Кэрри в отчаянии стиснула кулаки. Ну как заставить ее понять? Как заставить наконец увидеть, какую эгоистичную стерву она воспитала? Почему люди порой так упорно отказываются признать правду?

Лето осталось в памяти как непрерывный кошмар. Джилли была еще более невыносимой, еще более требовательной, чем обычно, и Лола сбивалась с ног, прислуживая ей. К счастью для Кэрри, той удалось устроиться официанткой в бар, и она брала все сверхурочные часы, какие только можно, лишь бы не появляться дома.

В конце августа у Джилли начались схватки, и «скорая» увезла ее в окружной родильный дом. Когда роды были позади, молодой матери хватило одного взгляда на сморщенного, в красных пятнах, младенца, чтобы понять, что это не ее предназначение — ни сейчас, никогда. Если бы это было возможно, она дала бы в тот же день вырезать себе матку или перевязать трубы.

Лола почти в буквальном смысле волоком потащила Кэрри навестить сестру. Едва они переступили порог, как Джилли пустилась в рассуждения о том, что она слишком молода и красива, чтобы обременять себя материнством. За границами «этой дыры», Флорида-Бич, лежит большой мир, который только и ждет, чтобы принести к ее ногам свои дары, но он вряд ли обратит внимание на мамашу с малолетним чадом. Дураков нет, особенно среди мужчин со средствами. Короче, долой материнство! К тому же в сердце у нее живет мечта стать звездой экрана, а начать можно со звания Мисс Америка. В конце концов, это несложно — разве она, Джилли, не красивее тех кошелок, что разгуливают по сцене в купальниках? Да любому жюри стоит только взглянуть на нее, чтобы единодушно присудить ей корону!

— Насколько мне известно, Мисс Америкой может стать только не рожавшая женщина, — сказала Кэрри.

— Много ты знаешь!

— Тихо, вы обе! — прикрикнула Лола. — Не хватало еще, чтобы сиделки подслушали!

— Пусть слушают, сколько влезет…

— Я велела замолчать! — еще резче перебила Лола. — Веди себя как подобает, Джилли, ты ведь теперь мать.

— Не хочу я быть матерью, я хочу быть звездой экрана! — заверещала та.

Изнемогая от смущения, Лола попросила Кэрри захлопнуть приоткрытую дверь. Должно быть, ощутив, что дочь готова закрыть ее с другой стороны, она ухватила Кэрри свободной рукой (в другой так и оставался горшочек с узамбар-ской фиалкой, принесенный в подарок роженице).

Раздосадованная ролью зрителя на этом нелепом спектакле, Кэрри адресовала сестре злой взгляд.

— Меня нисколько не волнует, чего ты хочешь, а чего нет! — продолжала Лола.

Это было что-то новое в семейном репертуаре. Вдохновленная тоном матери, Кэрри вся обратилась в слух.

— Тебе придется нести ответственность за свой поступок! — На этом выволочка кончилась, и тон Лолы стал проникновенным. — Вот увидишь, из тебя выйдет отличная мать. Мы с Кэрри станем помогать тебе, и все пойдет как нельзя лучше. Поверь, так и будет! Для начала следует известить отца… — Она осеклась, услышав смех. — Что тебя так насмешило?

— Да ты! — Джилли с невольной гримасой схватилась за живот. — Расписала мою жизнь как по нотам! Вечно заставляешь меня поступать, «как принято у приличных людей». Господи Боже, мамочка! Мне уже восемнадцать. Я совершеннолетняя, понимаешь? Могу поступать, как считаю нужным.

— Да, но отец ребенка имеет право знать…

— Я понятия не имею, кто отец, — перебила Джилли с долгим демонстративным зевком. — Есть шанс, что это тот парень из Саванны, но шанс невелик.

— То есть как это ты понятия не имеешь? — От неожиданности Лола выпустила руку Кэрри. — Ты же сказала…

— Ну врала я, врала. Хочешь знать правду? Изволь. Отцом может быть любой из целой дюжины мужиков.

Лола покачала головой, отказываясь верить.

— Хватит придуриваться! Скажи наконец правду!

— В самом деле, Джилли, — вставила Кэрри, зная, как той нравится шокировать людей (ведь это означало быть в центре внимания).

— Я и говорю правду. Поначалу я еще считала своих мужиков, но потом потеряла счет. Откуда же мне знать, кто из них отец этого младенца?

На лице Лолы отразилось отвращение.

— Ты поражена, мамочка? — спросила Джилли, весьма порадованная представившейся возможностью. — А что такого? Я нравлюсь мужчинам. Они готовы на все, лишь бы меня заполучить: дарят дорогие подарки, осыпают деньгами. Я все это прячу от тебя, потому что не хочу, чтобы ты умерла от зависти. Когда ты завидуешь — вот так, как сейчас, — то корчишь из себя святошу. Признайся, под этим предлогом ты отобрала бы у меня и деньги, и подарки. К счастью, я не оставила тебе такой возможности. Я не так глупа, мамочка!

