— И когда ты все успел? — спрашивает, окидывая взглядом стол с приготовленным завтраком.

— Встал чутка пораньше.

— О как! Встал, — кивает и хмурит брови, постукивая щеткой по губе. — А кто-то вчера прибеднялся, что сдохнет. Не помнишь кто?

— Не-а, — целую ее в губы и лёгким хлопком по ягодице направляю в сторону ванной. — Иди умывайся, будем завтракать.

— Какой строгий у нас папочка, Мира! — хохочет, проводя ладонью по животу. — А мы с тобой в него такие влюбленные, что даже страшно, да?

— Еля, блин! Где я строгий-то?

— Не знаю, — пожала плечами, оборачиваясь, и промурлыкала. — Видимо кто-то просто немного на что-то напрашивается, да?

— Еля! Может, хотя бы поедим?

— Обязательно. Тебе потребуется о-о-очень много сил, Макс.

36


Ли


Каждую неделю мы ездим к Воронцовским в субботу, а в воскресенье к маме на обед… Я все больше проваливаюсь в ощущение семьи и, возвращаясь с работы или от мамы, пьянею от счастья, слыша звяканье ключей, которые Макс весит на крючок ключницы. Банальные и ежедневные звуки, запахи кофе по утрам с кухни — Макс встаёт раньше, чтобы приготовить нам завтрак, — и ставшее уже таким родным бурчание, что кому-то нужно отдыхать больше…

Я поняла, что скучаю, ещё до того, как Макс уехал. От одного только вида сумки, приготовленной и собранной мной, сердце сжалось и начало стонать, разрываясь на части. Уговаривала себя, что неделя не такой длинный срок и концерты Фила в Москве — огромный шаг вперёд для всех троих, и для Макса в частности, но ничего не смогла с собой поделать. Спрятала слезы, когда он пошел в коридор одеваться, поцеловала так, чтобы этого поцелуя хватило пережить семь дней, и разревелась, смотря вслед отъезжающему такси. Мальчишка с липким прозвищем ворвался в мое сердце и душу, заполнил их собой под самое горлышко, а мне все равно его не хватало. Я скучала по его улыбке на работе, скучала по голосу в перерывах между звонками и теплу обнимающих рук. Сентиментальная дурочка, не выдержавшая и дня в одиночестве. Насыпала в автоматическую кормушку побольше корма для рыбок, взяла Пирата в охапку и уехала к маме на ночь глядя. Стало страшно от того, что ещё шесть раз буду спать в опустевшей квартире. Без Макса она пугала своей тишиной, и я ничего не могла с этим поделать. В среду поймала себя на том, что ищу билет на ближайший рейс, и не заказала его только из-за Мишки, заглянувшего в кабинет с приглашением пообедать. Он заглянул в монитор, закрыл окно браузера и покачал головой:

— Мать, не дури и пошли обедать. Это все гормоны.

— Думаешь?

— А то, — кивнул коллега. — И сама подумай. Ну прилетишь ты, а у ребят там все по часам расписано. Максим вместо того, чтобы заниматься работой, будет с тобой…

— Я мешаться буду и отвлекать, да?

— Умница. Думаешь, он там не скучает? — заглянул в глаза и улыбнулся, когда я кивнула. — Отконцертят и вернутся. Мне кажется, что твой Клейстер рванет домой раньше всех. Даже поспорить готов, — протянул ладонь и подмигнул. — На шоколадку?

— Давай, — я пожала Мишкину руку, посмотрела на кольцо на пальце и тряхнула головой, будто собака, выбравшаяся из воды. — Без него просто невыносимо тяжело, Мишка. Ты даже не представляешь себе.

— А настоящая любовь она всегда такая, Лизавета Пална. Пойдем пожрем, как в старые добрые, а?

— А Алинка как? Ты же вроде с ней обедаешь. Случилось что-то?

— Вот пойдем, и я тебе все расскажу, мать. Может, посоветуешь чего путного.


