Нора Робертс - Опасные тайны

— Коняга-то из богатой конюшни, — услышала Келси за спиной замечание какого-то знатока.

Все верно, подумала она, только деньги тут ни при чем.

Гейб присоединился к ней незадолго до начала пятой скачки и вел себя гак спокойно и непринужденно, словно они вместе позавтракали, а не обнимались на глазах у всего персонала.

— Рено отлично сработал.

— Он и Горди составляют лучшую пару. — Келси бросила в его сторону осторожный взгляд. — Они вдвоем еще многих заставят глотать пыль.

— Поглядим, — неопределенно отозвался Гейб. — Последи за канингемовской Большой Шебой, а потом расскажи мне, что ты увидишь.

Нахмурившись, Келси стала смотреть на лошадей, которых как раз заводили в стартовые ворота. Крупная рыжая кобыла явно нервничала. Вот она прянула в сторону, потом неожиданно вскинула зад и с силой ударила копытами грума, который покатился по земле.

— Просто она волнуется, бедняжка. Ничего необычного. — Она перевела взгляд на Валета. Жеребец Гейба тоже старался вырваться из рук коноводов.

— Твой Валет, между прочим, тоже не прочь порезвиться.

— Смотри дальше.

Прозвучал колокол, и скачка началась. Приняли резво, и кобыла Канингема повела скачку, с силой выбрасывая вперед длинные прямые ноги и взрывая копытами землю. Келси направила на нее бинокль и прищурилась. Еще не был пройден первый поворот, а Большая Шеба была вся в мыле.

— Довольно резвая штучка, — заметила она. — Но почему он так ее гонит?

Действительно, жокей Канингема вовсю орудовал хлыстом, и Келси морщилась при каждом ударе.

— Он делает то, что ему было велено.

На половине дистанции Шеба замедлила шаг — ненамного, недостаточно, чтобы основная группа настигла ее. Келси почувствовала, как из глаз ее потекли слезы. У Шебы были изящество и грация, но не хватало выносливости, и жокей продолжал нахлестывать ее изо всей силы.

На дальней прямой Шеба уступила жеребцу Гейба сначала полкорпуса, потом — целый корпус. «На одном сердце», как говорили на ипподроме, она попала в призы, выиграв нос у ближайших преследователей.

— Это непростительно! — Келси повернулась к Гейбу. — Ведь должны же быть какие-то правила!

— Правил у нас полно, но ни в одном не говорится, что от лошади нельзя добиваться чего-то, что превышает ее возможности. Ходят слухи, что у Шебы слабые легкие, а этот идиот Канингем заставляет жокея гнать ее так, что на семи фарлонгах (Фарлонг, или фурлонг, — мера длины, равная 201, 17 метра. Скачки традиционно проводятся на дистанцию одна миля, которая равняется восьми фарлонгам) она уже выдыхается. Биллу так сильно хочется занять призовое место на дерби, что он готов погубить лошадь, лишь бы попасть в яблочко.

— Я думала, что он просто дурак.

— Он не просто дурак, а честолюбивый дурак. Хочет быть первым у столба.

— А мы? Разве мы все не хотим того же?

— Хотим. Вся разница заключается в том, как далеко мы готовы зайти, чтобы добиться своего.

С этими словами Гейб оставил ее и направился к площадке для победителей, а Келси повернулась к треку спиной. Почему-то он потерял для нее большую часть своего очарования.

Джек Мозер поддерживал в своем мотеле чистоту и порядок. Пусть некоторые из его клиентов снимали комнаты всего на час или полтора, Джека это нисколько не волновало. Он подозревал, что за закрытыми дверями номеров отеля «Ритц» происходит то же самое, что и в его скромных комнатах, только в «Ритце» почасовая плата была не в пример больше.

Джек методично боролся с клопами и крысами, не терпел шумных ночных попоек и даже платил лишние деньги за то, чтобы его клиенты могли пользоваться кабельным телевидением.

И клиенты были довольны, платя по двадцать девять долларов в сутки за одноместную комнатушку.

Дети моложе восемнадцати лет, путешествующие с родителями, могли останавливаться в мотеле бесплатно.

Каждый клиент получал небольшой кусок мыла и полотенце размером с коврик для ванной, к тому же для удобства гостей Джек договорился с ближайшим кафе о доставке горячих блюд в промежутке от шести утра и до десяти вечера.

Может быть, он и припрятывал часть наличных и не слишком настаивал, чтобы клиент назвал ему свои подлинные имя и фамилию, однако таков был его бизнес. Зато простыни регулярно отправлялись в прачечную, туалетные комнаты дезинфицировались, а в каждую дверь был врезан надежный замок.

