— Джил назвал какую-то прислугу опекуном состояния своего сына? Не странно ли это?

— Вместе со мной, не забывайте!

— Ах да! И это тем более странно. Два таких разных человека выбраны заботиться о состоянии ребенка. Если что с ним случится, по английским идиотским законам она сможет даже приобрести дворянский титул! И когда кончается это право опеки?

— В день его совершеннолетия.

— Если он не умрет раньше. Тогда все права за вами обоими. Что же сделало простую гувернантку опекуншей богатого наследника?

— Наверное, ее заслуги в воспитании юного лорда.

Грей сразу же пожалел, что дал втянуть себя в беседу о Деборе Вейман. Самым простым способом уклониться от скользкой темы было бы перевести разговор на внешность гувернантки.

— Даже не могу вспомнить, как выглядит эта дама, — схитрил Грей. — Может, вы опишете мне, миссис Елена, ее внешний облик?

Елена дала волю своему едкому, весьма ироничному языку. Но ее наблюдения были точны.

— И этим бесцветным видом она так смогла привлечь ваше внимание? Удивляюсь вам, лорд Грей, — завершила Елена свой рассказ.

Прежде чем Грей сообразил, что ей ответить, за дверью будуара прозвучал вкрадчивый голос:

— Надеюсь, я не помешал вам?

Грей поднялся, чтобы приветствовать Эрика Перрина. Он был ровесником Грея, яркий брюнет, гораздо темнее своей черноволосой супруги, и удивительно красив. Он был всегда улыбчив, но его улыбка была лишь данью вежливости, а не происходила от доброжелательности характера. Эрик был достаточно «цивилизован», чтобы обмениваться любезностями с любовниками своей супруги, но, естественно, какой-либо теплой дружбы между ними не могло существовать. В его широкой улыбке торчало достаточно острых клыков, готовых вонзиться сопернику в горло. И у Эрика и у Грея не было оснований нравиться друг другу, но поводом их вражды была как раз не Елена, а их общая работа в министерстве иностранных дел. Грей перешагнул на одну ступень по должности выше Эрика, а такие люди, как Эрик Перрин, этого не забывают.

Грей, сославшись на неотложные дела, поспешно удалился. В течение нескольких минут после его ухода в будуаре царило молчание. Елена медленно потягавала шерри из своего высокого бокала. Перрин плеснул себе в стакан коньяку.

— Ты рано вернулся сегодня, — нарушила затянувшееся молчание Елена.

Перрин пожал плечами и занял место на софе, еще хранящее тепло Грея.

— Все-таки женатый мужчина может иногда рассчитывать на тихий уютный вечер в домашней обстановке?

Реплика была вполне безобидной, но Елена не могла удержаться от того, чтобы не поддеть мужа.

— Все твои подруги вдруг покинули тебя, Эрик?

Его ответ был беззлобным.

— Похоже на то… А твой флирт с Кендалом… это что-то новое?

Она спросила его так же спокойно:

— Почему это тебя интересует?

— Просто так. — Он допил коньяк и поднялся. — Пойду проведаю Гвена в детской. Я буду там, если понадоблюсь тебе. — С этими словами Эрик Перрин покинул комнату.

Вернувшись в Кендал-хауз на Беркли-сквер, Грей прямиком направился в библиотеку. Каким-то чудом удивительно стойкие духи леди Елены еще пропитывали его одежду. Ему не хотелось вдаваться в объяснения со своей матушкой, у какой дамы он побывал. Нос вдовствующей графини был удивительно чутким органом, улавливающим ароматы духов именно замужних женщин, а за таким открытием неизбежно следовал допрос сына с пристрастием.

Сестра Грея, леди Маргарет, унаследовала от матушки те же способности, а его младший брат Ник прибавил к ним еще одно новое качество. В таком юном возрасте он уже научился вымогать деньги у старшего брата за сохранение его тайн. Он был любителем и мастером влезать в любые секреты. Поэтому Грею было трудно сохранить свои тайны при встрече с братом, который ожидал его в Бате. А именно там лорд рассчитывал отыскать, чтобы решительно объясниться, эту взбалмошную интриганку по имени Дебора Вейман.

Он занял свое любимое место в библиотеке за письменным столом между двух высоких узких окон и позволил себе опустошить для облегчения души стакан крепкого шерри. Удовольствие от спокойного отдыха в уютном кресле после принятия внутрь благородного напитка было нарушено вежливым покашливанием, донесшимся из затемненного угла комнаты. Его друг и однокашник по привилегированной школе и по Итону, а ныне доверенный секретарь мистер Филипп Стэндиш не выносил, как и матушка Грея, запаха крепких духов.

