– Не важно, доказаны ли обвинения против тебя и законны ли они, Нортвуд, – проговорил Раштон. – Это же прекрасный повод убрать тебя из совета общества, уволить с поста директора выставки.

– Это способ избавиться от него, – прямо сказал Себастьян.

У Александра подвело живот при виде сурового выражения на лице отца. Гнев бурлил во всем его существе, вся его работа за последние два года пошла насмарку. Несмотря на все, что он сделал для восстановления доброго имени семьи, на них теперь взвалят вину за разрушения и ранения, полученные во время беспорядков.

Его отец прав. Истина ничего не значит.

Волнует ли Александра это? С тех пор как от него ушла Лидия, в его груди образовался твердый болезненный узел. Он думал о ней каждую минуту, видел ее во сне каждую ночь и просыпался вспотевшим, изнывающим от душевной боли. Александр рассматривал ситуацию с Джейн со всех сторон, пытался возложить всю вину на Лидию, очернить ее… а заканчивалось все тем, что ему становилось стыдно за себя.

Что можно было сказать о шестнадцатилетней девочке, прожившей всю жизнь в уединении и тьме, блестящий ум которой делал ее одновременно и вундеркиндом, и аномалией? Девочке, которой так не хватало друзей, матери и нормального детства? Которая подверглась нелепым домогательствам человека вдвое старше ее?

Как можно обвинять ее в чем-то?

И как может он обвинять ее в том, что не рассказала ему всю правду, когда категорически отказалась выходить за него замуж? Она пыталась защитить его, отклоняя предложение руки и сердца, а он не принимал ее решительного «нет». Вместо этого снова и снова манипулировал Лидией, пытаясь заставить ее изменить свое решение.

Поморщившись, Александр потер лицо руками.

Нет. Единственный человек, которого можно обвинять в собственном фиаско, – это он сам.

– Алекс!

Подняв голову, Александр увидел своего брата.

– Полиция расследует дело Коула, – заговорил Себастьян. – Кажется, он снимал жилье в меблированных комнатах в Бетнал-Грин. По словам хозяина, мистера Креббса, он жил у него почти пять месяцев. Креббс уверяет, что у него было очень мало вещей и не было родственников. Старший полицейский офицер не думает, что им удастся разыскать что-нибудь важное. Это выгодно для тебя… то есть для нас. В официальном докладе будет записано, что Коул погиб, пытаясь похитить Джейн.

– И ситуация с беспорядками не повлияла на расследование, не так ли? – спросил Раштон.

– Но именно в ней меня хотят обвинить.

– Не представляю, как они смогут это сделать, – заметил Себастьян. – Бунтарских речей ты не произносил, антибританских памфлетов не раздавал.

– Разве это важно? – пожал плечами Александр. – Совет неделями не вызывал меня на заседания правления – и это еще до начала войны, а теперь, похоже, меня и вовсе изгонят из общества. Так почему бы не объявить, что это я инициировал беспорядки и разрушил выставку в Сент-Мартинс-Холле? Как заметил Раштон, им будет наплевать на букву закона, если у них появится повод избавиться от меня.

И хотя члены совета, конечно же, не будут нарочно втаптывать его имя в грязь, они и палец о палец не ударят для того, чтобы это предотвратить.

Черт! Он мог бы спокойно жениться на Лидии, дьявол с ней, с правдой, и жить до конца жизни в скандале.

Когда-то он станет чертовым графом, и если люди хотят вздрагивать от его эпатажного поведения на публике, но при этом спать со служанками и любовницами в своих частных покоях… Что ж, пусть так и будет. Он будет приглашать их на чай и потчевать плюшками и пищей для сплетен.

Александр посмотрел на брата. Себастьян никогда и никому не позволил бы диктовать, какой образ жизни ему вести. Так почему он позволяет?

– Лорд Раштон. – Александр встал.

Отец и брат удивленно посмотрели на него.

– Нортвуд?

– Что бы ни случилось, – заявил Александр, – я по-прежнему хочу жениться на Лидии Келлауэй.

В щели между шторами полыхал солнечный свет. Отбросив с лица волосы, Джейн подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы и позволить солнцу залить всю комнату. Вымыв в тазу руки и лицо, она остановилась у стола, на котором ее поджидали чай и корзиночка с маффинами.

