— Думаешь, тебе это удастся?

— Но я же обогнал тебя на скачках.

— У тебя была лучшая лошадь. А теперь будем только мы двое.

— Это меня вполне устраивает. — Себастьян встретился глазами с Блейкни. — Это не из-за Дианы.

— Не из-за Дианы, — повторил Блейкни.

Диана не выспалась. Больше недели она в Лондоне, но ни разу не видела Себастьяна и ничего не слышала о нем. Он даже не удосужился послать весточку по почте.

Проявляет характер, пыталась она объяснить себе его молчание. В конце концов он соскучится и приедет. Ей и в голову не приходила мысль, что он обрадовался отъезду нежеланной жены и исчезновению проблем, связанных с предстоящими родами, и вновь погрузился в женоненавистничество.

Общество сестры и радовало, и огорчало ее. Еще в Шропшире Минерва от скуки решила написать знаменитому радикалу, чьими колонками в «Реформисте» она восхищалась. Завязалась оживленная переписка. Диана знала лишь, что мистер Бентли был респектабельным джентльменом средних лет, не подозревавшим, что автором писем, подписанных «М. Монтроуз», была семнадцатилетняя девушка. Минерва рассказала Диане все о своем новом герое, но ни словом не обмолвилась, что хочет встретиться с ним лично. Подобная сдержанность заставила Диану насторожиться.

Встав в девять часов после почти бессонной ночи, она встревожилась, услышав от служанки, что Мин повесила на двери записку с просьбой не беспокоить ее, так как у нее разыгралась мигрень. Диана бросилась наверх и нашла под одеялами валики от дивана. Ей оставалось только надеяться, что Минерва ушла рано утром, а не вчера вечером.

Надежда быстро рухнула, когда ей передали написанную торопливым почерком записку Минервы. Она была арестована накануне вечером за участие в запрещенном митинге и сейчас содержится в здании суда магистратов на Боу-стрит. Однако ходят слухи, что позже заключенных переведут в Ньюгейт. Минерва будет очень признательна, если Диана придет и внесет залог.

Ужасно, что Минерва арестована и провела ночь в заключении. Но она ни минуты не должна провести в тюрьме Ньюгейт, известной своими грязью, болезнями, развратом. О том, как эта эскапада отразится на репутации сестры, Диана даже не думала.

Она ни в малой степени не представляла, как выручить Минерву из лап правосудия. Но она знала, что мужчина, желательно влиятельный, сможет сделать это лучше. Ее муж, к сожалению, когда он крайне необходим, был недоступен.

Она перебрала в уме близких знакомых, которые, по ее сведениям, были в городе, и остановила выбор на Блейкни. Он должен ей и в состоянии помочь. Никто не может похвалиться такими могущественными связями. Диана быстро написала записку о том, что Минерва в беде и она в нем нуждается весьма срочно. Последнее слово она дважды подчеркнула. Возможно, ее просьба вытащит его из постели. Ну и не страшно, со злостью подумала она. Он уже доставил ей много неприятностей и пусть теперь постарается для нее.

Она была страшно разочарована, когда лакей вернулся с посланием, что у лорда Блейкни утром запланировано одно дело, которое нельзя перенести, и он будет иметь честь нанести ей визит позже.

Диана задумалась.

— Пошлите за коляской, — приказала она.

Через двадцать минут она поднялась по ступенькам дома Блейкни на Маунт-стрит и отругала его дворецкого за халатность. Бедный, слуга готов был расплакаться, и Диана в компенсацию за грубость дала ему гинею. Потом приказала кучеру отправиться к нижнему концу Бонд-стрит. Какая наглость! Пренебречь ее просьбой ради спортивного состязания.

— Здесь совсем близко, а мне не хотелось бы останавливаться у дома под номером тринадцать, — извиняющимся тоном произнес кучер.

— Ничего страшного. Я дойду пешком.

Идти оставалось каких-нибудь сто футов, и все же Диана умудрилась встретить знакомую. Ею оказалась леди Джорджина Харвилл, выходившая среди других покупателей из галантерейной лавки по соседству с клубом Джентльмена Джексона. Притвориться, что они не заметили друг друга, было невозможно.

— Диана, — сказала Джорджина, окинув ее взглядом, по сравнению с которым даже сироп показался бы несладким. — Я не знала, что вы в Лондоне. Позвольте поздравить вас с замужеством.

— Спасибо, леди Джи. Я бы с удовольствием поболтала с вами, но у меня неотложное дело.

— Постойте! Туда нельзя входить.

