Доминик улыбнулся, а потом поцеловал ее. Его губы сначала были нежными, словно он пробовал ее на вкус, а потом, когда Арли просунула язык ему в рот, стали жесткими и требовательными.

Она застонала, когда Доминик обхватил пальцами ее чувствительные груди. Он сжал ее сосок большим и указательным пальцами, отчего мощная волна наслаждения устремилась прямо к центру ее желания, сосредоточившись между бедер.

Ощущая потребность дотронуться до его тела, Арли опустилась на колени, расстегнула бриджи Доминика и взяла его уже затвердевшую плоть в рот. Он сжал руками ее плечи. Она слышала его прерывистое дыхание, чувствовала, как напрягаются его мускулы по мере того, как она сама все больше расслаблялась, позволяя члену все глубже проникать в рот.

Доминик низко застонал и обхватил ладонями ее голову, прижимая к себе. Арли улыбнулась, провела кончиками пальцев по его бедрам, обхватила его ягодицы и прижала к себе, впуская еще глубже. Она провела языком по его плоти и стала посасывать головку.

Доминик всегда заботился об ее наслаждении, но сегодня все будет по-другому — Арли хотела дать ему все, на что была способна.

Ход ее мыслей прервал сам Доминик, который с рыком поднял ее и уложил на кровать:

— У нас еще будет время для неспешных удовольствий. — Он скинул сапоги и брюки, потом быстро сорвал с себя рубашку. — А сейчас я жажду оказаться внутри тебя.

Арли вся открылась ему навстречу, и он вошел в нее одним мощным движением. Она застонала, ощущение его плоти внутри нее было просто божественным. Доминик поцеловал ее жадно и горячо. Его толчки стали набирать темп, и Арли обхватила его ногами за талию, еще глубже принимая в себя. Лаская его, она поцеловала его в подбородок, шею, ухо, лизнула мочку. Доминик застонал. Арли вскрикнула, когда внутри у нее все сжалось, затрепетало, а потом наслаждение стало накатывать волнами. Кульминация Доминика не заставила себя ждать. Он поднял голову и с улыбкой на нее посмотрел:

— Ты чувствуешь, как я по тебе скучал?

— Да, — прошептала Арли, целуя его в щеку. — И я скучала по тебе не меньше.

Он остался с ней до раннего утра и, как и обещал, подарил ей еще много удовольствия. Все это время Арли собиралась сказать ему о ребенке, но ее новое состояние заставило ее задуматься. Будет ли он хотеть ее, когда беременность станет заметна, или найдет себе другую любовницу?

Арли почувствовала, как в ней нарастает тревога, а потом выбросила все мрачные мысли из головы, зная, что от них не будет проку.

Когда Арли снова открыла глаза, в окно уже светило слепящее солнце. Она тут же посмотрела на постель рядом с собой и обнаружила, что она пуста. Доминик уже ушел. О том, что он действительно был здесь, свидетельствовали только смятые простыни и легкое покалывание между бедер.

Она сонно улыбнулась, вспоминая каждую деталь минувшей ночи. Доминик снова и снова возносил ее на вершины страсти, а когда она думала, что он устал, он удивлял ее, начиная все заново.

Раздавшийся стук в дверь заставил девушку вернуться из своих грез к реальности, и она села в постели, приглаживая рукой спутанные волосы:

— Входи, Мэри, — сказала она, натянув простыню до самого подбородка.

— Доброе утро, — широко улыбаясь, поздоровалась Мэри. — Милорд попросил меня приготовить вам сегодня плотный завтрак. Вы хорошо спали?

— Очень хорошо, — ответила Арли, нимало не смущаясь горничной.

Женщина была ей невероятно преданна, она проявляла по отношению к Арли больше материнской заботы, чем когда-то ее собственная мать.

— Граф оставил вам записку, — сказала Мэри, протягивая Арли белоснежный листок бумаги.

Как ребенок на рождество, Арли нетерпеливо развернула записку и, закусив губу, пробежала глазами по аккуратному почерку любовника.

— Хорошая новость? — осведомилась Мэри.

— Он берет меня с собой на свадьбу.

— Похоже, вас это не очень радует.

Глядя в окно, Арли уронила записку на колени:

— Мэри, а ты когда-нибудь любила кого-то так сильно, прямо до боли?

Мэри умиротворенно улыбнулась и похлопала Арли по руке:

— Да, я понимаю, о чем вы говорите. Мой милый Джонни был любовью всей моей жизни. У него были светлые волосы, прямо как у вас, и искрящиеся карие глаза. Он украл мое сердце, когда мы оба работали на одного и того же хозяина, он лакеем, а я простой посудомойкой. Мы были помолвлены, а за два дня до свадьбы он погиб.

