Маргарет Портер - Опасные забавы

Лондон, 1810

Сила привычки была столь велика, что Джервас Уильям Марчант остановился у порога кабинета, инстинктивно ожидая приглашения. Он задумчиво поглядел на пустое кожаное кресло, стоявшее около окна. В остальном комната не изменилась.

Книжные шкафы красного дерева были заставлены томами классиков в переплетах телячьей кожи, сводами биографий, путешествий, сборниками эссе и политических трактатов. Даже в полутьме угасающего дня их корешки соблазнительно поблескивали. Проход к самому высокому шкафу оставался свободным. Джервас вспомнил, как мальчиком стоял там, изучая содержимое в почтительном отдалении от взрослых. Мудрый и терпеливый отец никогда не бранил его за пристрастие к играм в этом уютно обставленном убежище и не выговаривал за то, что сын постоянно вертел огромные глобусы в углу.

Он прошел по кромке роскошного персидского ковра и вгляделся в портреты предков, украшавшие стены. Здесь были генерал-роялист, отмеченный Карлом I за доблесть в гражданской войне, и его сын кавалер, придворный франт, соблазнивший незаконную дочь замученного сына Стюарда. Рассказы об их подвигах на поле брани и в Уайтхолле поразили Джерваса еще в ранней юности, а позднее он прочел о них в книгах по истории.

Теперь, как и в детстве, он сожалел о своем несходстве с предками в том, что глаза у него, скорее, серые, чем романтически темные, волосы обычного каштанового цвета, аккуратно подстрижены и ничем не напоминают локоны Марчантов былых времен. Он унаследовал лишь одну фамильную черту – гордый и крупный нос. Простой черный сюртук Джерваса не мог соперничать с их яркими бархатными и атласными костюмами. У него не было широких манжет с серебряным шитьем, его сорочку не украшали кружева, и он не имел при себе серебряного меча, а золотая печатка, которую он носил, отнюдь не поражала воображение, чего не сказать о драгоценных перстнях его дедов и прадедов.

Он сел за письменный стол, где его отец готовил свои хорошо продуманные и четко аргументированные речи. Джервас кивнул бюсту Уильяма Питта, стоявшему на пьедестале в другом конце комнаты, словно тот был живым и мог ему ответить. Однако мраморный лик покойного премьер-министра оставался неподвижным, а глаза, как и прежде, ничего не выражали.

Выдвинув верхний ящик, он достал лист бумаги и положил его на обитый кожей стол.

В этот момент в комнату вбежал темноволосый мальчик.

– А, вот ты где! – воскликнул он. – Я тебя повсюду ищу. Парри говорит, что сегодня вечером ты уходишь в свой клуб. – Его настороженные голубые глаза, казалось, обвиняли Джерваса.

– Да, это правда, – откликнулся тот и потянулся к продолговатому подносу на подставке, который его дед заказал у знаменитого серебряных дел мастера Поля де Ламари. На подносе стояли чернильница, коробочка для угольного порошка, футляр для перочинного ножика, пенал для перьев все с выгравированными гербами герцогов Солуэй.

Достав новое перо из верхнего ящика, обладатель этого громкого титула стал подрезать его верхушку миниатюрным ножиком.

– Но сначала я должен написать твоей сестре. Ты хочешь чиркнуть ей строчку-другую?

– У меня нет времени, – отозвался вошедший. – Отвлекись на минутку, Джер. Я собираюсь сказать тебе нечто крайне важное.

Герцог отложил перо.

– Что такое, Нин?

– Я слышал, как лакей Роберт рассказывал о представлении в подводном царстве в Седлерз-Уэллз. Там идет отличный спектакль под названием «Рыцарь-призрак». Я просмотрел газеты и узнал, что его будут играть сегодня вечером, – с важным видом произнес мальчик.

– Убежден, что его еще повторят, – заметил Джервас. Его голос прозвучал твердо и уверенно.

– Но ты же говорил, что я мог бы развлечься до отъезда в Харроу.

Не отрицая этого, Джервас усомнился в исполнимости столь щедрого предложения.

– Не вижу, когда именно ты смог бы развлечься.

Ниниан, бесспорно, походил на аристократов с портретов с их благородной красотой. Он унаследовал не только черные, вьющиеся волосы, молочно-белую кожу и гордый нос Марчантов, но и стать одного из них, владельца графства с двухлетнего возраста. Он был высок и поэтому в свои двенадцать лет выглядел совсем взрослым. Джервас полагал, что причина его худобы в неуемной энергии, поскольку на отсутствие аппетита Ниниан отнюдь не жаловался. Знавшие его мать, некогда прославленную красавицу, неизменно отмечали, что она наградила его прекрасной внешностью. Однако никто не назвал бы женственным смелый размах его бровей и решительный подбородок.

