Миранда Невилл - Опасный виконт

Мэндевилл-Хаус, Шропшир, Англия

Июль 1819 года

Все началось с чулка.

Женские чулки никогда его не занимали. Он и не знал, что их делают из шелка. Или что они могут быть розовыми.

Он вошел в ворота конюшни и увидел ее. Сидя в седле, она нагнулась, чтобы поправить стремя и открыла взору ногу, округло изогнутую в колене. У него перехватило дыхание. Вместо того чтобы, как воспитанному человеку, которым он всегда был, развернуться и уйти, он против воли двинулся вперед, не в силах оторвать взгляда от этой выставленной на обозрение ноги, обтянутой розовым шелком, который — он и не знал об этом — был наречен торговцем чулками с Бонд-стрит «девичьим румянцем».

Выражение это сейчас очень подходило лицу Себастьяна Айверли, человека, чье размеренное существование до сих пор предполагало отказ от всего, связанного с женщинами.

Но в тот момент, когда Себастьян впервые увидел Диану Фэншоу, он не мог и предполагать, что его жизнь уже готова совершить крутой поворот. Это произошло, когда он вошел в библиотеку Мэндевилл-Хауса, где рассчитывал провести время в тишине, изучая коллекцию старинных географических карт герцога Хэмптона.

Однако в помещении библиотеки он обнаружил представителей трех категорий людей, которых сильно недолюбливал. Там были четыре денди, на всех из которых едва ли набралось бы серого вещества одного головного мозга. Еще он заметил трех молодых леди, одна из которых все время хихикала, и, наконец, своего кузена маркиза Блейкни. Блейкни можно было бы отнести к первой группе, но для него он был sui generis[1] и человек, которого Себастьян хотел видеть меньше, чем любого другого жителя земли. Мало того что Себастьян и Блейкни оба претендовали на герцогский титул, но последний был еще и везунчиком — все в жизни давалось ему легко.

— Блейк, — обратился к нему Себастьян.

— Филин… э… Себастьян, мрачная личность, — ответил кузен. — Вот неожиданность!

— И я не знал, что ты здесь. Я виделся с герцогом в «Уайтс», перед тем как он направлялся в Брайтон. Он сказал, что дом в моем распоряжении.

Себастьян оглянулся по сторонам, мысленно мечтая, чтобы вся компания чудесным образом испарилась. Или просто исчезла. Увы, Блейкни не дематериализовался, продолжая стоять на том же месте. Себастьян, без сомнения, здравомыслящий человек, сознавал, что кузен, сын и единственный наследник герцога, имел полное право находиться в доме. Он лишь не выносил того покровительственного отношения, которое Блейк не скрывал с момента, как они познакомились в десятилетнем возрасте.

— В Бленхейме была такая скука, что скулы сводило, и мы уехали до срока.

Слыша беспечный тон Блейка, Себастьян всегда непроизвольно стискивал зубы.

Хихикающая девушка отреагировала на столь очевидное проявление остроумия со стороны хозяина более громким хихиканьем.

— Решил пораньше приехать в Шропшир, а эти ребята составили мне компанию. И юные леди тоже. — Блейкли повернулся к гостям: — Вы не знакомы с моим кузеном, мистером Айверли? Леди Джорджина Харвилл.

Одна из девушек склонилась в реверансе. Огромная копна волос на голове повторила ее движение. Девушка напоминала Себастьяну его кузин, сестер Блейкни.

— Ее сестра, леди Фелиция Говард.

Эта хихикающая особа напоминала кузин времен их отрочества. Объектом хихиканья тех всегда был Себастьян. Но заподозрить в насмешках леди Фелицию у него не было повода. Смех был просто выражением веселья.

— Мистер Айверли, — старшая из сестер посмотрела на него с удивлением, — мне кажется, мы не встречались. — То, что это радовало Себастьяна, у нее, похоже, вызывало обиду. — Я кузина Блейкни со стороны матери, а мой муж всегда хорошо знал его семью.

Себастьян пропустил мимо ушей эту интригующую информацию. Он нетерпеливо ожидал конца церемонии знакомства, чтобы получить возможность остаться одному.

— Леди Фэншоу.

Блейкни указал на третью девушку.

Двух секунд, что Себастьян рассматривал ее, хватило, чтобы заметить, что ни одна птица не пыталась высиживать яйца в ее прическе и что она не хихикала. Продолжая молчать, она демонстрировала к нему полное безразличие, и Себастьян ответил тем же.

