— Мама? — спросила я, когда повисло неловкое молчание.

— Да, донь.

— Прости меня за вчерашнее. Я перенервничала и наговорила тебе лишнего.

— Ты все правильно сказала, Лиз. Если ты с ним будешь счастлива, я тоже буду счастлива. Обещаю быть с Максимом помягче. По крайней мере постараюсь, — рассмеялась она и замолчала, щёлкая зажигалкой. Снова закурила.

— Мам, он меня любит.

— Я вижу это, Лиз. По тебе вижу. По тому, как он на тебя смотрит. А Борис… — выдохнув, мама снова взяла паузу, во время которой я слышала, как она ходит по паркету, достает из пачки сигарету и подкуривает ее, нервничая и собираясь с мыслями. — Борис, — повторила она, — Лиза, пожалуйста, только не перебивай меня и выслушай до конца. Я, наверное, не лучшая мать и пример для подражания… Боже… Лиза, я просто не хотела, чтобы ты жила как я! И больше всего на свете хочу, чтобы у тебя была семья. Нормальная, полноценная семья с мужем и детьми, а не как у меня, когда все тащишь на себе. Я была так рада, когда у тебя появился Борис. Может, слишком боялась, что ты останешься одна, и давила на тебя, торопила… Но пойми меня, ты — моя дочь, и я меньше всего хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Всегда хотела дать тебе только лучшее. И сейчас хочу. Если ты счастлива с Максимом, я… Боже… Лиза, прости меня, дуру. Я поверила Борису, а не тебе…

— Мам. Мама! — крикнула я, слыша в трубке усиливающиеся слезы. — Мама!

— Да, донечка.

— Мы обе ему поверили. И ты, и я. И в этом нет ничьей вины. Просто есть скоты, которые притворяются мужчинами и выглядят, как мужчины, а по факту только и могут, что играть в мужчину, а не быть им. И мы обе ошиблись. Он нас обеих обманул. А сейчас его нет и больше он не появится. У меня будет муж, настоящий, как ты хотела и как я хочу. И дочь. У тебя будет внучка, а потом, — всхлипнув, я посмотрела на кольцо, — а потом и внук. У Макса получится. У него с первого раза получилось. И у нас с тобой будет семья. И мужчина в доме. Настоящий, а не этот Боря бесплодный…

— Лиза, не плачь.

— И ты не плачь, ма, — вытерев слезы, я подошла к окну и посмотрела на улицу, разглядывая прохожих. Увидев одного, со стаканчиком кофе в руке, улыбнулась и спросила, — Мам, хочешь посмеяться?

— Хочу. Очень хочу, доня.

— Максу гадалка нагадала дочь и украла у него бумажник, а мне Максима нагадал стаканчик кофе. За семьдесят семь рублей. А Сергиус, папа Максима, сказал, что за хорошие предсказания всегда берут деньги. Как думаешь, семьдесят рублей это нормально или мало?

— Ты же сказала семьдесят семь.

— А, ну да, — рассмеялась я. — Тогда ещё семьдясят семь копеек. Чуть не забыла.

— Это все меняет, Лиз. Мне кажется, вполне себе нормальная цена за мужика с татуировками.

— Ма!

— Молчу-молчу, — торопливо произнесла мама и хмыкнула.

— Ма?

— Донь, а где ты кофе покупала? — спросила она, и мы обе захохотали.


Без пяти семь. За окном зала ожидания паркуется "Вольво" и из него выходит мой будущий муж. Он идёт уверенной походкой к дверям, открывает их, улыбаясь мне своей улыбкой, спрашивает как прошел мой день и на ответный вопрос отвечает, что все о'кей. У него нет проблем, а если и есть, он знает как их решить. Помогает сесть в машину, закрывает дверь и смотрит на часы, улыбаясь своей пунктуальности. Ровно в семь и ни минутой позже мы выезжаем с парковки и едем домой.

На перекрестке красный, мы стоим первыми и улыбаемся звучащей из колонок музыке. Сегодня играет что-то до боли знакомое и тягучее, никак не могу вспомнить название и поворачиваюсь к Максу спросить исполнителя, а он хмурится, показывает мне на пятачок перед машиной, за которым стоят несколько человек, преграждая путь нам, встречке и тем, кто собирался поворачивать направо. И когда светофор переключается на зелёный, они поднимают вверх руки с короткими трубками, вспыхивающими яркими красными огнями на концах.

Макс сворачивает налево, в единственный просвет не перегороженный этими странными людьми, но на следующем перекрестке мы снова попадаем на красный, и теперь уже я показываю Максиму на две шеренги с поднятыми вверх фальшфейерами. Опять недовольные гудки, мы движемся прямо, я хохочу, видя переключающийся при нашем приближении светофор и выходящих на проезжую часть. Снова яркие вспышки, поднятые над головами, а мы едем непонятно куда, потом сворачиваем ещё раз и ещё, и ещё.

