Арджент сражался с африканцем, видя, что испанец подбирается, чтобы напасть сбоку. Однако на самом деле опасность в этой яме оставалась только одна. Он оскалил перед противником окровавленные зубы. Одному из немногих в этом мире ему не надо задирать голову, чтобы видеть ясно. «Правильно, — подумал он — Думаешь, я ранен. Загнан. Ты придешь ко мне со всей своей силой».

Именно эту силу Арджент против него и использует.

И почему он не мог использовать ее против своей прекрасной мишени?

Ему хотелось бы обвинить ее в том, что она его обескуражила, сделав дитя свидетелем того, как он убивает мать. Это и впрямь тяжело. Однако милую Милли Ли Кер он не решился убить до того, как сын стал проблемой.

А ее возглас, дословно повторивший давнюю мольбу матери за него, окончательно лишил его остатков холодного, жесткого здравомыслия, начавшего его покидать еще тогда, когда он смотрел, как Миллисент умирает на сцене.

Африканец бросился вперед, размахивая длиннющими руками, разившими, как паровой молот. Вместо того чтобы нырнуть под его кулаки, Арджент прыгнул к нему, войдя в ближний бой и крадя силу удара противника. Блокировав его мощный выпад, он одновременно ударил соперника в горло. Или, скорее, сквозь горло, как его научили много лет назад.

Ко всем проблемам он получил неслабый удар от испанца, но не утратил концентрации и, прыгнув на падающего африканца, нанес ему еще два сокрушительных удара, которые свалили его на землю.

Двое готовы.

А что в случае Милли было особенного, чем он отличался от всех прочих?

Вопрос простой химии? Злополучная похоть — животная и примитивная, как драка в этой яме?

Одному богу было известно, как вмиг онемело его тело, когда они прикоснулись друг к другу. Черт возьми, он и теперь застыл при одной мысли об этом. Ее прикосновение было электрическим. Мощным.

И опасным.

Ее поцелуй… Хорошо, что он не поддается описанию. Мучительнее любой пытки. Изысканней любого воспоминания.

Милли Ли Кер переполняла жизнь, энтузиазм, эмоции и тепло, и, когда они соприкоснулись, все это странным образом перешло в него.

И за одно драгоценное мгновение он смог… это почувствовать.

Как это могло произойти? Как такая женщина, которую считали воровкой, шантажисткой, алчной карьеристкой с холодным, как у него, сердцем, могла так на него повлиять? Женщина, которая так самоотверженно и отчаянно защищала сына, не соответствовала рассказам о преступнице, достойной смерти.

Серьезна ли ее любовь к мальчику? Или она столь непревзойденная актриса, что обманула его? Его мать — преступница, воровка и шлюха — тем не менее самоотверженно любила Кристофера. На самом деле многие холодные убийцы, преступники и зачинщики войн любят свои семьи.

Это их слабость. Одна из тех, которой они часто пользовались в ходе недавно начатой Дорианом Блэквеллом Подпольной войны против лондонского преступного мира.

Вопросы без ответов ему не по душе. Как и неизвестные переменные. В худшем случае мисс Ли Кер могла явиться в полицию с его описанием. Прежде он никогда не оставлял свидетелей, а за последние годы они с Блэквеллом и без того уже слишком хорошо познакомились с главным инспектором Морли, чтобы так рисковать.

Вскрик толпы и блеск металла предупредили его откатиться, уклоняясь от удара ножом в позвоночник. Как раз в то мгновение, когда испанец с ножом бросился на него, он нанес удар ногами, а потом прижал руку с ножом к груди испанца.

Все было кончено, а Арджент лишь с удовлетворением подумал, что лезвие ножа, по рукоять вошедшего в грудь бившегося и кричащего испанца, могло бы быть и поострее. Бросив соперника истекать кровью, Арджент подошел к двери из ямы, открывшейся при его приближении. Толпа перед ним расступилась, и он, ведомый одной лишь целью, оставил ее какофонию позади.

Выигрыш он получит потом.

Сейчас ему необходимы ответы на многие вопросы, связанные с безупречной формой Милли Ли Кер.

Он должен снова ее увидеть, и на сей раз это должно быть отпущение грехов. Ему необходимо логически и объективно проанализировать ту власть, которую она над ним имела. И, пойдя ва-банк, он примет окончательное решение. Он либо убьет ее…

Либо предъявит на нее свои права.