— Сколько же мужчин у тебя было? — Лола прикрыла глаза, пережидая приступ тошноты.

— Да черт возьми, мне-то откуда знать?! Ты что, не слушаешь? Сказано же: счет давно потерян! Плевать мне на них, на мужиков! Я просто разрешаю им немного попользоваться моим телом. Понятно? Они обожают меня, а я им не мешаю это делать. Отчего бы им меня не обожать? Ведь я красивее всех актрис Голливуда, вместе взятых. Я прославлюсь, вот увидишь. А секс… что секс? Он идет в виде приятного приложения. Он мне по душе — разумеется, когда хорош. Ты отстала от жизни, мамочка. Не просто состарилась, а высохла изнутри. Должно быть, ты давно забыла, что секс вообще существует.

— Секс за деньги? Знаешь, кто ты, в таком случае?

— Современная женщина.

— Вовсе нет, — негромко заметила Кэрри, отступая от двери. — Ты жалкая грязная шлюшка. И ничего другого из тебя не выйдет.

— А ты бы вообще молчала! Ты понятия не имеешь, о чем речь! Мужчины тебя не замечают, не то что меня! Я свожу их с ума, а ты для них — пустое место! Ты умираешь от зависти, вот откуда весь твой пыл!

— Идем, — сказала Кэрри матери. — С меня хватит.

— Вот и идите! — буркнула Джилли и демонстративно спрятала лицо в подушку. — Я хочу спать. Идите и оставьте меня в покое.

У Лолы едва хватило сил сесть в машину. До сих пор Кэрри не приходилось видеть мать в таком подавленном состоянии. Она не на шутку испугалась. Всю дорогу из больницы Лола просидела молча, глядя в пространство, и заговорила только в самом конце:

— Ты знала… всегда знала, что она собой представляет, и пыталась объяснить мне, но я… я не слушала. Жизнь в розовых очках, вот как это называется…

— С ней что-то серьезно не так, — вздохнула Кэрри. — Ее низость заходит слишком далеко.

— Как ты думаешь, это моя вина? — В голосе Лолы прозвучало искреннее замешательство. — Отец ее баловал, а когда он нас бросил, я продолжала в том же духе, чтобы она не чувствовала себя брошенной. И что же, из-за этого Джилли выросла таким чудовищем?

— Не знаю.

На этом разговор заглох, воцарилось молчание. Кэрри повернула к дому, остановила машину перед воротами гаража и выключила мотор. Она уже собиралась выйти, когда мать вдруг схватила ее за руку.

—Я так виновата, — сказала она со слезами. — Тебя, такую хорошую, добрую девочку, я почти не замечала все эти годы! Все в доме вертелось вокруг Джилли, все наши жизни были посвящены ей. Большую часть этих восемнадцати лет я выбивалась из сил, чтобы ее порадовать… и успокоить. Я только хочу, чтобы ты знала, как я горжусь тобой! Я ведь ни разу не сказала тебе этого, правда? Понадобилась хорошая встряска, чтобы понять, какое ты сокровище… и что я люблю тебя, доченька!

Кэрри не нашлась, что сказать на это. Мать впервые говорила, что любит ее, и это было странное чувство — словно Кэрри только что одержала победу в каком-то жизненно важном состязании, увы, лишь потому, что фаворит неожиданно сошел с дистанции. Поскольку участников было всего двое, второй и получил приз. Такой победы мало, слишком мало.

— Что ты собираешься делать?

— Заставлю Джилли поступить правильно, что же еще?

— Ты так ничего и не поняла, — сказала Кэрри, отнимая руку. — По-твоему не будет никогда. Джилли не может поступить правильно. Не в состоянии, понимаешь? Ей это не дано. Для этого нужно самой быть правильной.

— Джилли избалованна, но я сделаю все…

— Ты упорно держишься за розовые очки, — перебила Кэрри.

Она ничего не могла с собой поделать и громко хлопнула дверьми — и машины, и дома.

Вскоре на кухне появилась и Лола. Первым делом она сняла с крючка фартук и привычным жестом завязала за спиной тесемки. Кэрри выдвинула стул и села к столу.

— Помнишь мой восьмой день рождения?

Лола отрицательно покачала головой, по обыкновению, не желая ворошить в памяти неприятное.

— Накроешь на стол? — спросила она, чтобы уйти от ответа. — А я займусь ужином.

— Ты тогда подарила мне Барби. Я ее ужасно хотела.

— Кэрри, я не настроена предаваться воспоминаниям!

— Сядь. Я все же хотела бы об этом поговорить.

— Зачем ворошить то, что уже быльем поросло?

— В ту ночь я прибежала к вам в спальню, — продолжала Кэрри, не давая сбить себя с мысли.