Больше всего Джек любил лето, когда целые семьи, путешествующие с детьми с севера на юг и обратно, останавливались у него, заметив возле шоссе мигающую вывеску о наличии свободных мест. Они вываливались из своих стареньких фургонов и сразу же отправлялись в постель, так что хозяину можно было не волноваться, что они начнут рвать простыни и поливать стены пивом.

Вот уже двадцать лет Джек стоял за регистрационной стойкой, наблюдая за приезжающими людьми, так что в конце концов научился с первого взгляда кое в чем разбираться, даже если клиент только переступил порог его мотеля. Он сразу угадывал, когда парочка снимает номер, чтобы обмануть супруга или супругу, или когда женщина скрывается от сожителя, который, судя по ее виду, склонен распускать кулаки. С такой же легкостью он распознавал неудачников, бродяг, беглецов.

Постояльца из комнаты № 22 он причислил к последней категории.

«Не мое дело, — подумал Джек, снимая с доски запасной ключ. — Парень заплатил авансом за три дня. Так что мне до того, что он постоянно оглядывается, будто каждую минуту ожидает получить пулю между лопаток?»

Да, клиент заплатил свои восемьдесят семь долларов плюс налог и с тех пор ни разу не показывался.

В том-то и была главная проблема. Три дня прошли, но, как сообщила ему Дотти, экономка и горничная, дверь комнаты № 22 по-прежнему оставалась заперта, а на ручке висела табличка «Не беспокоить». Как, собственно, и все эти дни.

Ну нет, все-таки придется его побеспокоить, думал Джек, шагая через стоянку автомашин к противоположному крылу мотеля с одинаковыми серыми дверями и зашторенными окнами. Постояльцу номера придется заплатить еще за один день или съехать.

Джек Мозер не признавал кредита даже в исключительных случаях.

Остановившись у нужной двери, он громко и властно постучал. Никто, кроме него самого, не знал, какое удовольствие ему доставляет лично вышвыривать вон всяких бездельников и прочих паразитов.

— Менеджер! — провозгласил он неприятным скрипучим голосом и заметил Дотти, которая выглянула из дверей соседнего номера, возле которого стояла ее тележка.

— Напился небось, — предположила она. Джек вздохнул и расправил свои сутулые плечи.

— Занимайся своим делом, Дотти. Я разберусь. — Он снова постучал, не заметив, какой гримасы удостоила его горничная.

— Менеджер! — повторил он угрожающе, потом вставил в скважину запасной ключ.

Запах ударил ему в нос с такой силой, что Джек Мозер едва не потерял сознание. В первое мгновение он решил, что жилец двадцать второго номера заказал в кафе что-то такое, что сильнейшим образом расстроило его организм. Второе, о чем подумал управляющий, так это о том, что понадобится целая канистра лизола, чтобы справиться с вонью.

Потом все мысли покинули его — Джек Мозер увидел нечто расплывшееся, бесформенное, что сидело, навалившись грудью на край крошечного поцарапанного столика и таращилось на него выпученными желтоватыми бельмами. Кем бы ни был человек, снявший у него номер, за три дня он успел превратиться в отвратительную, гниющую массу.

Ничего более жуткого Джек Мозер никогда в жизни не видел.

Он попятился назад, не в силах больше вынести ни вида, ни запаха. Он хотел позвать на помощь, но только заблевал себе ботинки. Что, впрочем, не помешало ему сломя голову броситься прочь.

Джек все еще бежал, когда Дотти заглянула в номер и пронзительно закричала.

Когда лейтенант Росси подъехал к мотелю, останки уже упаковали в пластиковый мешок. На месте этого происшествия он оказался исключительно благодаря везению и хорошей памяти. Лейтенант уже давно перестал реагировать на каждое сообщение о случаях загадочной или необъясненной смерти, однако имя Фреда Липски заставило его прислушаться к тревожным звоночкам, прозвеневшим у него в мозгу. Это имя значилось в списке Росси в связи с убийством конюха, но ему до сих пор не удалось встретиться с человеком, который его носил.

И теперь, похоже, ему представился шанс.

Медицинский эксперт доктор Эгнес Лоренцо уже собирала свои инструменты, и Росси, входя во внутренний двор мотеля, как мог приветливо кивнул невысокой, коренастой женщине с седеющими волосами и добрыми, как у щенка, глазами.

— Привет, Лоренцо.

— Привет, лейтенант. Я думала, этим делом занимается Ньюмен.