Глава шестая

— Убийца? — спросила Джейн, с блаженным вздохом окунаясь в солевую ванну. — Ты уверена, что старший инспектор не переусердствовал? У всех нас были фанатичные поклонники. Ты ведь сама сказала, что, вломившись к тебе в дом, он только и сделал, что поцеловал тебя.

Поднимающийся над водой пар заставил Милли задержать дыхание, прежде чем, глубоко вздохнув, она, наконец, устроилась в бассейне.

— Во всем нападении мне тоже это показалось особенно странным, — согласилась она. — Он держал руки у меня на горле, будто хотел меня задушить, но потом просто… держал их… прижимая меня к себе.

Милли пыталась не думать о его теплом, крепком теле и ледяных холодных глазах. Это расстраивало. Расстраивало, потому что сильнее переживать ей следовало из-за всей этой передряги в целом. Но иногда тепло его тела изменнически всплывало в памяти, и это расстраивало больше всего.

Джейн сквозь клубящийся пар бросила на нее сочувственный взгляд.

— Бедняжка, ты, должно быть, страшно испугалась.

— Да, — призналась Милли, вынимая булавки из волос и упуская в воду. — Как подумаю, что он мог причинить вред Якобу, и становлюсь просто сама не своя. Я хотела умереть. Я хотела его убить. И убила бы, тронь он сына хоть пальцем.

Но нет. Он снова исчез.

— И просто… поцеловал тебя? — сморщила курносый нос Джейн. — Не слишком много смысла, как, по-твоему?

— Вообще никакого.

— Ну знаешь, ты действительно на самой вершине, если больные на голову поклонники врываются к тебе в дом, чтобы украсть поцелуй.

Джейн умела отнестись несерьезно ко всему, даже к ужасному. Потому ей и удавалось сохранять в мрачном мире такую солнечную улыбку.

— Те два монстра все еще ходят за тобой и Якобом?

Безусловно, она имела в виду телохранителей, нанятых Милли наутро после нападения для себя и Якоба. Здоровенные братья-ирландцы, широкоплечие и короткошеие. Их фамилия была Макгивни, и воняло от них ужасно. Что, по мнению Милли, добавляло им боеспособности. Рекомендации у них были самые лучшие, а Якобу нравилось, что как бы он их ни тянул, они оставались недвижимы, как скала.

— Мистер Макгивни стоит у входа в баню, — призналась Милли. — А его брат с Якобом в школе. Мне пришлось очаровать директора ради получения разрешения.

Прошло уже три дня, три спектакля, три бессонных, но без пришествий ночи, и Милли, наконец, вновь почувствовала себя в безопасности.

Но только пока сегодня днем ее не вызвали в Скотленд-Ярд для беседы с главным инспектором Карлтоном Морли.

Мучительный стон Милли эхом отозвался от мозаичных стен бани, когда она попыталась увязать это событие и вызванные им странные эмоции.

Она любила это место с его золотым декором и турецкой атмосферой. Словно сошедший с полотен Жана-Огюста-Доминика Энгра. Греческие колонны. Римская плитка. Турецкие драпри. Марокканские светильники. Частичка экзотического Средиземноморья в центре Лондона. Место, где из почтенной публики никто никогда замечен не был, а все пользующиеся дурной славой присутствовали просто обязательно. Вечерами здесь собирались исключительно богатые мужчины и дорогие куртизанки. Однако, поскольку вечерами Джейн и Милли служили в театре, здесь они бывали в первой половине дня, когда вода была чиста, а ванны практически пусты. Якоб был в школе, и они могли встретиться, повторить роли, посплетничать, за ленчем посидеть в кафе Пьера де Голля на углу и послушать хвастливые россказни хозяина о том, как некогда, еще до службы в театре, он был лендлордом графини Нортволк.

Сегодня, когда у одной из них за спиной маячил весьма вызывающего вида ирландец габаритами с небольшой вагон, их еженедельный дневной ритуал выглядел совсем иначе.

Но все лучше, чем рисковать новым столкновением с Бентли Драмлом.

Так ведь и имя его, выходит, ненастоящее? Старший инспектор Морли заметил, что и Бентли Драмл[6], и названный им ей на вечеринке знакомым Ричард Свивеллер[7] — второстепенные диккенсовские персонажи…

Сидя в строгом кабинете Морли у гигантского стола красного дерева, она была не в силах встретиться с соболезнующим взглядом хозяина и чувствовала себя полной дурой. Круглой идиоткой. Воистину, обвести вокруг пальца женщину, почитающую себя столь искушенной и умеющей читать людские намерения, безусловно, мог только актер посильнее.