— О, Мэри, прости, — пробормотала Арли, жалея, что затронула эту тему.

— Ничего, дорогая, вы же не знали. Было время, когда я не могла говорить об этом без слез. А теперь могу. Со временем боль притупилась. Я так сильно его любила, что, когда он умер, была уверена, что тоже умру.

— И как же тебе удалось оправиться?

Мэри пожала плечами:

— Просто жила, и все. Первые несколько месяцев были просто ужасными, но со временем стало полегче. Я стараюсь помнить хорошее. Ни дня не проходит, чтобы я не думала о нем, — она тяжело вздохнула. — Ну а что касается… любви. Я знаю, что его светлость, если бы мог, женился бы на вас. И раз уж мы заговорили о женитьбе, то нам пора готовить вас к свадьбе. Во сколько его светлость за вами заедет?

— В четыре, — ответила Арли, с предвкушением ожидавшая, что сегодня наконец-то выйдет из своего лондонского дома, который служил ей убежищем с тех пор, как она стала любовницей Доминика, и одновременно страшившаяся этого. Теперь время пришло, и ей предстоит встретиться со сплетниками лицом к лицу. Лучше побыстрее с этим разделаться.

— Ну, тогда я приготовлю вам ванну.

Весь день Арли провела, готовясь к свадьбе. Она выпила немного вина, чтобы успокоить взвинченные нервы. Пройдя в свою спальню, Арли подумала: должна ли она сказать Доминику о ребенке? Нет, это будет совсем не к месту. Тем более на свадьбе. Он, скорее всего, подумает, что она пытается заставить его на ней жениться.

Еще через час девушка решила подождать его внизу. Сосредоточиться на книге Арли не смогла, поэтому, отбросив ее в сторону, села за пианино и стала играть менуэт.

Сегодня утром ее опять тошнило. Через несколько недель беременность станет заметна. Прошлой ночью Арли несколько раз хотела сказать Доминику о ребенке, но так и не смогла. Подумает ли он, что она пытается загнать его в угол? Что случалось с любовницами, когда они беременели? В голове у Арли возник образ Доминика, демонстрирующего ей свою новую любовницу. От этой картины все у нее внутри болезненно сжалось.

Арли закрыла глаза, отдавшись музыке и понемногу успокаиваясь. Ну почему она так отчаянно в него влюблена? Он один может сломить ее волю, больше никто. Она тяжело вздохнула, понимая, что с каждым днем все больше становится похожей на свою мать.

Как только Доминик вошел в дом, он сразу же услышал, как Арли играет на пианино. Он улыбнулся и подошел к дверям гостиной. Музыка стала громче, аккорды зазвучали мощно, почти оглушительно. Доминик застыл. Похоже, у Арли прилив вдохновения. Он тихонько открыл дверь, вошел, закрыл ее за собой и остановился, завороженный открывшейся перед ним картиной.

Как всегда, когда она играла, ее глаза были закрыты, голова покачивалась в такт музыке, словно та проникала в каждую клеточку ее тела. Ее бриллиантовые сережки подрагивали. Однако улыбка быстро исчезла с лица Доминика, когда он увидел струящиеся по щекам девушки слезы. Его сердце сжалось. Что же ее так расстроило? Граф подошел к Арли, горя желанием ее утешить — и доставить массу неприятностей человеку, который стал причиной ее печали.

Доминик был уже в нескольких футах от девушки, а она все еще его не видела. Ангел с такими хрупкими чертами… и она вся его. Доминик протянул к Арли руку, нежно коснувшись пальцами ее щеки, стирая с нее слезы.

Арли, вздрогнув, подпрыгнула на стуле, и музыка резко оборвалась. Она прижала руку к сердцу:

— Доминик, ты меня напугал!

— Я не хотел, — сказал он, вытирая остатки слез с ее лица. — Почему ты плачешь?

— Я думала о папе и о маме, о тебе… обо мне.

— И из-за этого у тебя такой несчастный вид?

Она покачала головой:

— Нет, ты делаешь меня счастливой.

Доминик улыбнулся, удивляясь тому, какое облегчение испытал, когда услышал эти слова:

— Хорошо… а теперь довольно слез. Дай-ка я на тебя посмотрю.

Доминик помог Арли подняться и с восхищением воззрился на серебристо-голубое платье, на которое потратил кучу денег, но оно того стоило.