— Макс, признайся, это твоих рук дело, да? — я заливаюсь смехом, всматриваясь в следующее пересечение дорог, и взвизгиваю, когда мы вновь замираем на запрещающем сигнале светофора, и нас перенаправляют направо. — Макс! Признайся!

— С какого я? — хмурит брови, ругаясь на идиотов, сошедших с ума, но мне все больше кажется, что он просто заговаривает мне зубы и не хочет раньше времени признаваться.

— Ну ладно. Посмотрим куда нас загоняют.

— Да сейчас! Свернем и проедем через подворотню…

— Нет-нет-нет! Едь до перекрестка!

Чувствую, что и на этот выкрутас у него что-нибудь обязательно придумано, а я только оттяну время. И мне интересно.

— Да! — встречаю радостным криком красный свет светофора и машу перегораживающим три направления людям. — Ура! Макс, нас ловят!

— Не поймают, Еля.

— Да! Они просто не знают с кем имеют дело!

Выезд на пирс. Перед нами парусник-ресторан "Алые паруса", вдоль дороги к нему горят фаеры, воткнутые в снег, а позади машины выбегают три девчонки, в которых я узнаю свинок из аэропорта. Они смеются, вскидывают вверх руки с красным полотном, а на нем написано белым: "Ни шагу назад, Еля!" и сердечки, сердечки, сердечки.

— Ах ты маленький засранец, — смеюсь, обнимая самого лучшего на свете мужчину, а он жмёт плечами и показывает на единственный открытый путь:

— Ты со мной?

— С тобой куда угодно, Макс. Даже к черту на блины.

31


Клей


На столе завал из образцов обоев и ламината, три вида плитки для ванной, несколько расцветок фасадов кухни и ворох листов с дизайнами. Голова пухнет от расчетов, как лучше распилить свою долю за концерт, чтобы было чем проплатить ремонт, частично вернуть долги и оставить хоть что-то на еду. Эля из "Онлайнов" пообещала перевести бабки за видео с концерта в "Олимпе" завтра к обеду — у нее там какие-то тёрки с начальством, явно перебухавшим на праздниках и не отдуплившимся к концу месяца. И один хрен не хватит. Не заплатишь бригаде, съебутся. Филу не отдавать — зашквар полнейший. Не жрать? У меня получится, а Еле нельзя. Там витаминов навыписывали, мама не горюй, папа не грусти, те же фрукты… И свадьба. Федоровна с говном сожрёт, если не потяну обещанное.

— Не чахни, Кощей.

Фил опускается на диванчик, тянет к себе мои охренеть какие позитивные расчеты и обводит три суммы ручкой:

— Не хватает малеха?

— Филыч, братка, не гунди, плиз, я считаю.

— Хуйли считать по сто раз. Тут к бабке не ходи, не вывозим.

— Не мы, а я не вывожу. Ты тут не при делах. Хотя, нет. Я тебе торчу, значит, при делах.

Схватившись за голову, смотрю на обои — Еля ведь предлагала отложить ремонт на попозже, а я упёрся рогом. И теперь что? Можно перехватиться у родителей, только потом отдавать будет все так же не с чего.

— Фак! — грохаю кулаком по столу и тянусь к пустой пачке. И тут жопа. — Фак!

— Клей, бля, харе кипятить мозги. Тебя кто-то торопит? — толкает в мою сторону свои сигареты, и я беру две — одну закуриваю, а вторую убираю за ухо:

— Фил, я взял в долг и сказал, что отдам.

— Я тебе что-то про сроки говорил?

— Не ебет.

— А меня ебет, — усмехнувшись, рвет лист с моими почеркушками и кричит в сторону бара. — Ден! Тащи сюда чайник и сумку!

— Да вы уже просто оборзели! Я бармен, а не грузчик-официант!

— Давай, повыебывайся! Будешь барагозить, устрою тебе такую Хиросиму, кровавыми слезами умоешься!

— Только попробуй! Я сразу заявление на стол положу! — пригрозил Ден, грохая чайник поверх образцов обоев и припечатывая плитку спортивной сумкой. — Фил, я не шучу.

— Ага. Я тоже. Такую характеристику нахерачу, раньше в ментовке окажешься, чем снова приблизишься к шейкеру, — Филыч кровожадно ухмыльнулся бармену и посмотрел на меня. — Прикинь, охуел в край. Я ему зарплату плачу в два раза больше, чем везде, любой его каприз с полпинка, как в лучших барах мира, а он мне обиженку включает. Может втащим для профилактики зажратости и геморроя? — и подмигнул, отгибая два пальца с намеком не жестить.

