— Не знаю. — Арджент налил и опрокинул еще стакан шотландского виски и дисциплинированно отошел прочь. — Его адвоката я убил прежде, чем мне удалось узнать у него эту информацию.

— О?

Совсем не похоже на этого смертельно опасного человека. Говоря по правде, подобная несдержанность поведения для Арджента вовсе нехарактерна. Арджент убивал, однако при этом, как ни парадоксально, оставался невозмутимым и хладнокровным. Никогда не наносил удар просто так. Только за деньги.

— Он нанял меня, чтобы избавиться от Миллисент Ли Кер.

— Да, актриса, я слышал. — У Дориана возникло скверное предчувствие. Оттого, как Арджент произнес ее имя…

— Я разорвал контракт, убил адвоката и… — Арджент медленно опустился на кресло против стола Блэквелла, его огромная фигура полностью закрыла собой кожаное чудовище. Он, казалось, хотел что-то сказать, но слова застревали на жестко сомкнутых губах.

— И? — настойчиво произнес Дориан. Если занервничал тот, кто известен своим бесстрашием, Дориан начал беспокоиться о том, что на горизонте замаячил инцидент международного масштаба.

— Я заявил на эту женщину свои права.

— … ты …что? — не поверил своим ушам Дориан. Он не мог вспомнить, когда еще за последние двадцать лет он был так ошарашен. И он вспомнил все.

— Думаю, что хочу, чтобы она была моей… я беру ее.

Выражение мрачной правдивости на лице Арджента заставило Дориана подумать, не снится ли это ему.

— Но… ты ведь дал ей право выбора?

— А ты дал Фаре право выбора?

— В конечном счете, безусловно, в своем роде. Кроме того, здесь мы обсуждаем не меня с Фарой, там ситуация была совершенно иной. Она моя. Она всегда была моей. А ты… ну…

— Я убиваю людей, чтобы заработать на жизнь. — Арджент пристально, немигающим взглядом посмотрел на стоявший на столе глобус.

— И это лишь первая причина, по которой это скверная идея для вас обоих.

— Я хочу ее, — продолжил Арджент, его голос окрасила даже не страсть, а то, что можно нарисовать той же кистью, что и желание или похоть.

— Ты… любишь ее?

Ледяной взгляд Арджента скользнул по стене, где сидел Дориан, будто ища ответ в дорогих томах, стоявших на полках.

— Я не могу убить ее.

Дориан невесело усмехнулся.

— Полагаю, больше и не скажешь.

— Я пробовал, Блэквелл. — Арджент посмотрел в пространство между ними. — Мои руки сомкнулись на ее шее, а затем… я поцеловал ее.

Блэквелл уставился на него в изумлении, утратив дар речи.

Арджент отнюдь не славился любовными похождениями. На самом деле из вполне достоверного источника Дориан знал, что пристрастия Арджента были примитивны. По словам шлюх мадам Регины, убийца требовал, чтобы они молчали, никогда не целовал их, не ласкал и даже не смотрели им в глаза. Никогда не изливался в них, быстро расплачивался, не произнеся ни слова.

Дориан знал тайны и пристрастия многих сильных мира сего, знатных и опасных людей, после выпивки и полового акта они выбалтывали свои секреты. Но Арджент никогда не ничего не говорил, хотя у него было что рассказать. Никогда не пользовался услугами одной и той же проститутки дважды. У него не было ни одной женщины, за которой бы он ухаживал или к которой был привязан. Странный человек, и одна из его многочисленных странностей заключалась в том, что он говорил правду там, где другим не позволяла гордость.

— Бедная женщина, у нее, видимо, страшная травма. — Дориану пришлось приложить немалые усилия, чтобы не выдать тревогу за понравившуюся убийце женщину.

— Она поцеловала меня.

— Ты уверен?

— Уверен. Как минимум… один раз. — Арджент задумался. — Боже, она согласилась на мои условия.

— Какие? — Дориан почувствовал, что спросил лишнее.

— Чтобы я ее поимел. Боже, — прошептал он, поднося руку ко лбу. — Только один раз.

— Ты, видимо, шутишь.

— У нее есть сын.

— Я не хочу больше слушать! — поднял руку Дориан. — Арджент, я ценю твою информацию о лорде Терстоне и, разумеется, займусь этим. Ты знаешь, что заказ на мисс Ли Кер выдан снова?

Ноздри Арджента затрепетали, в глазах сверкнуло голубое пламя, и он вскочил из-за стола.

— Хочу, чтобы ты знал, что этот заказ не возьмет никто.