— Ты прав, Филипп! Я весь пропитался этой мерзостью. Природные запахи гораздо приятнее. Но что поделаешь! Женщины вбили себе в голову, что это верный способ привлечения мужчин. Из их голов только топором можно выбить эту дурь. Кстати, леди Елена Перрин была сегодня почему-то очень настойчива в желании удовлетворить свое любопытство.

— Очень? — удивился секретарь.

— Да, очень! И все крутилась вокруг вопроса, куда девался мой подопечный, а еще больше ее интересовало, где находится его опекунша.

— Женщины иногда много себе позволяют.

— Мне кажется, происходила какая-то очень тонкая разведка — не боем, а уколом булавкой, — вслух размышлял Грей. — Но зачем этой женщине влезать в такое запутанное дело?

Мистер Стэндиш обмакнул перо в чернильницу и отметил в ежедневном отчете о деятельности своего начальника, что произошел весьма откровенный разговор с супругой его коллеги по министерству иностранных дел, а также необходимость послать от имени лорда Грея недорогой подарок леди Елене — браслетик с рубином, например, то, что обычно лорд дарит женщинам при расставании.

— Вы приготовили бумаги, которые я должен подписать? — спросил Грей.

— Они у вас на столе.

— Как здоровье викария? — спросил Грей из вежливости

— С ним все в порядке, сэр. Он молится за вас и за скорейшее заживление моей руки.

Грей, напрягая память, нахмурился. Филипп рассмеялся.

— Мой отец — странноватый человек, но что поделаешь? Отцовская прихоть. Он захотел получить восковой отпечаток моей руки, чтобы связь между ним и мной была неразрывна. Он столько вложил в меня… и денег и молитв. Я должен выполнить любую его просьбу.

— И как твой ожог? Зажил?

— Я уже почти забыл о нем. Просматривая письма, Грей между прочим вспоминал то, что когда-то соединяло его с Филиппом. Молодой Грей блистал среди студентов, а Филипп был лишь его бледной тенью. Филипп не отличался в спорте во время учебы в Итоне, где царил культ силы и спортивных побед. У него была слабая грудь, и он больше утыкал нос в книги, чем увлекался спортивными соревнованиями. Грей добивался кубков и наград, но зато Филипп пичкал его умом и знаниями, причем совершенно бескорыстно. Вступив во взрослую жизнь, они были уже неразлучны. Но Филипп все равно не стал ровней Грею. Их разделяла пропасть, и этой пропастью были деньги. Там, где Грей мог небрежно бросить золотую гинею, Филипп отсчитывал пенни. Служба секретарем у высокопоставленного дипломата позволяла держать своего отца, бедного провинциального священника, в убеждении, что его сын процветает и достиг в жизни больших высот. В денежных делах Филипп был безупречно честен, а в отношении дипломатических секретов он был надежнее любого стального сейфа. Грей со студенческих лет сохранял к нему благодарное чувство, взял его на работу в министерство, и вместе со знатным лордом продвигался вверх по служебной лестнице и Филипп.

Викарий был доволен карьерой своего сына, а юноша понимал, что если в его жизни не произойдет чего-то чрезвычайного, то он станет гордостью своей семьи. Долгие часы Филипп проводил в кабинете над бумагами. Работы прибавилось особенно много в последнее время, когда очередная война с Бонапартом должна была вот-вот разразиться. Ему поручалось проводить самые конфиденциальные встречи и улаживать самые скользкие дела. Многие важные персоны, чьи имена впоследствии вошли во всемирную историю, благосклонно относились к Филиппу. Лорд Грей был им доволен, а провинциальный папаша возносил молитвы Господу, чтобы гордыня не поселилась в душе его невинного отпрыска.

— Что еще мне надо уладить перед отъездом? — спросил Грей.

Филипп достал из-под пачки бумаг документ и, смущенно кашлянув, произнес:

— Аренда дома в Ханс-тауне кончается. Будем ли мы продлевать ее или откажемся?

Грею было некогда занимать голову такими мелочами. Более важные проблемы свалились на его плечи.

— Продли аренду, — распорядился он коротко. — Это все?

— Еще один вопрос. Где я смогу найти вас в ближайшие недели-две в случае необходимости?

— В Глочестершире.

— Как Квентин?

Вопрос застал Грея уже в дверях.

— Дело идет на поправку. Я увижу тебя на вечернем приеме, Филипп?

Возражать Грею, особенно по пустякам, было не принято, поэтому Филипп ответил без нотки сомнения в голосе:

— Я загляну туда обязательно.

— Отлично.

Но тревожные раздумья сразу отразились на лице Филиппа, как только за лордом Греем закрылась дверь.

