Джесс с побелевшими губами наблюдала в иллюминатор, как туземцы волокут его к маленькому белому зданию, стоящему отдельно от других, и исчезают внутри. Нога репортера так и не коснулась благословенной земли этого тропического края.

– И так будет с каждым, кто уклоняется от платы за проезд, – прошептал Уильям с удовлетворенным и чопорным видом.

– Чертов главарь мафии, вот вы кто! пробормотала Джесс, догадываясь, что стремительное выдворение репортера было делом его рук.

Видя ее возмущение, он просто улыбнулся, отчего Джесс подумала, что попала не в бровь, а в глаз. Нет, все же он страшный человек!

Ее намерение предпринять хоть что-нибудь в защиту несчастного репортера вмиг испарилось. Она поняла, что беда грозила ей во все время полета, даже когда она притворно-беззаботно переписывалась с ним, постоянно помня, что попала в сложное положение, как и ее сестра, и что человек, путешествующий с ней, психопат, от которого можно ожидать чего угодно. Но сейчас ей стало ясно, что сложное положение правильнее назвать бедой. Значит, бедой грозило каждое ее движение, даже поход в туалет, даже то, что она, скрестив ноги, кончиком туфли попала в пространство Уильяма Уэббера. Неизвестно, от чего он взорвался бы, ясно одно: в любой момент он мог поступить с ней так же, как поступил с этим настырным газетчиком.

Но, возможно, теперь, после удаления шустрого репортера, он хотя бы заговорит с ней наконец.

– Теперь мы можем говорить? – отважилась она спросить, когда они вышли из самолета.

Джесс, попав после душного самолета на свежий воздух, почувствовала даже головокружение.

– Вы будете говорить, Джессика, только когда вас спросят, и не раньше. Я все еще зол как сто чертей, до сих пор прихожу в бешенство от мысли, что вы задумали обвести меня вокруг пальца. Так что не стоит приставать ко мне с жалкими объяснениями, которые вы придумали во время полета. Путешествие еще не окончено.

И путешествие действительно продолжилось. Уильям запихнул изнуренную Джесс в белое такси, их багаж следовал за ними в другой машине. Она попыталась заговорить опять, но мрачный взгляд Уильяма подавил ее попытку.

Таксист, судя по всему, следовал полученным инструкциям, которые гласили, что если он откроет рот, то это будет грозить ему неминуемой смертью, а потому сидел за рулем с совершенно отсутствующим видом, и на всем пути от аэропорта у него не возникло ни одного вопроса.

Джесс видела, что нет никакого смысла просить его о помощи. Она уже достаточно хорошо поняла, что Уильям не остановится ни перед чем, лишь бы она молчала, и способ заткнуть ей рот фальшивым поцелуем, очевидно, не самый худший из доступных ему.

Пышная растительность зеленого острова была ошеломляюще прекрасна, и Джесс подумала, как счастлива была бы попасть сюда при других обстоятельствах. Но даже и заложницей лучше быть в тропическом раю, нежели в каком-нибудь грязном подвале. Она дрожала, думая о том, чем грозит ей конечный пункт. С этим сумасшедшим Уильямом Уэббером ждать можно чего угодно.

– Вы, случаем, не замерзли? – пробормотал себе под нос Уильям, заметивший ее дрожь, и снова погрузился в изучение журнала, захваченного им из самолета.

– Я дрожу от страха, с ужасом думая о конечном пункте нашего путешествия.

– Вы боитесь? Бросьте, Джессика, кто поверит вашему лицедейству? Нервы у вас просто стальные, и это хорошо, это вам еще пригодится.

– Хотелось бы знать, в чем меня обвиняют, потому что все это смахивает на паранойю. Не я писала этот газетный очерк, а ваша любовница. У меня не было намерения женить вас на себе, как вы это утверждаете, и я могу лишь сказать, что моя компьютерная игра ловко была вами выцарапана у меня в то время, как я хотела продать вам ее, но поскольку выкрасть ее показалось вам выгоднее, чем купить, и…

– Успокойтесь, – мрачно предостерег он.

Джесс стиснула зубы и в полном отчаянии стала смотреть в окно. Все бесполезно и безнадежно. Но она начала понимать это раньше – когда они только прилетели. Куда же они направляются? Она видела, что они все глубже и глубже забираются в джунгли, и если бы не испугалась раньше, то сейчас настало самое время пугаться по настоящему. Куда, к черту, он ее завезет? И встретит ли она там Эбби? Если да, то в каком состоянии она найдет ее? Связанной? С кляпом во рту? И главное, за что? Почему с ними происходит такое?