Дориан тоже встал, положив кулаки на стол. Впервые их взгляды встретились.

— Думаешь, что можешь приказывать мне?

— Только если хочешь, чтобы твои люди сохранили голову на плечах.

— Поосторожнее, Арджент, ты играешь с огнем. Это опасно для дела, не только твоего, но и моего.

Из горла Арджента вырвался гортанный звук, он взял со стола и поднял над головой бронзовый глобус. С размаху бросив его на гладкую поверхность, он расколол столешницу пополам.

Это было просто физически невозможно.

Дориан нащупал длинный нож за полой пиджака.

— Может, ты и король преступного мира, Блэквелл, но ты никогда не был моим королем, — проговорил Арджент. Краска поползла из-под его белого воротничка и залила лицо, по которому пронеслась буря сменяющих друг друга эмоций.

Дориан наблюдал за ним в изумлении. И с пониманием.

— Я много лет работал, страдал, сражался и убивал для тебя, — пробормотал Арджент. — Я хранил твои секреты и перешел на твою сторону, когда ты меня позвал. Но ты никогда мной не владел. — Он стукнул по стулу большим кулаком, как бы подчеркивая высказанную мысль. — Поэтому, когда я говорю изъять этот гребаный заказ, ты так сделаешь, потому что Милли Ли Кер — моя. Она находится под моей защитой, и да помилует бог того, кто встанет у меня на пути, потому что мне смысл этого слова неведом. Помоги мне, или я заживо его освежую, прежде чем…

— Знаю, Кристофер, — прервал его тираду Дориан, и разъяренный Арджент остановился, услышав, как его назвали по имени. — Знаю, — повторил Дориан уже тише. Он точно узнал, что терзало Арджента: первобытная страшная боль. Горячее, страстное желание. — Я отменю заказ. Никто ничего не сделает, не ответив перед одним из нас. А Терстон…

— Терстон тоже мой, я сам им займусь, — прошипел сквозь стиснутые зубы Арджент.

Дориан кивнул.

— Справедливо.

Арджент взглянул на разбитый стол, опрокинутое кресло и валяющийся в стороне земной шар, и опустил плечи.

— Это не… я обычно не…

Дориан отмахнулся от него, его губы тронула понимающая улыбка.

— Это то, что женщина привносит в жизнь таких людей, как мы.

— Я заплачу за все, что сломал, — пробормотал он.

— Не беспокойся, — обозрел разгром Дориан. — Я знаю, что я должен тебе за одно мертвое тело.

Устремившись к двери кабинета, он открыл ее и подождал, когда Арджент переступит порог, а затем последовал за убийцей, и они вышли в холодный вечер. Он с нетерпением ждал встречи с Фарой. Он любил смотреть, как холод румянит ее щеки, покрытые веснушками, которых, как она утверждала, у нее больше нет. Он хотел обсудить этот занимательнейший поворот событий.

Их дыхание взбивало воздух, все напряжение рассеивалось подобно затяжкам их выдохов. И они снова стали союзниками.

— На что это похоже, Блэквелл? — Арджент прищурился и посмотрел на отдаленный и почти пустой Гайд-парк, где в быстро угасающем солнечном свете, словно серебряная фея, виднелась Фара.

Дориан смотрел туда же. Хотя Фара была слишком далеко, чтобы различить ее ангельские черты лица, он мог сказать, что она улыбалась. Он, как всегда, попытался объяснить. Вопрос Арджента его озадачил. Прошло много лет, и он прочитал много книг, и все же слов, способных описать его чувства к жене, похоже, просто не было.

— Сначала это безумие, или, может быть, всегда. Это… обладание и страх, страсть и радость. Это неописуемо сладко и ужасно. Полагаю, у всех это по-разному.

Арджент мрачно засопел, то ли в знак согласия, то ли приуныв, Дориан не понял.

— Будь осторожен, Арджент, — посоветовал Блэквелл. — Это путь, по которому ты, возможно, не готов идти.

— Вообще, — тихо буркнул он себе под нос.

Небо обливало булыжники мостовой медью, когда Арджент повернулся, чтобы снова исчезнуть в тени. Он что-то пробормотал, но его слова унес прочь вечерний ветерок. Дориану показалось, что это было нечто вроде «Только на одну ночь», но он не был в этом уверен.

Может, Арджент и не лгал другим, щадя их чувства, но если он считал, что у него с актрисой все ограничится одной ночью, Дориан всерьез сомневался, не обманывал ли он сам себя.