– Ты не сможешь мне отказать! – невозмутимо продолжал мальчик. – Я уже заказал экипаж, и он ждет на улице. Театр открывается в половине шестого, нам нужны лучшие места. Не забудь взять с собой деньги, ложа обойдется нам в два шиллинга.

Подойдя к окну, Джервас увидел, что его городская карета стоит на Парк-Лейн, а кучер и застывший у двери лакей в ливрее ждут хозяев. Он растерялся, не зная, что делать, и вновь пожалел о своей беспомощности. «Был бы сейчас рядом отец! Впрочем, даже покойный герцог вряд ли бы сладил с Нинианом», – с грустью напомнил он себе.

Едва он задумался об этом, как его лицо приняло озабоченное выражение. Он стал нервно теребить волосы, сводя на нет все усилия парикмахера. Это был его первый вечер в Лондоне после пятимесячного отсутствия, и он собирался направиться в Уайт-Клуб в Сент-Джеймс. Однако он понимал, как опасно оставлять юного лорда Свонборо без развлечений и должного надзора.

– Ты просто гаденыш, – заявил он, смиряясь со своей участью. «Очевидно, избежать похода в театр никак не удастся, а там теперь в моде пышные феерии с целыми фонтанами воды». – Интересно, где мы будем обедать?

– Что за вопрос! Рядом с театром есть симпатичный кабачок. В прошлом году я заходил туда с Джастином. А можно перекусить и в театре. В антрактах там продают разные закуски и напитки.

– Превосходно, – отозвался герцог. Его тон свидетельствовал о том, что он вынужден принять это предложение.

Во время поездки в северный пригород Лондона Айлингтон лорд Свонборо развлекал опекуна описанием зрелища, которое он видел в Седлерз-Уэллз вместе с мужем своей сестры.

– Наверное, многие твои ровесники предпочитают цирк Эстли? – спросил Джервас.

– Да разве можно сравнивать танцующих лошадей с морским боем! – с презрением отозвался Ниниан.

– Я думаю, Джастин взял тебя в Уэллз ради Миранды.

– Он и сам хотел пойти. Это было в первый раз, а после он сказал, что разочаровался в Эстли.

– Он, как всегда, дипломатичен, – пробормотал Джервас. – Не знаю, согласился бы виконт Кавендер жениться на Миранде и войти в нашу семью, если бы предвидел, что ему придется за тебя отвечать. А это – нелегкий труд.

– Джастин любит меня, – весело откликнулся Ниниан. – Но если бы и не любил, то все равно соблазнил бы Миранду. Когда я был на Пасху в Кавендер-Чейз, они каждый день подолгу гуляли и целовались, по углам, думая, что их никто не видит. А сейчас она собирается родить ребенка.

– Ты полагаешь, что одно непременно следует за другим?

– Мне лучше знать, – с улыбкой ответил мальчик. – Лорд Филипп Уонслоу недавно сделал ребенка деревенской девушке. Ему шестнадцать лет, и у него пять любовниц, по крайней мере, он так утверждает. Он рассказал нам об этом перед тем, как его выгнали.

– Мой отец отправил тебя в Харроу, чтобы ты стал достойным молодым джентльменом. А что ты себе позволяешь? Подумать только!

Сам Джервас учился в Итоне и прекрасно понимал, как опасно воздействие привилегированных школ, однако мысленно благословлял Харроу. В первый же день осеннего триместра он избавится от своего нахального и капризного подопечного, и в его холостяцкой жизни опять воцарится желанный мир. Ниниан частенько раздражал его, но в глубине души Джервас сочувствовал мальчику ведь в его короткой жизни было столько горя и трагедий.

Покойный лорд Свонборо, знаменитый спортсмен, слыл закоренелым холостяком. Роман с леди Гермией Марчант, владелицей соседнего поместья, начался, когда он был уже немолод. Он знал, что, подобно многим красавицам, леди Гермия подвержена приступам тяжелой меланхолии. Когда на нее нападало уныние, она не могла удержаться от слез. Герцог Солуэй, как любящий брат, с самого начала относился к их браку весьма холодно, но не сумел ему воспрепятствовать.