— Клиент имеет отношение к одному моему расследованию. Ну, что у нас?

Он прицепил свой значок к нагрудному карману пиджака и шагнул к двери, охраняемой полицейским в форме.

Тело уже было полностью подготовлено к отправке в морг. В комнате все еще стоял сильный трупный запах, но он уже давно не действовал на Росси и не мешал ему работать. Бегло оглядев комнату, он отметил разобранную постель, небрежно брошенную в угол сумку с вещами, следы спецпорошка, оставленные бригадой криминалистов. На столе стоял один стакан, на три четверти пустая бутылка джина и пепельница, до краев полная окурков от сигарет «Лаки страйк».

— О причинах смерти можешь пока не спрашивать. — предупредила Лоренцо. — Могу сказать только, что этот тип скончался от сорока восьми до шестидесяти часов назад. Никаких ран, никаких следов борьбы.

— А причина смерти?

Лоренцо знала, что Росси все равно задаст этот вопрос, и хитро улыбнулась.

— Остановка сердца. Так бывает довольно часто. Вследствие самых разных причин.

Не обратив внимания на шпильку, Росси попытался воссоздать обстоятельства, предшествующие смерти. Человек пьет один, запершись в номере мотеля. Почему? Страх? Чувство вины? Гнев? Зачем человеку снимать номер в убогом мотеле, когда в тридцати милях отсюда у него есть собственная, пусть такая же убогая квартирка?

Если Липски скрывался, значит, для этого были причины.

Глядя на лицо лейтенанта, Лоренцо сжалилась.

— У него в бумажнике нашли три сотни долларов и просроченную кредитную карточку. В сумке лежал номер «Дейли рейсинг» четырехдневной давности, а в правом ботинке был спрятан нож.

Росси сделал стойку, как хорошая охотничья собака, почуявшая дичь.

— Что за нож?

— Шестидюймовое лезвие, довольно узкое и тонкое, с прямой режущей поверхностью.

Росси показалось, что в его полицейском сердце запели соловьи. Нож надо будет немедленно отправить на экспертизу, и если на нем остались хоть какие-то следы крови — человеческой или лошадиной, — они найдут их.

— Кто нашел тело?

— Менеджер, фамилия — Мозер. Должно быть, он все еще сидит у себя в конторе и дремлет над тазиком.

— Не у всех такие резиновые желудки, как у тебя, Лоренцо.

— Ты мне льстишь. — Она снова вышла на улицу и глубоко вдохнула свежий весенний воздух, слегка подпорченный выхлопами машин, мчавшихся по Пятнадцатому шоссе. На вызов Эгнес пришлось выехать прямо из морга, где на столе из нержавеющей стали ее все еще дожидался наполовину выпотрошенный клиент. И вот теперь в очереди к ней на прием оказался еще один несчастный. «Ну просто праздник каждый день…» — с горечью подумала Эгнес.

— Мне нужна копия протокола о вскрытии. — Это подошел Росси.

— Через два дня получишь.

— Через день, Лор. Будь лапочкой.

— Я тебе не лапочка. — Она повернулась и села в машину.

— Эй! — Росси схватился за дверцу, прежде чем патологоанатом успела ее закрыть. Эгнес Лоренцо он знал вот уже три года. У этой женщины почти не было слабостей, на которых он мог бы сыграть, но все же несколько уязвимых мест Росси обнаружил.

— Помнишь клиента, которого ты обрабатывала на прошлой неделе? Мик Гордон — старик с ножевой раной живота.

Эгнес вытащила сигареты — с некоторых пор она перестала стыдиться этой своей привычки.

— Это тот, с переломом основания черепа и многочисленными разрывами внутренних органов? Помню.

— Я думаю, что сегодняшний парень — это тот, кто его прикончил.

Эгнес выпустила изо рта тонкую струйку дыма. Ей не удалось внимательно рассмотреть нож, да, в конце концов, это была и не ее работа, но рану на животе Гордона она помнила, как, впрочем, и десятки других ран и увечий, которые навсегда запечатлевались в ее рано поседевшей голове.

— Да, — кивнула она. — Похоже, тут ты не промахнулся, Росси. Ладно, я задержусь сегодня подольше, но гарантировать, что мне удастся провести все лабораторные тесты, я не могу.

— Спасибо. — Росси захлопнул дверцу и, тут же забыв об Эгнес, направился в контору Джека Мозера.

Гейб узнал о смерти Липски через десять минут после своего возвращения из Флориды. В лице Дотти, горничной мотеля, пресса нашла буквально золотую жилу.