— Хотела бы я посмотреть на того, кто попытается меня остановить.

Привратник боксерского клуба Джексона, громила с перебитым носом, делал все возможное. И хотя он мог без проблем выставить любого мужчину, попытавшегося проникнуть в помещение, он никогда не сталкивался с решительной женщиной.

— Я здесь, чтобы повидать лорда Блейкни.

— Вам нельзя сюда входить, — только и мог сказать бывший профессиональный боксер.

— Чепуха.

Диана промчалась мимо него и очутилась в просторном помещении с высокими потолками и посыпанным опилками полом. Стены были украшены картинами и гравюрами с изображениями боксеров. В одном углу располагалось хорошо известное ей устройство — весы, почти такие же, как в холле в Уоллопе. Здесь стоял тот особый запах, который характерен для занимающихся физическими упражнениями мужчин и который был ей знаком по квартирам, где жили ее братья.

В зале находились два или три десятка мужчин, некоторые по пояс раздетые. Довольно тщедушный человек в тревоге поднял руки при ее приближении. Диана закатила глаза к потолку, не удосужившись сказать ему, что подобное и даже лучше она видела раньше. Два других джентльмена, одинаково раздетых, с испуганными криками бросились в стороны с ее пути. «Как старые девы», — презрительно подумала Диана.

Большинство присутствующих собрались в центре зала. Среди них находился Блейкни, выглядевший без рубашки очень красивым. Он разминался, тренируя различные удары руками в смешных, похожих на подушки перчатках. Окружавшие его люди замолчали, когда Диана приблизилась к ним.

— Диана! — сказал он — Вам здесь не место. Сейчас же уходите.

— Боксируете, — прошипела она, ткнув его в грудь указательным пальцем. — С моей сестрой случилось несчастье… И вы не пришли мне на помощь… — Она снова ткнула его. — Значит, вы заняты? У вас матч по боксу?

— О… Диана.

— Ни слова больше. Надевайте рубашку и немедленно пойдемте со мной.

Компания взволнованно загудела. Диана подняла глаза, и толпа расступилась, пропуская другого боксера, чью обнаженную грудь она знала очень хорошо.

Себастьян выслушивал последние спокойные советы Тарквина, которому случалось боксировать с Блейкни.

— Его слабое место — самоуверенность. Держи защищающую руку повыше и жди, когда он опустит свою. Кроме того, он выкладывается в первых раундах. Не спеши, и ты к концу останешься свежим. Глянь-ка на него, видишь, прыгает. Хвастун.

Себастьян протянул руку Тарквину, чтобы тот завязал шнуровку на запястье, но тот не обратил на это внимания.

— Черт меня подери! — воскликнул Тарквин.

Себастьян бросил взгляд сквозь толпу мужчин, которые галдели, как стая ворон, которые неожиданно увидели брошенный бушель зерна. Поскольку он снял очки, то все на расстоянии больше трех футов выглядело размытым, однако он мог поклясться, что рядом с Блейкни стоит женщина. Она била его в грудь и что-то взволнованно говорила.

Не может быть. Но ведь так и есть. Близорукость не помешала ему узнать прекрасную фигуру Дианы и ее совершенный костюм.

Если бы у него в руках оказалась шпага или пистолет, то Блейкни в ту же секунду был бы мертв.

Но тут она увидела его.

— Себастьян! — крикнула она и бросилась к нему.

Когда она была уже близко и можно было рассмотреть ее лицо, Себастьян Айверли перестал быть глупцом в отношении женщин. Потому что самый последний в мире идиот, а он как раз таким и был, не смог бы ошибиться в том, что выражали ее глаза: радость, доверие и любовь.

— Я так рада, что ты здесь. Почему ты не сообщил, что приехал в Лондон? — Она обхватила его руками за шею, пытаясь сдержать слезы. — Минерву арестовали. Ты должен помочь мне спасти ее.

— Конечно, — сказал он, одной рукой обнимая ее за талию, а другой сбрасывая перчатки.

Потом обернулся к Тарквину и протянул руку. Тот правильно понял приятеля и сунул в руку носовой платок.

— Вот, любовь моя. Вытри слезы, пока я оденусь. — Но он не дал ей сразу уйти, а нежно промокнул влагу, собравшуюся на щеках и в больших, излучающих обожание глазах. — Что же твоя шалунья сестра натворила? Впрочем, неважно. По пути расскажешь.

— Подождите минуту! — Блейк, который всегда оказывается под рукой, чтобы испортить трогательный момент, резко схватил его за плечо. — Мы же собирались выяснить отношения. Ты отказываешься?