Спустя десять минут после того, как они свернули на ухабистый тракт, углублявшийся в джунгли, Джесс вдруг увидела внизу маленький просвет кусочек морского побережья. Узкий и единственный просвет в темноте джунглей, который вмещал в себя лишь несколько чистеньких роскошных яхт, пришвартованных к молу, уходящему в. море такой голубизны, что это казалось даже нереальным. Когда они съехали с пыльного тракта к неприметной со стороны скрытой в рощице пышных пальм бухточке, Джесс вдруг подумала, что пару последних дней она, вероятно, находится рядом с одним из богатейших людей мира.

Наверное, одна из яхт принадлежит ему. Надо, очевидно, обладать здесь достаточным влиянием и властью, чтобы произошло то, что случилось с репортером в аэропорту. Только очень богатые, могущественные и влиятельные люди могут повсюду рассчитывать на такого рода обслуживание по первому их слову или даже кивку. Но тогда почему, ох, почему, почему этот могущественный человек опускается до жалкого воровства какой-то игровой компьютерной программы?

Когда они свернули на дорогу, ведущую к побережью, Джесс смотрела в окно автомобиля и не нуждалась в указаниях Уильяма Уэббера держать рот на замке, ибо и так молчала, и ее молчание таило в себе печальную самоуглубленность. Она тщательно пыталась хоть что-то понять. Реальный мир, окружающий ее, становился все более нереальным. Она изобрела новую компьютерную игру, только и всего. Игра стоит дорого, да, дорого, но все-таки не настолько дорого, чтобы этот человек стал рисковать репутацией из-за такой малости. Нет, здесь что-то не так. Он говорил о каких-то ее бесчестных изощренных замыслах, о сообщнице… Все выглядит так, будто они с Эбби действительно совершили преступление…

– Выходите, Джессика.

Услышав приказ, она не спеша выбралась с заднего сиденья такси. Одежда прилипла к телу, тонкая струйка пота устремилась вниз по ложбинке спины.

– Куда теперь? – пробормотала она, щуря глаза от солнечного блеска, отраженного белым, сонно колышущимся на мелкой волне судном, пришвартованным к пристани.

Такси, пронзительно завизжав на повороте, скрылось в облаке пыли и песка. Джесс тем временем прочитала название яхты.

– «Уэбберс Уондер»[20], вот черт, – проворчала она. – Что за идиотское название! Чавкает, как… как мокрый латук, если не сказать похуже…

В первый раз за все время путешествия Уильям Уэббер соизволил улыбнуться, да и то чуть-чуть.

– Тут я с вами совершенно согласен. Это мой братец придумал такое идиотское название.

– В таком случае, он и сам идиот, разве нет?

Сердце ее бросилось к Эбби, захваченной в заложницы этим Уэббером, воображения у которого столько же, сколько у… у мокрого латука.

– Он богат, а потому может иногда позволить себе быть идиотом, – сказал Уильям, вновь беря ее под локоть и подталкивая к пристани.

– В семье не без урода, как водится.

Он ничего не ответил, поскольку появился член экипажа, а просто указал Джесс на ступеньки, ведущие к каюте.

Джесс сглотнула слюну. Роскошь окружала ее. Повсюду поблескивали хромированные детали, белые кожаные диваны тянулись вдоль стенных панелей розового дерева, словом, великолепное место для праздного времяпрепровождения. Благодаря кондиционеру здесь царили свежесть и прохлада. Уильям, спустившись вместе с ней с верхней палубы, тотчас проследовал по белому ковру к бару. Он тихо сказал что-то членам судовой команды, и они удалились, оставив их одних.

Джесс, как ни старалась, не могла разобрать ни слова из того, о чем говорилось, уловив лишь имя – Оливер Уэббер.

– Оливер – это ваш брат?

– Да, – сказал он, подавая ей высокий стакан с лимонным соком, смешанным с водкой, и с долькой свежего лимона, нацепленной на край. – Команда вернется за ними сюда, когда они прибудут. Он и его эта… Они уже вылетели из Хитроу.

– Ваш брат и моя сообщница? – саркастически спросила она, потягивая коктейль и задумчиво глядя на него поверх узорного стекла стакана.

Выглядел он измученным. Его кремовой полотняный костюм порядком поизмялся в дороге, волосы, слегка прибитые влажностью, завитками цеплялись за край воротника, и, судя по всему, сердце его работало с перегрузками. Измотанный, но все такой же эффектный, такой же чувственно неотразимый… Ох, она все еще ничему не научилась, все еще ощущала, как ее тянет к нему. Но это весьма недолговечное влечение, решила она, ничего не стоит подавить. После всего, через что он ее проволок, разве можно испытывать к нему что-нибудь, кроме голого сексуального влечения?