«В любом случае, — подумал он, спеша навстречу жене, — Миллисент Ли Кер знает, с чем связалась, и хватит ли у нее сил, чтобы совладать с таким мужчиной, как Кристофер Арджент?»

Если нет, то да поможет ей бог, потому еще никому из тех, кто с ним связался, этого не удавалось никогда.

Глава десятая

Попроси Милли назвать самые сюрреалистические моменты в жизни, этот наверняка оказался бы вверху списка. Ей потребовалось время и чуть больше пары слов, чтобы очаровать непоколебимого Хасана. Но когда, хвала Юпитеру, ей это удалось, араб по ее велению умело подрисовывал ей сурьмой глаза. Милли уже давно сама умела наносить сценический грим, однако точность, с которой Хасан подчеркивал ее шоколадные глаза, вызывала у нее белую зависть.

Благо еще у нее была своя гримерка, поскольку за кулисами Ковент-Гарден Хасан вызвал такой ажиотаж, что ей оставалось лишь удивляться, как занавес вообще подняли.

Хотя черты его лица были остры, хоть стекло режь, широко раскрытые нежные глаза напомнили ей добродушных упряжных лошадей Вест-Энда. Когда он наклонился к ней, она вдохнула запахи песка, мускуса и специй, вызывавшие в ее памяти белые палатки бедуинов, женщин в чадрах и сильных смуглых кочевников.

Она нашла его привлекательным и сразу решила, что они должны подружиться.

При каждом касании кисти, которым он накладывал сурьму, легонько прижимая ее веко к глазу, его иссиня-черная голова с множеством навернутых платков чуть-чуть размывалась.

Другое лицо с огромными, головокружительно голубыми глазами и волосами цвета темного песка склонилось ей на колено и с восхищением наблюдало за процессом. Якоб, ее сын. Ее маленький, любимый, красивый мальчик. Мальчик, за которого она отдала бы жизнь, потому что он придавал этой жизни смысл. Мальчик, из-за которого она заключила сделку с самим дьяволом.

Теперь она не могла об этом думать. О нем. Кристофере Ардженте. Наемнике, убийце, а в ближайшем будущем — ее любовнике. Он за ней вернется. И скоро она будет в его постели.

Или там, где он решит ее взять.

Внезапно по ее коже пробежал озноб, такой сильный, что ей стало не по себе, и из ее горла вырвался мучительный вздох.

— Не двигайтесь, — мягко произнес Хасан.

— Мистер Хасан, почему вы насурьмили глаза? — спросил Якоб, глядя сквозь очки в проволочной оправе, делавшие его глаза из распахнуто-невинных совиными.

— Потому, рассам валад, что на моей родине солнце столь жарко и безжалостно, что сурьма защищает глаза от его огня и позволяет видеть далеко в пустыне.

Якоб кивнул, трогая воротник своей накрахмаленной до хруста рубашки.

— Господин Хасан, почему вы зовете меня «рассам валад»?

Рука араба ни разу не дрогнула, когда он маленькой тряпочкой умело растушевал линию по ее веку и продлил ее, подчеркивая миндалевидную форму глаз Милли.

— На моем языке это означает «маленький художник».

И Хасан бородатым подбородком указал на рисовальные принадлежности Якоба, в идеальном порядке разложенные в уголке.

— На моей родине живопись — священное занятие, дар, ниспосланный Аллахом.

— О. — На щеках мальчика появились ямочки, он порозовел от смущения и робкого удовольствия. Затем его брови поползли вверх, когда ему в голову внезапно пришла мысль: — Но, господин Хасан, солнце в Лондоне совсем нежаркое. Оно почти не появляется.

— Это так, рассам валад, но когда ты далеко от дома, это помогает сохранить традиции твоего народа, чтобы сердце оставалось рядом с теми, кого ты любишь, но кто вынужден жить без тебя.

В глуби темных, с поволокой глаз араба мелькнула грусть, когда с ностальгической привязанностью взглянул на Якоба. Милли с удивлением поняла, что и у Хасана был маленький рассам валад. Не в первый раз она задавала себе вопрос, что делал араб так далеко от своей любимой родины и почему вынужден был ее покинуть. Беженец ли он? Преступник? Убийца, как Арджент? Это не казалось невероятным, когда она заметила блеск рукояти длинного драгоценного кинжала, скрытого в его многослойных одеждах.

— Мистер Хасан, вы…

— Якоб, коханый, — Милли ласково взяла в ладонь маленький подбородок, — почему бы тебе не дать бедному мистеру Хасану отдохнуть, а самому поставить мольберт?