К сожалению, первой у них родилась дочь, а не сын, о котором они страстно мечтали. Частые выкидыши расстроили и без того хрупкое здоровье графини. После поездок на курорты и водных процедур она все же родила мужу наследника. Но это испытание оказалось непосильным для ее психики, и врачи надолго отправили ее на воды в надежде, что она когда-нибудь излечится. Через год граф Свонборо умер от горя и пьянства, оставив маленькую леди Миранду и ее крохотного брата Ниниана на попечение дяди Уильяма. Маленький пэр унаследовал блестящее состояние. Аббатство Свонборо в Лестершире и великолепная свора охотничьих собак – все перейдет к нему, когда он достигнет совершеннолетия.

До того дня, о котором Джервас мечтал больше, чем человек, просто рассчитывающий на материальную выгоду, оставалось еще девять лет. Он наделся, что ему хватит выдержки и он сумеет достойно встретить предстоящие трудности.

Летом в Понтсбери, шрогплирском имении Джерваса, Ниниан вел себя просто непочтительно. Вот и сейчас в Лондоне своенравный мальчишка сразу по приезде принялся тиранить слуг. Даже Парри, обычно невозмутимый ирландец, получивший место дворецкого, когда его предшественник решил остаться при вдовствующей герцогине, пребывал в постоянном напряжении.

«Слишком много домов, слишком много зависимых от меня людей и уж конечно слишком много ответственности», – мрачно подумал Джервас.

Когда его карета миновала ворота заставы на Айлингтон-Роуд, он решил не вспоминать об этой обузе, свалившейся на него после смерти отца, не вспоминать хотя бы один вечер. Возможно, и он, подобно лорду Кавендеру, порадуется представлению в Седлерз-Уэллз.

К массивному кирпичному зданию театра со множеством фронтонов и флигелей вела аллея вязов. Оно было окружено низким деревянным забором и рядами фонарей и стояло на северном берегу Нью-Ривер, где раскинули свои сети рыбаки. Джервас позавидовал их мирному занятию – он и сам любил рыбную ловлю и провел немало приятных часов, пытаясь перехитрить изворотливую форель и серую щуку.

Кучер торопливо осадил лошадей во дворе главной таверны Миддлтона. Джервас и Ниниан вышли из кареты. Заметив толпу у входа в театр, Джервас дал восемь шиллингов лакею.

– Выберите лучшую ложу, Роберт, и побудьте там, пока мы с его светлостью пообедаем. – Он с улыбкой подбросил слуге еще несколько монет и добавил: – Поищите себе место на галерке и купите немного пива.

Ниниан захныкал и стал отговаривать Джерваса обедать в отдельном кабинете, но тот угрюмо ответил, что не желает есть в обществе актеров и циркачей.

– Но среди них может оказаться клоун Гримальди!

– Сомневаюсь, – проговорил Джервас, когда они заняли свободный стол. – Актеры не любят рисковать и перед выходом есть или пить лишнее. От этого может пострадать весь спектакль. – Он передал меню своему кузену.

Завидный аппетит Ниниана определил их выбор: пирог с голубями, хлебный пудинг и пирог с вишнями.

– Который час? – спросил он, когда официант унес первое пустое блюдо. – Представление начинается в половине шестого, и нам нельзя опаздывать.

– Мы никуда не опоздаем, но все-таки ешь поскорее.

Джервас лишь недавно, после смерти отца, оказался причисленным к самой верхушке британской аристократии. Новоявленный герцог не брезговал простой пищей, если та была хорошо приготовлена и подана с нужными приправами, а Миддлтон славился хорошей кухней. Наблюдая, как его подопечный расправляется с куском пирога, он понял, что и сам с нетерпением ждет начала спектакля. Наверное, «Рыцарь-призрак» интереснее однообразных споров в Уайт-Клубе. Несколько лет назад имя обеспечило ему членство в клубе его отца, он принял это с благодарностью, но все же не чувствовал себя там как дома. Он не мог решить, стоит ли ему заниматься политикой и в какой мере, но ни игра, ни сплетни его особенно не привлекали.

Когда Ниниан и Джервас заняли места в ложе, нанятой Робертом, балет уже шел полным ходом. Оркестр играл что-то резкое и напыщенное, и танцоры скользили по сцене. Балерина в расшитой блестками пачке сделала изящный пируэт. Ее партнер держал в руках трезубец и постоянно размахивал им, короткая туника обнажала его мускулистые ноги. Когда солисты скрылись за кулисами, на сцене появились танцовщицы из кордебалета. У всех в руках были гребни и зеркальца. Длинные виноградные лозы обвивали их обнаженные плечи, а короткие переплелись с распущенными волосами.