— Боюсь, что так. У меня появилось более важное дело.

Кузен посмотрел на него прищурившись и перевел взгляд на Диану, которая стояла, сжимая руку мужа. Взгляд Блейкни упал на уже заметно расширившуюся талию Дианы, потом он вновь посмотрел ей в лицо и затем в лицо Себастьяна, который понял, что Блейкни пытается угадать дату зачатия.

— Мои поздравления, кузен, — резко сказал он. — Может, встретимся здесь в другой день?

— На это можешь не рассчитывать.

Среди зрителей, которые уже сделали ставки на участников поединка, поднялся шум. Себастьян не обращал на них внимания.

Пять минут спустя он сел в коляску вместе с Дианой. Пока он застегивал жилет и повязывал галстук, она рассказала ему об аресте Минервы.

— Звучит не очень серьезно, — сказал он. — Новый закон о предотвращении митингов запрещает без санкции магистрата собираться вместе больше пятидесяти человек. Это зверская мера, но если бы они действительно арестовали пятьдесят человек, у властей возникли бы серьезные проблемы.

— Ей придется предстать перед судом?

— Сомневаюсь, что они пойдут на такой шаг.

— Слава Богу! — воскликнула Диана и после минутного молчания спросила: — Когда ты прибыл в Лондон?

— Вчера вечером. Я бы приехал и раньше, но шахту снова, затопило. Не беспокойся, никто не пострадал. Я должен был остаться, пока не ликвидируют последствия аварии.

— Я скучала по тебе.

— Я тоже скучал.

— А почему ты не поехал на Портмен-сквер?

— Я собирался приехать с подарком, но ювелирные лавки уже были закрыты.

— Мне не нужны подарки. Я рада уже тому, что ты здесь. — Она склонила голову ему на плечо, и он почувствовал, как она улыбается ему. — Впрочем, не позволяй мне отговорить тебя от дорогой покупки. Пусть она будет искуплением за твою грубость во время нашей последней встречи.

— Мне жаль, но я страшно ревновал тебя к Блейкни.

— Для ревности нет повода. В будущем, если захочешь что-то узнать, спрашивай у меня. Если бы ты тогда спросил, я рассказала бы тебе, зачем Блейк мне писал.

— Не надо.

— Он тебе объяснил?

— Нет. Я тебе доверяю.

Себастьян был переполнен эмоциями. Взяв ее ладонь в свою, он расстегнул маленькие пуговицы на перчатке и, стянув ее поднес руку Дианы к губам. Кожа была мягкая, гладкая и чуть прохладная.

— Я доверяю тебе и люблю тебя, — сказал он, и эти слова вырвались у него так легко и так естественно, как нортумберлендский дождь.

Он поцеловал ей ладонь, переплел ее пальцы со своими и больше не отпускал руку.

— Я тоже люблю тебя, — призналась Диана, сжимая его кисть.

Радость наполнила сердце Себастьяна и прояснила голову.

— Я это знаю, — сказал он, широко улыбаясь.

— Знаешь?

— Да, я сам до этого дошел.

— Ты был бы образцом проницательности, если бы я не давала тебе множество намеков.

— Нет, это случилось позже, когда я перестал быть дураком.

— Мы оба были дураками, с самого начала. Хотя мы должны быть благодарны тому глупому пари. Иначе мы не узнали бы друг друга.

— И тому, что произошло после. Я думал отомстить тебе, но на самом деле я не смог бы жить, не увидев тебя снова, Теперь я это знаю.

— Мы должны благодарить Блейка.

— Это уж слишком.

Диана издала звук, похожий и на смех, и на рыдание. Себастьян пальцем взял ее за подбородок и поднял лицо вверх.

— Ты плачешь?

— Нет. Я счастлива. Можно, я сяду тебе на колени?

Когда она устроилась, они поцеловались, но не крепко, поскольку не время было слишком возбуждаться. Кроме того, у Себастьяна было что рассказать. С неохотой он разомкнул объятия.

— Я хочу рассказать тебе одну историю. У нас есть время до того, как мы доберемся до Боу-стрит.

— Какую историю?

Ее взгляд застыл на его лице.

Глядя прямо вперед, он издал глубокий вздох.

— Когда мне было шесть лет, моя мать во второй раз вышла замуж. За итальянца, графа Уго Монтечитту. Он был дьявольски красив, как я сейчас понимаю. Я вспоминаю, как думал, что он похож на героя литературного произведения.