Блейкни повернулся к мужчинам. Кроме Джеймса Лэмбтона, Себастьян никого не знал, да и не хотел знать. Он тут же забыл их имена, хотя отметил про себя, что один из них женат на даме с вороньим гнездом на голове. Они обменялись с Лэмбтоном приветствиями, плохо скрывая, взаимную неприязнь. Затем Себастьян поправил очки и пристально посмотрел в дальний угол библиотеки, где на полках расположились самые толстые фолианты.

— Мы пришли сюда потому, что из этого окна лучше всего видны птичьи гнезда. Мы завтра собираемся поохотиться. Не думаю, что ты пойдешь с нами. Тебе подобные занятия никогда не нравились.

Было понятно, что Блейкни намеренно хотел унизить кузена. Себастьян больше ни минуты не хотел находиться в этом обществе.

— Если не возражаете, — сказал он, — я поищу атласы, которые хотел просмотреть. Без сомнения, мы увидимся за обедом.

К сожалению.

Диана Фэншоу до того, как это обнаружилось, сказала конюху, что хочет отправиться на лошади одна, и отослала его. Но оказалось, что ремешки стремян были на дюйм или два длиннее, чем нужно. Она быстро оглядела пустое прямоугольное помещение конюшни, подняла подол амазонки и вынула левую ногу из стремени.

Проклятие! Как же она могла забыть переменить чулки? Светло-розовые ее любимые, но они слишком тонкие для поездки верхом. Диана тихо выругалась, пытаясь расстегнуть пряжку на ремешке, и, услышав в нескольких футах от себя чей-то низкий голос, спрашивающий, не нужна ли ей помощь, наконец-то заметила, что ее одиночество нарушено.

Диана подняла глаза и увидела мистера Айверли, не сводящего глаз с ее ноги. Ну в конце концов, это был не лорд Блейкни. В другой раз ей бы даже было приятно «случайно» приоткрыть маркизу некоторые свои тайны и дать ему возможность полюбоваться ею, сидящей верхом на лошади, но сегодня у нее были причины избегать его, и поэтому она выбрала время для поездки верхом, когда компания отправилась на охоту. Она могла бы предположить, что странный кузен маркиза Блейкни сидит взаперти в библиотеке, — он почти все время молчал во время обеда, ни словом не обмолвился со своей соседкой леди Джорджиной и не проявил никакого интереса к планам сидевших за столом.

Однако заинтересовался ее ногой.

— Позвольте, я поправлю… — предложил он.

Вот еще! Диана одернула подол амазонки, прикрывая колено, и лишь затем сообразила, что он имел в виду стремя. Почему бы нет? Ведь иначе пришлось бы слезать с лошади. А ей не терпелось поскорее отправиться в путь, пока эти две жуткие сестрицы не решат составить ей компанию. Или не вернутся мужчины. Нельзя исключать возможность того, что они передумают стрелять птиц и решат провести утро как-то иначе. Непохоже, что Айверли может позволить себе излишние вольности. Ну, на этот случай у нее в руке имелся хлыст.

— Благодарю вас, сэр. На одну дырочку короче, будьте любезны.

Она сидела на своей хорошо выезженной лошади на высоте пяти футов, и голова мистера Айверли находилась на уровне ее талии. Ему пришлось наклониться, чтобы расстегнуть тугую пряжку ремешка. У нее перед глазами маячила лишь тулья его шляпы, но она чувствовала, как движутся его пальцы, а рука касается затянутой в шелк икры.

— Так достаточно? — пробормотал он, а когда поднял голову, постарался не встретиться с ее взглядом, насколько она могла заметить сквозь стекла его очков в металлической оправе.

На его скулах выступил легкий румянец.

Леди Фэншоу попыталась всунуть ногу в стремя, но не попала. Айверли аккуратно взял ее обутую в ботинок ногу и абсолютно точно просунул в металлическую скобу.

— Замечательно, спасибо, — поблагодарила она, оправив юбку и подтягивая вожжи.

Айверли пробормотал что-то вроде «не стоит благодарности». Она ждала, что он сделает шаг в сторону, чтобы освободить ей путь, но он, поколебавшись секунду, произнес:

— Можно мне сопровождать вас?

— Я хотела навестить родителей в Мэндевилл-Уоллоп.

— Это на севере парка, если я не ошибаюсь. Три или четыре мили отсюда?

— Чуть больше трех. Если хотите составить мне компанию, я буду только рада, — солгала она.

Дважды проклятие! Леди Фэншоу поняла, что ее решение нанести визит вежливости семье теперь грозит ей неприятностями.

В этот момент появился конюх, ведя оседланного гнедого жеребца.