– Вот вы и сознались, Джессика, назвав все своими именами, – умиротворенно проговорил он.

Ну, нет, я ни в чем не сознавалась. Я лишь повторила ваше словцо. Это ведь вы назвали ее моей сообщницей, а не я. Просто, чтобы не спорить, хочется наконец покоя…

– Сомневаюсь, что ваша жизнь будет теперь спокойной, Джессика. Говорят, что эхо, с которым общается тюремный узник, неизбежно сокращает дни его жизни.

– Вам видней, вы, очевидно, о тюремной жизни знаете больше моего, – иронично усмехнулась она.

Его глаза сузились, он взглянул на нее как на сумасшедшую.

– Вы что, все еще не придаете серьезного значения моим словам? Для вас это всего лишь затянувшаяся шутка?

– Ну, милый мой, я вижу, у вас извращенное чувство юмора, если вы думаете, что я принимаю происходящее за шутку. Во всем, что вы делаете, очень мало забавного, Оливер…

– Уильям, – поправил он ее.

И тут Джесс ничего не смогла с собой поделать, на глаза ее накатились слезы. Она сделала большой глоток из стакана и вытерла их до того, как он успел заметить.

– Воспользоваться именем брата, чтобы дурачить меня… Как это низко, Уильям.

– Ну, полагаю, это не ниже вашей расчетливости, Джессика, – чуть ли не торжественно проговорил он. Взгляд его стал холодным и обвиняющим. Он допил свою порцию и кивнул на одну из дверей. – Там есть ванная. Может, вы хотите освежиться? Заключительный этап нашего путешествия продлится больше часа.

Джесс вскинула голову.

– И куда же мы прибудем?

– На мой остров, на мой собственный остров, изолированный от всего мира. Там никто и ничто не помешает нам докопаться до истины.

Джесс сардонически улыбнулась.

– Вместе с адвокатами, вашим братцем и моей сообщницей? Да? – Сарказм ее усилился, когда она добавила: – Это место называется, кажется, Таинственным островом? Странно, если это окажется не так, ибо все происходящее представляется мне слишком невероятным.

Он пожал плечами.

– Здесь я с вами согласен. И началось то все с бананового дайкири. Кой черт взбрело вам в голову пить эту липкую дрянь? Впрочем, может, вы и не собирались ее пить… Вы ведь и сами, Джессика Лемберт, весьма таинственная леди. Восторгаясь вашим талантом лгать, я предпочел бы иметь вас в числе своих сторонников, а не деятельных неприятелей.

Джесс передернуло. Гневно сверкнув глазами, она запальчиво сказала:

– А заодно и любовью со мной заниматься, верно? Вас послушать, так я рассчитала все это заранее, даже банановый душ, и влезла в вашу постель, заведомо зная, кто вы и что вы.

Он прищурился и помрачнел.

– Думаю, так оно и есть, Джессика.

Мотивация ваших поступков нуждается в объяснении, и весьма убедительном. Вот я, например, просто спасаю то, над чем работал всю свою жизнь, работал напряженно и честно. А вы? Что у вас за душой? Ничего, кроме хитрости и алчности. Огромная разница, на мой взгляд.

– Вы бесчувственный негодяй, – тихо проговорила она, ненавидя его всем существом.

Он ничего не ответил, указал еще раз в сторону ванной и презрительно отвернулся.

После всего хорошего, что было между ними, после пережитой страсти и нежности он так жестоко низверг ее на тот низкий уровень, где тонкие чувства невозможны. Значит, всякий раз, как он прикасался к ней, ласкал ее, овладевал ею, он делал это, преследуя определенные цели. А теперь обвиняет в этом ее. Какая невыносимая боль! Его подлость доводит ее до бешенства. Ох, как она хотела бы отомстить ему, но что она может, пока от него не вырвется?

Постепенно силы Джесс начинали восстанавливаться, и она стала выходить из дремотного состояния. Но никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Ей всегда удавалось держать себя в форме, при любых невзгодах она способна была воспрянуть духом и продолжить жизненный путь. На этот раз она чувствовала себя так, будто ей никогда уже не подняться и не воспрянуть духом. Ни сил, ни свежего притока крови, ни воли к действиям. Неимоверная слабость, болезненные переживания, страх за Эбби, и мало всего этого: она еще страшно терзается тем, что полюбила сущее чудовище, преступного монстра, так глупо дав себя одурачить.