Попрофессиональнее.

Наемный убийца, как предположил инспектор Морли.

Милли лично знала сэра Карлтона Морли со времени трагической смерти своей дорогой подруги Агнес Миллер пять лет назад. Хотя убийцу так и не нашли, инспектор любезно держал ее в курсе новых нитей расследования, и она хотела сделать так, чтобы он никогда не дошел до важнейшей подсказки.

Якоб.

— Джейн, — тихо проговорила Милли. — Мне хочется, чтобы ты тоже… была осторожнее. Обещай мне.

— Почему? — Джейн взяла крупную виноградину из фруктовой тарелки на краю бассейна и, поднося ее к губам, запрокинула голову, чтобы намочить волосы. — Этот мужчина охотится за тобой, а не за мной.

— Но если старший инспектор Морли прав, он не просто преследует женщину. Похоже, на его счету много убийств. Выходит… — Она замолчала, не ожидая ответа на свою скверную новость. Не желая ее проговаривать. Произнеси она ее здесь, стены эхом вернут ей ее слова, и одно из ее любимейших мест будет отравлено этим ужасом.

— Кажется, он охотится на женщин с детьми. С мальчиками. Обнаружили тела женщин, но не детей. Все несчастные мальчики пропали без вести.

Даже сквозь пар было видно, как у Джейн округлились глаза.

— Это ужасно! — воскликнула она. — И сколько их?

— Думают, полдюжины.

— Думают? — Джейн пересекла бассейн, чтобы сесть рядом с Милли, и та была втайне рада. Внезапно она почувствовала себя уязвимой. По коже пробежали мурашки, и даже в воде ее прошиб пот. В углах зашевелись зловещие тени, стены придвинулись.

— Они думают, что этот мужчина был в твоей квартире? — ситуация становилась гораздо серьезнее, и Джейн схватила Милли за руку. — Но он тебя поцеловал. Он тебя отпустил. Что они думают об этом? Думают, что он все еще преследует тебя? Что они предпринимают, чтобы вас защитить?

Ее подруга прикоснулась к ней, и Милли с благодарностью сжала ее руку.

— Они не знают, куда отнести мое нападение. По словам старшего инспектора Морли, он только начал устанавливать связи. Понимаешь, эти женщины жили в разных районах. Они ходили в разные места. Они разного возраста. И… они… убиты по-разному. Некоторые жестоко, другие… И еще. Одних изнасиловали, других пощадили. Задушили, закололи, или… забили. Одну застрелили.

— О боже! — перекрестилась Джейн.

— Единственная связь между убитыми женщинами — их пропавшие сыновья.

Джейн покачала головой, прижав рот ко рту.

— Как ты думаешь, эти бедные мальчики… мертвы? Или хуже?

Милли увидела, как в глазах сострадательной подруги блеснули слезы.

— Никто не знает. Они просто исчезли.

— И давно это происходит?

— Инспектор Морли сказал, что за два месяца было пять случаев.

— Почему мы об этом не знаем? — гневно взмахнув рукой, спросила Джейн. — Почему об этой истории не трубят во всех газетах, предупреждая матерей Лондона?

— Потому что случаи смертельные до сих пор не были связаны между собой. О некоторых из них сообщали местные газеты. И одна, я думаю, была дочерью богатого шахтовладельца, мистера Рэндала Августина. Помнишь, мы читали в «Дейли телеграф» о том, что его внук пропал без вести?

Бледная заплаканная Джейн кивнула.

— Вроде бы. Обычно я не обращаю внимания на такие новости. Это так скучно.

— Я не хотела тебя огорчать, Джейн.

Милли забыла, насколько впечатлительна, склонна к истерикам и обморокам ее подруга. Такого детства, как у Милли, не было ни у кого. Она ни разу в жизни не упала в обморок.

— Я просто хотела предупредить тебя, чтобы ты была бдительна. Очень осторожна.

— С какой стати? — даже не плача, всхлипнула Джейн. — У меня нет ребенка.

— Знаю, но… все равно.

Джейн посмотрела в глаза Милли, и мучительно попыталась сформулировать тяжелую мысль.

— Милли, если мужчина, который ворвался в твою квартиру, был тем убийцей, почему он не забрал Якоба? Почему он тебя поцеловал и… отпустил?

Милли откинула голову на край ванны и закрыла глаза.

— Я не знаю, Джейн.