Оказавшись у себя в комнате, Грей сбросил камзол и уселся, вытянув ноги, в свое любимое мягкое кресло. Его одолевали мрачные мысли и в то же время жажда деятельности. Нерастраченная энергия била из него ключом. Целых три месяца он был вынужден играть роль, лгать всем напропалую, распространяя легенду, что с опекаемым им малышом и его гувернанткой все обстоит благополучно. Скоро этой весьма унизительной для него игре придет конец, и весь свет узнает, что Дебора Вейман похитила ребенка и скрылась неизвестно куда. Но теперь уж она не сорвется с крючка!

Несколько раз Грей в нетерпении дернул шнур звонка и велел появившемуся лакею принести из погреба бутылку самого лучшего коньяка. Первый стакан он осушил залпом, даже не почувствовав вкуса благородного напитка. Пытаясь привести в порядок расшалившиеся нервы, он поспешил снова наполнить стакан. Теперь он уже потягивал коньяк маленькими глотками, пребывая в задумчивости. Прикрыв глаза, Грей сосредоточился, восстанавливая в памяти всю цепь роковых событий.

Париж. Там это началось. В дни всеобщей паники, последовавшей за объявлением войны. Грозовые тучи скапливались уже давно, и те, кто имел отношение к дипломатическому корпусу, позаботились отправить жен и детей в Англию, прежде чем французы объявят границы закрытыми. Грей был в числе последних, кто еще оставался в неприятельском городе, так же как и его друг Джил Баррингтон. Джил задержался из-за того, что его мальчик прихворнул и трудности путешествия могли повредить ему. Кроме этого, именно в тот день, когда смерть нашла его, Баррингтон получил доказательства, что некто из посольства передает секретную информацию французам, и даже с полной уверенностью мог назвать теперь имя предателя.

Грей знал об утечке важной информации, но все его усилия обнаружить этот источник потерпели неудачу. В ту ночь у него была назначена деловая встреча с Джилом, чтобы обменяться добытыми доказательствами. Именно Джил настаивал на особой срочности и конспиративности этого свидания под покровом ночной темноты. Грей не особенно верил в необходимость такой спешки. Вокруг царил хаос. Предпринять какие-то решительные и осмысленные действия не представлялось возможным. Поэтому Грей спокойно отнесся к доставленному ему в самый последний момент от Джила посланию с просьбой отменить назначенную встречу. Их беседа переносилась из Парижа в Лондон. Грей счел это вполне благоразумным. Он спокойно ждал Баррингтона в Лондоне, но через неделю получил от Талейрана известие, что посол лорд Баррингтон убит неизвестным грабителем, которого он, видимо, спугнул в библиотеке своего дома.

Когда шок от подобной новости несколько прошел, Грей принялся анализировать. Версия Талейрана о причине гибели Джила его не удовлетворила. Она была слишком проста и слишком всех устраивала. Перед смертью Джил обнаружил что-то «горячее», что и послужило причиной его гибели. Может быть, у него не было твердых доказательств, но имя предателя он наверняка держал в голове. Если бы Грей и Джил встретились той ночью, маска с лица негодяя была бы уже сорвана, а Джил остался бы в живых. В своих логических рассуждениях Грей добрался и до послания, отменяющего ночную встречу. Не было ли оно искусной подделкой?

Его мысли перекинулись на поведение мисс Вейман по ее возвращении в Англию. Грей ни в чем не подозревал ее. Он только хотел побеседовать с ней, как с человеком, присутствующим при кончине Джила. Благодаря любезности Талейрана, Грей знал приблизительно время ее прибытия с континента. Охрана всемогущего министра проводила ее с ребенком до пристани в Кале. Они благополучно пересекли пролив. Но к изумлению Грея, Дебора и Квентин ускользнули от слуги, высланного им навстречу в Дувр из Лондона. Это был непростительный проступок с ее стороны и никак не простое недоразумение. Кучер Грея гнался за ними, но потерял их в переплетении узких, заполненных экипажами и людьми дуврских улиц. Нехорошие подозрения не могли не вспыхнуть в мозгу Грея.

Он устроил на нее настоящую охоту. Он мог, конечно, поднять тревогу, обратиться к властям и в конце концов выкурить ее из той норы, куда она забилась. Он отверг эту идею только по одной причине: на нем лежала ответственность за мальчика. Ничто не должно было подвергнуть риску его жизнь. Ради Квентина следовало быть предельно осторожным. Мальчик, конечно, не догадывался об опасности, нависшей над ним. В этом убеждало Грея то, что Квентин охотно последовал за мисс Вейман. Грей не знал, какую историю она рассказала мальчику, чтобы оправдать свои безумные действия, но уже за то, что мальчик жив, надо возблагодарить Господа.