из тех, кто своего ни за что не упустит. Именно эти горькие мысли и развязали в тот памятный день язык обычно сдержанной Сесили Клоптон.