— Почему он такой сморщенный? — спросил Ансел. — Совсем как старичок.

— Ты тоже был таким, когда родился. Все новорожденные похожи на старичков.

— Он знает, что мы его дяди? — спросил Уильям.

— Пока нет, но узнает. Подумай, как ему повезло! У него четыре дядюшки! И все будут жить с ним в одном доме!

Джордж пристально вгляделся в малыша.

— Он ужас как много спит, правда?

— Очень много, — раздался строгий женский голос.

— Очень много, — повторил Джордж и бросил взгляд на женщину, возвышающуюся над ним.

Фелисити улыбнулась мисс Гринуэй:

— Как вижу, вы делаете успехи. Мисс Гринуэй закатила глаза:

— О да. Сейчас мне приходится поправлять господина Джорджа всего десять раз на дню, а не двадцать.

— Я не… я не… не плохой, — проворчал Джоржи.

Фелисити и мисс Гринуэй рассмеялись. Младенец проснулся и зашелся криком; мисс Гринуэй посмотрела на близнецов так, как умеют смотреть только гувернантки.

— Пойдемте, нам нужно закончить урок латинского языка. А вашей сестре — отдохнуть.

Мисс Гринуэй, проигнорировав недовольство близнецов, увела их из комнаты. О лучшей гувернантке для близнецов Фелисити не могла и мечтать. У этой женщины просто врожденный талант воспитательницы. Мисс Гринуэй ухватилась за эту возможность. У женщины с незаконнорожденным ребенком мало шансов найти подходящую работу.

Позднее Фелисити заметила, что холостой мужчина, занимавшийся делами Йена, с интересом поглядывает на мисс Гринуэй. Мисс Гринуэй не приняла его ухаживания, сказав Фелисити, что мужчина его положения и ума заслуживает «чистую» женщину.

Но Фелисити не сомневалась, что этот мужчина преодолеет сопротивление мисс Гринуэй. Если единственное препятствие на пути любви — темное прошлое, то любовь обязательно победит. Фелисити готова была поспорить на все деньги, которые получала «на булавки», что недалек тот день, когда сыграют еще одну свадьбу.

Маленький Алджернон открывал и закрывал ротик, как рыба. Фелисити быстро спустила с плеча халат, и малыш ухватил сосок. Она разглядывала кнопочку-носик, ушки-ракушки, глазки, пока еще голубые. Скоро они потемнеют и станут черными, как и волосики на нежной головке. Ее сыночек — само совершенство.

Вылитый отец. Маленький султан под стать большому. Но гарема у него не будет. Это точно. Он полюбит дочь графа, а то и герцога…

Фелисити одернула себя. Не уподобляйся тем, кого критикуешь в своей колонке!

Малыш насосался и заснул. Она осторожно вытащила из-под его головки край халата и прикрыла грудь.

— Если из-за меня, то не надо, — раздался мужской голос.

— Йен! Ты вернулся! — радостно воскликнула Фелисити.

— Что бы мне прийти на несколько минут раньше, пока ты не успела прикрыть грудь.

— Не дразни. Наберись терпения. Еще целых шесть недель придется ждать.

— Поверь, дорогая, я все прекрасно понимаю. — Он подошел к кровати, сел, потрогал сына за щечку. — Он прекрасен, не правда ли?

— Правда, — с гордостью произнесла Фелисити.

— Он наследник всего имения.

— Это установлено? Ты все сделал? — спросила жена. Он кивнул.

— Дядя Эдгар уже не может нас тронуть. По-моему, он понял это еще в тот вечер на балу у Страттонов.

В комнату влетела миссис Бокс.

— Его светлость приехал и… О, вы здесь, милорд! — Она с широкой улыбкой подошла к кровати. — Забрать у вас маленького хозяина, голубушка? Он, кажется, заснул.

Фелисити отдала младенца миссис Бокс. Она оказалась отличной няней. Фелисити не сомневалась, что она вырастит еще нескольких маленьких Леннардов.

Миссис Бокс ушла, и Йен растянулся на кровати рядом с женой.

— Нотариус в Лондоне показал мне кое-что интересное. — Йен вынул сложенный лист бумаги. — Оказывается, отец составил инструкцию, которую мне должны были вручить, если я к назначенному сроку обзаведусь наследником.

Фелисити пыталась по выражению его лица определить, что там написано, но он смотрел на нее с непроницаемым видом, который иногда по старой привычке напускал на себя. Она взяла лист и стала читать:

— «Сын мой, если ты это читаешь, значит, не разочаровал меня. Не сомневаюсь, ты всегда считал мои методы экстремальными. Но мне нужна была уверенность, что в мое отсутствие ты будешь заботиться о Честерли, и этот способ мне показался наилучшим, чтобы заставить тебя думать об ответственности. Прости меня, если можешь».

Фелисити сердито скомкала бумагу.

— Он даже не извинился за то, что вынудил тебя уехать! Ни словом не обмолвился о том, что верил в твою невиновность?

— Это и есть его извинение, любимая. Джордан как-то сказал, что если бы отец действительно считал меня недостойным наследства, не составил бы такое странное завещание, а просто завещал имение дяде. Но он этого не сделал, уверенный в том, что я вернусь.

Фелисити взяла Йена за руку:

— Ты больше на него не злишься? Годы мучений, мысль о том, что он презирает тебя…

— Я больше злюсь на себя. Напрасно я уезжал. Мы преодолели бы наши разногласия. Однако меня обуяла гордыня, и я бежал. — Йен улыбнулся. — Но останься я, неизвестно, встретились ли бы мы с тобой.

Она улыбнулась:

— Уверена, что встретились бы. Ты бы что-нибудь совершил, я написала бы об этом в колонке. Ты возмущался бы, пришел ко мне в кабинет, предупредил, чтобы я оставила тебя в покое, и…

— И соблазнил бы, и разработал стратегию, как тебя заполучить. — Он сжал ей руку. — Ты права, querida, это не важно. Той стычки было достаточно, чтобы я захотел тебя.

— Но я этого не заметила. Ты вел себя достаточно агрессивно!

Он поднял брови.

— Я ничего не добился. Ты продолжала писать обо мне.

— Раз уж мы об этом заговорили, — у нее заблестели • глаза, — пора мне вернуться к моей колонке. Стоит ли написать, как виконт Сен-Клер обошелся с врачом, когда у меня начались схватки? Как возмущался, когда врач сказал, что роды могут продлиться несколько часов, так что будущий папаша может лечь спать. А также о том, как будущий папаша присутствовал при родах, не переставая давать советы, при этом ничего не смысля в медицине.

— У меня есть идея получше, — сказал Йен. — Почему бы тебе не описать разные способы занятий любовью, которыми тебя будет мучить добрый виконт, как только врач разрешит супружеские отношения?

— О нет, об этом я писать не могу! — с наигранным ужасом воскликнула Фелисити.

— Даже для тебя это слишком скандально?

— Нет, слишком много. Это займет не одну колонку.