— Ты ещё думаешь? — резко подскочив на ноги, я без особых усилий заломал Дену руки за спину и, как котенка в его собственную лужу, ткнул мордой в стол, игнорируя злые маты и шипение. — Гаденыш, ты знаешь сколько эти обои стоят? Сколько я за ними по городу мотался, а? Места на столе мало? Чайник в падлу принести? Платят мало?

— Клей, бля! — Ден, скривился, когда я придавил ему шею локтем, и задёргался сильнее, пытаясь вырваться, услышав мой вопрос:

— Пороть будем, Фил?

— Только рискните, гады, — прохрипел бармен. — Я вам в чай столько слабительного намешаю, душу высрете раньше, чем до бумаги дотянетесь!

— Дерзит, сученыш, — хмыкнул я, давясь от хохота.

— Дерзит, — кивнул Фил и загоготал на весь зал. — Клей, отпусти его. Ебать ты, Ден, завернул! Гы-гы-гы! — припечатал ладонью столешницу и помотал башкой. — Не, Клей, у меня самый пиздатый бармен.

— Что есть, то есть, — кивнул я, поднимая парня на ноги и примирительно хлопая его по плечу. — Сорян, братишка, если чё. Шутканули малеха.

— Приятного вам чаепития, засранцы, — усмехнулся он, потирая шею, и, дернувшись в сторону от моего кулака, заржал. — Хрен тебе, Клей.

— Свали уже, гроза унитазов, — гоготнул Фил и кивнул мне на диванчик. — Падай.

Скинув пиджак на спинку, я растекся по дивану, закидывая руки за голову, а Филыч выбил из пачки пару сигарет, подкурил одну и протянул мне другую, скалясь от уха до уха:

— Бесится. Знает, что едва вывозит, но до победного от помощника открещивается.

— Чё, решил все таки Гельку взять?

— Угу. Притащит диплом об окончании курсов, возьму, — кивнул Фил, выпуская колечко за колечком. — Сперва, как стажерку, а потом посмотрим. Заодно Денчику мозги попесочу, чтобы не бурел, и Гельке какая-никакая, а работа. Все лучше, чем тарелки мыть за копьё. Мне один хер второй бармен нужен, а она с этим "возьми" уже все уши прожужжала.

— Угу. За работу она тебе жужжит, как же, — усмехнулся я, кивая в сторону Дена. — Вон куда ее жужжалка наметилась.

— Да пох, если честно, — вдавив окурок в пепельницу, Фил, скинул сумку на свой диван и толкнул ко мне кружку. — Давай, капай себе. Разговор есть.

— Чё-то не так? — напрягся я.

— Ты капай давай и булки раньше времени не напрягай.

Налив себе кипятка и бросив в него два пакетика зелёного чая, сунул в зубы сигарету и посмотрел с вопросом на Фила.

— Давай на чистоту, братишка. До хрена не хватает на ремонт?

— Прилично.

— Со свадьбой что решили?

— Пока на конец мая наметились. Еля хочет по теплу, но чтобы живот не было сильно видно.

— Чё парится?

— Хер знает, — я пожал плечами. — Я не спорю, чтобы лишний раз не дергалась.

— Добро не дали?

— Не. Веневитович ещё на месяц зарубил. Вроде как уже и можно, но типа лучше перебздеть.

— Херово. И как вы?

— А сам как думаешь? У меня скоро рука дрочить отсохнет, Еля не сегодня, так завтра убьет кого-нибудь, к бабке не ходи. Крестики эти ебучие уже в кошмарах снятся, — помотав башкой, затянулся и выпустил дым в потолок. — А хуйли делать, если нельзя? Терпим. Еля бригаду кошмарит за любой косяк, хоть как-то нервяки сбрасывает.

— Сильно косорезят?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ну не без этого было, — усмехнулся я. — Еля за кривую стяжку бригадиру такой пизды вломила, теперь очкуют и строем ходят, когда приезжаем посмотреть. Сегодня вон, — кивнул на образцы, лежащие на столе, — поедем уже с дизайнером. Никак со спальней определиться не можем.

— А мама ее чё?

— Да тоже хер знает. Непонятки какие-то. В гости к ней пару раз мотались, вроде норм, даже разговаривает со мной, а ощущение, что она меня ебнет сразу, как Еля отвернется и из комнаты выйдет. С моими как-то проще.

— Ясно, — Фил покрутил в руке свою пустую кружку и свалил в нее обрывки моих расчетов, улыбаясь чему-то своему.

И, фак, ведь нихуя не понятно, что его так улыбает, а нервяки звенеть начинают все сильнее.

— Филыч, не томи, а! Чё ты со мной, как с телкой, в гляделки играешь?