— Я не…

— Сядь же, черт возьми! Так жить нельзя! Рано или поздно надо взглянуть в лицо фактам! Ей хотелось схватить мать за плечи и изо всех сил встряхнуть, чтобы проклятые розовые очки наконец слетели. Выражение ее лица заставило Лолу сдаться. Она уселась так, чтобы их разделял стол, и чопорным жестом сложила руки на коленях.

— Ну хорошо, хорошо! Я помню ту ночь. Ваш отец был очень расстроен твоими обвинениями. Джилли горько плакала. Ты подняла на ноги весь дом, а почему? Только потому…

— Джилли мне позавидовала. Она хотела отнять Барби, а когда я не дала, пригрозила, что выколет мне глаза. Около полуночи я проснулась и увидела, что она стоит рядом с твоими портновскими ножницами в руке. На губах у нее была улыбка, в точности как у маньяка-убийцы в кино. Ножницы сдвигались и раздвигались с этим ужасным лязгающим звуком. Видя, что я проснулась, она подняла и показала мне Барби… с выколотыми глазами. Боже мой, мама, видела бы ты улыбку у нее на лице! Улыбка психически больного! А потом она склонилась ко мне и прошептала: «Теперь твоя очередь, сестричка!»

— Ты не можешь помнить все эти подробности, — запротестовала Лола. — Ты была еще мала, и столько лет прошло… ты раздула все это в памяти до неузнаваемости!

— Нет, не раздула. Я помню все, как было. Если бы ты видела ее глаза… ее лицо… ты бы знала, что она в самом деле собиралась осуществить свою угрозу. Будь мы дома одни, так бы оно и вышло.

— Нет-нет, что ты! Джилли просто хотела попугать тебя! Неужели ты думаешь, что она способна на такое? Вы же сестры, она любит тебя!

— Не будь дома вас с отцом, она бы выколола мне глаза. Джилли ненормальная, мама, и мне совершенно безразлично, что с ней будет дальше. Речь идет о ребенке. — Кэрри помедлила, набираясь решимости, потом произнесла быстро, чтобы не передумать: — Пусть лучше его воспитают приемные родители, чем она!

— Ни в коем случае! — воскликнула Лола и ударила кулаком по столу. — Это не просто ребенок, а твоя племянница и моя внучка! Я не отдам ее в чужие руки!

— Это ее единственная надежда на нормальную жизнь, — настаивала Кэрри. — Судьба и так обошлась с ней жестоко, дав в матери чудовище вроде Джилли. К сожалению, ненормальность бывает и наследственной. Если это тот самый случай…

— Ох, ради Бога! Джилли совершенно нормальная, просто слишком избалованная молодая мать. В наши дни каждая вторая меняет мужчин как перчатки! Я не утверждаю, что это хорошо, — поспешно добавила Лола, — но могу понять стремление быть любимой. Оставшись без отца, Джилли пыталась заменить его…

— Послушай только, что ты говоришь! — крикнула Кэрри. — Аяужбыло решила, что у тебя и в самом деле открылись глаза! Наивная! Ты так срослась со своими розовыми очками, что их не сорвать никаким способом! Тогда зачем полчаса назад ты спрашивала, кто сделал из Джилли чудовище?

— Я имела в виду ее чудовищное поведение, только и всего! Теперь она мать и просто обязана перемениться. Вот увидишь, когда мы приедем забрать ее с ребенком домой, она будет другим человеком.

«Как об стенку горох», — устало подумала Кэрри.

— Ты веришь, что материнский инстинкт сильнее всех прочих?

— Как же иначе! Она переменится, увидишь, и поступит единственно правильным образом.

Кэрри покинула кухню с отвратительным чувством полного поражения. В этот день она так больше и не вышла из своей комнаты, а на другое утро, спустившись в кухню, нашла на кухонном столе записку: Лола отправилась покупать кроватку, ползунки и детское пристяжное сиденье в машину.

— Розовые очки, — только и сказала Кэрри.

В понедельник утром Лола поехала в родильное отделение забирать молодую мать и дитя, пока не получившее имени. Кэрри наотрез отказалась составить ей компанию под предлогом утренней смены. Она ушла в спешке, не дав Лоле и шанса предложить поменяться сменами.

Джилли ждала мать уже одетой и подкрашенной. Она как раз поправляла волосы перед зеркальцем в ванной. На разворошенной кровати надрывался от крика ребенок — молодая мать оставила его там немедленно после ухода сиделки детской палаты. От упреков Лолы Джилли просто отмахнулась, сказав, что та может поступать с младенцем, как ей угодно: оставить себе или отдать на удочерение. Лично ей все равно. Затем она взяла чемоданчик и вышла за дверь. В бюстгальтере у нее были припрятаны деньги, отложенные Кэрри на дальнейшее образование.