В ее улыбке сочетались невинность и умение обольщать, и Доминик с трудом убедил себя, что у него имеются веские причины поехать на свадьбу друга:

— Милая, я бы прямо сейчас занялся с тобой любовью, но, боюсь, что Лэнгли примчится сюда и станет барабанить в дверь, а мы не должны давать столько поводов для сплетен в одну неделю, правда?

Арли улыбнулась его шутке, и Доминик был благодарен ей за то, что она не обращала внимания на слухи, которые уже ходили по городу. Помогая ей сесть в карету, он вспоминал собственный опыт: некоторые любовницы становились безутешными, когда сплетники начинали перемывать им кости. А Арли ничего даже у него не попросила. Все, что он покупал ей, он покупал по собственному желанию, просто потому, что не мог удержаться. Куда бы он ни отправился, он, казалось, был не в силах не думать о девушке. Доминику очень нравилось, с каким удовольствием она открывала его подарки. Арли была такой неиспорченной.

С тех пор как она переехала в этот дом, его страхи немного улеглись, потому что Доминик знал, что теперь Арли действительно принадлежит ему. Он специально выждал несколько дней, прежде чем приехать к ней первый раз. Отчасти потому, что у него были дела, требовавшие его безраздельного внимания, но еще и потому, что хотел посмотреть, какую власть она над ним имеет. Он хотел подождать еще, но не мог больше оставаться вдали от женщины, которая пленила его сердце и душу.

Теперь все знали об их отношениях, но Доминику ужасно не хватало тех дней, когда они жили в одном доме, и ему нужно было всего лишь пройти по коридору, чтобы увидеться с Арли. А теперь ему приходилось каждый день ездить в Лондон. И повсюду были соглядатаи. Но винить во всем Доминику приходилось только себя самого. Все это из-за его несдержанности и тех игр, в которые они играли с мистером Батлером. Этот юнец не преминул рассказать всем, кто хотел послушать, об их бурном романе. Как и следовало ожидать, теперь Доминик и его любовница были самой модной темой для разговоров.

В карете Доминик заметил, что Арли погружена в собственные мысли, что она большую часть пути смотрит в окно и почти не реагирует на его попытки завести беседу, Отвечая ему односложно. Прошлая ночь была волшебной, но, может быть, она не выспалась? Или уже устала от своего положения любовницы? Ее жизнь не была тяжелой, но ей вполне могло быть одиноко. Хотя несколько ближайших друзей Доминика и пригласили ее на чай. Мэри сказала, что Арли никогда не выходит из дома, предпочитая оставаться в четырех стенах, читать, писать или играть на пианино, и все время ждет его приезда.

Когда они въехали на подъездную аллею поместья Лэнгли, Доминик отбросил мрачные мысли и сказал себе, что сегодня будет веселиться.

— С этими большими белыми шатрами свадьба напоминает карнавал, — сказала Арли, на ее лице вдруг появилась улыбка, и Доминик почувствовал, как страхи понемногу отступают.

— Да, действительно. Будет очень весело.

Арли скептически улыбнулась, вероятнее всего, уловив в его тоне наигранный энтузиазм.

Когда Доминик вошел в зал под руку с Арли, он физически ощутил возбуждение сотен собравшихся там гостей. Рука Арли напряглась, и Доминик погладил ее пальцы, ободряюще улыбнувшись:

— Все будет хорошо, — сказал он, а через мгновение заметил в углу свою бабушку, которая пронзала его взглядом.

И выражение ее лица было совсем недоброе. Он знал, как она относится к его связи с Арли. А еще он знал, что, покуда бабушка жива, она в любой момент сможет припомнить ему этот «семейный скандал».

Доминик тяжело вздохнул и подвел Арли к своей бабушке — причем чувствовал себя при этом так, словно ведет агнца на заклание.

— Дом, рада тебя видеть.

Арли напряглась и застыла рядом с Домиником. Он взглянул на нее и заметил два расцветших у нее на щеках ярко-красных пятна.

— Мисс Уитман, как поживаете? — приподняв брови, осведомилась вдовствующая графиня.

— Хорошо, спасибо, — ответила Арли.

— Я тут подумала, что, возможно, приеду навестить тебя в Рочфорд-Мэнор, — сообщила графиня, немало удивив Доминика.

Ни разу со дня смерти отца бабушка его не навещала. И то, что ей сейчас вдруг захотелось это сделать, вызвало у Рочфорда подозрения.

— Конечно, приезжай в любое время, — сказала Доминик, надеясь, что хотя бы голос его прозвучит искренне. — Ну, я уверен, что Лэнгли нас обыскался. Нам нужно идти, бабушка. Поговорим позже.