— Это моя лошадь, — сказал Айверли и легко вскочил в седло.

Удивительно, но Айверли более чем хорошо знал, как управляться с норовистым животным.

— Вы знаете дорогу или поедете за мной? — спросила она, выезжая из ворот конюшни.

— Дорогу я знаю.

— Вы часто бываете здесь?

— Приезжал еще ребенком. Но последние несколько лет не наведывался.

— Вам нравится Мэндевилл? Мне кажется, в мире нет более красивого дома и парка.

В ответ он лишь пробурчал что-то неразборчивое. Восторги, по поводу Мэндевилла не вызвали у Айверли приступа красноречия, как у нее. Начинавшийся сразу у высокой стены парк всегда напоминал райские кущи, а особняк в классическом стиле — дворец. По праздникам на званых обедах и балах здесь собирались менее удачливые соседи герцога.

— Странно, что я нахожусь здесь, когда моя семья в двух шагах отсюда. Приятно, конечно. И я рада, что много узнала об этом доме.

Диана действительно хотела знать больше, но этой мыслью не делилась.

Ее незваный спутник не отличался разговорчивостью. Он вроде слушал со вниманием, но отвечал невпопад на все ее замечания и лишь пристально смотрел на нее. Леди Фэншоу могла определенно сказать, что его лицо не выражало восхищения. Скорее, оно было напряженным.

Ей уже надоело пытаться расшевелить его, и она пустила свою кобылу легким галопом и вся отдалась красоте окружающей природы и прелести ясного летнего утра. Айверли на своем мощном жеребце легко обогнал ее, и леди Фэншоу утвердилась во мнении, что он опытный наездник, с отличной посадкой. На лошади, в своей старомодной и плохо сидящей одежде он выглядел едва ли не франтовато. Кроме того, Диана обнаружила, что у него сильные бедра, позволяющие ему управлять горячим конем. Последние полмили до ворот Айверли проскакал галопом.

Она последовала за ним и когда остановилась, оба — и она сама, и ее лошадь— тяжело дышали.

— Хорошая девочка, — сказала леди Фэншоу и, наклонившись, в знак благодарности потрепала гриву лошади. — Славно проехались.

Северный вход в Мэндевилл-Парк выглядел намного скромнее трехарочного центрального. Здесь имелись лишь пара грубо обтесанных каменных столбов да чугунные ворота между ними. Этим входом пользовались в основном торговцы и фермеры. Диана поздоровалась с вышедшим навстречу привратником, своим старым знакомым, а затем повернулась к Айверли.

— Спасибо за компанию, — сказала она. — Дальше можете не провожать меня.

— Деревня Мэндевилл-Уоллоп находится за этими воротами? По-моему, я никогда ее не видел.

— Да там и смотреть особо не на что. Когда первый герцог приехал в Мэндевилл в прошлом веке, он решил построить образцовую деревню: с красивыми домами, магазинами. А теперь в Мэндевилл-Уоллоп все одряхлело.

— Ваша семья тоже живет в деревне?

— Да, в Уоллоп-Холле.

— Старый дом?

— Очень старый.

— Меня интересуют древности.

Кроме откровенной грубости, у нее было немного вариантов для ответа.

— В этом случае вам стоит поехать со мной. Если вам нравится готика или, может быть, романтические романы Вальтера Скотга, не исключено, что Уоллоп-Холл покажется вам симпатичным местом. Мой отец, мистер Монтроуз, будет рад показать вам средневековые детали дома.

Это еще не конец света. Поскольку Айверли, несомненно, странная личность, с Монтроузами он будет чувствовать себя в своей тарелке.

Следуя за леди Фэншоу по тропинке, обрамленной вековыми дубами, Себастьян не мог понять, в своем ли он уме. До сих пор он твердо придерживался двух принципов: любыми способами избегать женщин и воздерживаться от праздных разговоров, которые могут привести к новым знакомствам. Так зачем же он едет в гости к людям, которых не знает и наверняка чужды ему по духу? И хуже того, в обществе персоны, которая безоговорочно относится к женскому полу.

Себастьян мог разглядеть все нюансы ее фигуры. Она идеально; сидела в седле, демонстрируя высокую грудь и тонкую талию. Но не ноги. Прежде он никогда не обращал внимания на женские ножки и на другие части тела, воспринимая женщину в целом, абстрактно, без труда выбрасывая ее образ из головы. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме ножек. Воспоминание об икре и колене вызывало мысли о лодыжках и бедрах. И не об отдельных анатомических деталях, а о ножках вообще в их восхитительной целостности, затянутых в тонкий розовый шелк.