Дверь со скрипом отворилась. Рука с чайником замерла, Джейн подняла голову и увидела в дверях Лидию. Свою сестру… свою мать… Та была бледной и измученной и смотрела с осторожностью. Позади нее стояла бабушка.

– Мы можем войти? – спросила Лидия.

Джейн кивнула. Неуверенно улыбнувшись, Лидия вошла в комнату. Бабушка, медленно двигаясь, уселась на стул возле кровати.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Устала, но… – Джейн сделала глоток чаю, а затем выбрала маффин, но тут же положила его на место, осознав, что не испытывает голода. Девочка вернулась в постель и прикрыла ноги одеялом. – А лорд Нортвуд в порядке? А вы?

– С нами все хорошо. – Сев на край кровати, Лидия глубоко вздохнула. – Джейн, я…

– Почему вы не сказали мне? – перебила ее Джейн, чувствуя, что боль и обида вновь заполняют грудь. Она перевела осуждающий взор с Лидии на бабушку. – Почему вы мне лгали?

– Это долгая и непростая история, – сказала Лидия. – Но поверь мне, когда я говорю, что это было для твоего же блага. Если бы ты узнала… если бы кто-нибудь узнал, тебя забрали бы у нас. Это был единственный способ оставить тебя с нами.

– Это верно, Джейн. – Бабушка говорила устало, но уверенно, как будто все еще верила в силу своего убеждения. – Мы сделали это для того, чтобы сохранить семью. Когда моя дочь заболела, мы делали все возможное, чтобы помочь ей, даже если это означало потратить все наши накопления. Мы ездили повсюду в поисках нужного ей лечения. А когда потеряли Теодору… – помолчав, миссис Бойд откашлялась, – с которой расправилась эта чудовищная болезнь, у нас, кроме друг друга, никого больше не осталось. Мой муж давно умер. У сэра Генри не было ни братьев, ни сестер, а Лидия… Лидия всегда считала, что чувствует себя лучше в обществе своих чисел и уравнений. Она никогда не понимала, как мы нужны ей.

Лидия смотрела на бабушку так, будто слышала все это впервые в жизни. Бабушка встретилась с ней взглядом, и ее черты смягчила нежность.

– И вот, узнав о… положении Лидии, – продолжала миссис Бойд, – мы решили не допустить, чтобы ты, невинное дитя, страдала. Особенно когда выяснили, что ты можешь стать спасением для нее.

Из горла Лидии вырвался сдавленный звук. Слезы наполнили глаза Джейн, когда рука матери сжала ее руку.

– Это правда, Джейн, – кашляя, проговорила Лидия. – Я никогда… Не знаю даже, что стало бы со мною, если бы не ты. Благодаря тебе в моей жизни появилась еще какая-то цель, кроме моих чисел. Ты дала мне надежду, любовь… и я никогда бы не отказалась от всего этого. Я бы лгала самому дьяволу, только бы сохранить тебя.

– Это была моя идея, Джейн, так что не вини в этом Лидию, – сказала бабушка. Взяв трость, она встала и, наклонившись, запечатлела на лбу внучки поцелуй. – И все это было сделано для того, чтобы ты осталась с нами. С Лидией. Помни об этом!

Пожав плечо Лидии, бабушка вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Джейн попыталась представить, что растет в другом доме, в другой семье, но – не смогла. Она всегда будет принадлежать Келлауэям. Лидии.

– Когда я сказала, что ненавижу тебя, я не имела этого в виду, – прошептала она.

– Я знаю.

Опустив глаза, Джейн увидела скомканный листок бумаги в руке Лидии.

– Это…

Лидия разгладила документ, и Джейн увидела витиеватую запись о том, что Лидия записана в нем как ее мать. В этом не было сомнений.

– Это упало около другого глобуса, – объяснила Лидия. – Александр нашел его.

– И что ты будешь с ним делать?

– Отдам его тебе.

Джейн удивленно посмотрела на нее.

– Отдашь мне? – переспросила она.

Кивнув, Лидия положила свидетельство о рождении ей на колени.

– А что я должна с ним делать?

– Что хочешь. Оно принадлежит тебе. Я больше никогда не буду лгать тебе. Ни о чем.

Джейн опустила глаза на документ, который изучала до изнеможения, пытаясь понять и принять прочитанное. И теперь, глядя на эту бумагу в сотый раз, она поняла, как все хорошо складывается.

В документе указано ее имя, ее дата рождения. Место, где жила ее бабушка Теодора. Имя папы. Имя бабушки. Келлауэй. Лидия. И пустая строчка, в которой должно быть указано имя отца.

Болезненно, но подходяще. Хорошо.

Джейн утерла выкатившуюся из глаза слезу.

– Извини, – прошептала она.

– Господи, за что ты извиняешься? – спросила Лидия.

– За то… за то, что написала ему. И скрыла это от тебя. Много раз хотела все тебе рассказать, но это… это был мой секрет. Что-то, что принадлежало только мне.

– Понимаю, – кивнула Лидия. – И ты не должна извиняться.

– Нет, должна. Он сказал мне… Он сказал, что ты вынуждена была бросить работу после того, как родилась я. Ты могла бы многого добиться, Лидия, изменить так много…

– Джейн!

Джейн подняла глаза и увидела, что Лидия опускается на нее с силой орлицы-матери. Обхватив Джейн руками, Лидия крепко обняла ее и прижалась щекой к ее волосам.

– Никогда – никогда! – не думай о том, что я бросила что-то ради тебя. Никогда! Я хотела тебя, Джейн! Ты даже не представляешь, как хотела. Да, я боялась, да, я совершала ужасные ошибки, но когда ты появилась на свет, когда я в первый раз взяла тебя на руки, я поняла, что мой мир изменился. Я знала, что ни цифры, ни уравнения никогда не смогут заполнить мое сердце так, как заполнила его ты. И если я о чем-то и мечтала с того мгновения, так только о том, чтобы быть с тобой.

Из глаз Джейн брызнули слезы, когда она зарылась лицом в шею Лидии и вдохнула такой знакомый запах. Своей мамы. Одиннадцать лет она испытывала смутное чувство тоски по родной матери, все это время ее мама была рядом. Всегда.

– Как жаль, что я не знала, – промолвила она. – Как жаль…

– От этого между нами что-то изменится? – спросила Лидия, крепче сжимая плечи Джейн. – Наши отношения станут другими?

Нет. Она могла бы стать другой, хотя, возможно, и не должна. Возможно, она должна остаться такой, как есть.

Джейн чуть отодвинулась от Лидии и посмотрела ей в лицо, удивляясь, почему раньше не обращала внимания на сходство между ними.

– Ты любила его? – спросила она.

Глаза Лидии наполнились печалью. Она покачала головой.

– Нет. Его я не любила никогда.

– Ты ненавидела его?

– Нет, потому что без него у меня не было бы тебя.

Глава 31

Сердце Александра билось с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Всю прошедшую неделю он ждал, когда новости о беспорядках хоть немного успокоятся и можно будет потолковать с Лидией, но за это время его чувства превратились в беспорядочное месиво. Он вытер о сюртук влажные ладони, пока миссис Дрисколл вела его в кабинет.

Лидия встала со своего стула у окна, на ее лице появилась настороженная улыбка. Его сердце забилось еще быстрее. Никогда прежде она не была так хороша, как сейчас, когда, окутанная чуть затуманенным солнечным светом, стояла перед ним в черном платье с кружевным воротничком вокруг шеи, с перехваченными лентой длинными волосами. Ее кожа была бледна, а голубые глаза печальны, но не холодны.

Как только миссис Дрисколл ушла, Лидия шагнула к Александру, взяла за руки и крепко сжала. Она улыбалась.

Господи! Может ли он любить ее еще больше?

—Здравствуй! – Он был не в состоянии произнести еще хоть одно слово.

В ее глазах вспыхнуло удивление.

– Здравствуй! – отозвалась она.

Александр откашлялся.

– Ты… С тобой все в порядке?

– Да. А с тобой? Талия сообщила мне, что совет Общества покровительства искусствам собирается на следующей неделе.

– Да, чтобы обсудить случившееся, – кивнул он. – Лорд Хадли попросил двух полицейских инспекторов прийти на заседание и рассказать о том, что произошло тем вечером.

– Но почему полиция… Ох, Александр!

– Это не важно, Лидия.

– Не важно! Они не могут обвинить тебя в том, в чем нет твоей вины!

– Они искали любой повод освободить меня от обязанностей, так что для них все складывается замечательно. Одна русская кровь была недостаточной причиной для увольнения.