Мишка долго макает свой "самзнаючтовредно" наггетс в соус и не торопится ничего рассказывать. Смотрит на меня, замирая на пару секунд, и потом снова начинает топить куриное филе с каким-то остервенением.

— Миш? — понимаю, что торопить его, в принципе, нет смысла — если не захочет, не расскажет, но такое странное поведение у коллеги, с которым отработали уже не один год, вижу впервые.

— Лиз, я с ума схожу, — все же срывается, отбрасывая наггетс обратно в коробку. — Вот смотрю на нее и понимаю, что девчонка ещё. Неиспорченная, наивная, как ребенок, а внутри… — бьёт себя кулаком в грудь и морщится. — После Ленки верить страшно.

— Тянет? — спрашиваю, осторожно воруя палочку картофеля фри.

— А ну положь, где взяла! — взрыкивает, заметив поползновения к его подносу. — Лопай свой салат, а мои химикалии не трожь!

— Одну пожалел что ли?

— Не жалко ни капли, просто не надо тебе травиться, — буравит взглядом до тех пор пока не кладу картошку обратно, а потом сдвигает свой обед на край стола, чтобы я не дотянулась, и обречённо кивает. — Тянет, Лиз.

— Тогда вообще не понимаю, что не так. Ты вроде как разведенка со стажем и никто тебе не указ, Алинка на тебя смотрит с обожанием. Миш, ну дай картошечки, а? — канючу, строя глазки, и резко выдыхаю, услышав категоричное "нет". — Жопа ты, Миша!

— Жопа, — кивает, соглашаясь, а сам хмурится все больше. — Во всем жопа.

— Чего боишься, кошатник? — спрашиваю в лоб и чуть не вздрагиваю от убитого голоса:

— Себя, Лиз. Обмануться боюсь.

— Та-а-а-ак, — пересаживаюсь к Мишке, беру его ладонь в свою и сжимаю. — Кошатник, Лена твоя — та ещё стерва, но она не все женщины мира. Вот у меня Рокотов был. Думала, что мужик мужиком, а по факту что? Говно на палочке в красивой обёртке. Пока Макса не встретила, смотрела ему в рот и ждала не пойми чего. Думаешь, мне страшно не было? Мальчишка же. Сам видел. Только с ним я себя девушкой чувствую. И тебя, как никто другой, понимаю. Ты для Ленки душу наизнанку вывернул, а она мало того, что в нее насрала, так ещё и сапогом напоследок прошлась. Ты на кой черт ей все отдал? Она ни дня не работала, а в итоге квартиру отхапала. Нормально?

— Да хрен с ней, с этой квартирой.

— Конечно! Ты ж ещё на одну заработаешь, а она, бедненькая и немощная, без квартиры никак. Не смеши, Миш. И заканчивай ее жалеть. Ты у нас вон какой красавчик! — цокаю языком, закатывая глаза. — Девчонки, как узнали, что ты разводишься, чуть не передрались, чтобы такой лакомый кусочек отхватить. Вспомни-ка, кого подкармливать начали? Кому пирожки с капусточкой пакетами таскали, пока я орать не начала?

— Ай, не напоминай! — отмахивается, а сам ржёт. — Десять кило набрал за месяц с этой гуманитаркой.

— Вот! Кошатники у нас котируются видимо.

— Да иди ты, Лиз.

— Ну и пойду. Мне не сложно… пока в уточку окончательно не трансформировалась, — ладонью накрываю свой живот, а Миха ржёт уже в голосину, привлекая внимание окружающих:

— Кря-кря?

— Вроде того, — киваю, улыбаясь возвращению настроения у Мишки. — А Алина… Она же хорошая девочка. По ней видно. А ты ей кошаков блохастых подсунуть хотел… Ну-ка, голову наклони, Миш! — запускаю пальцы в его шевелюру, перебираю волосы и присвистываю. — О-о-о! Мишка, ты совсем!? Когда успел-то!?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Что там!? — напрягся он.

— Кошмар!

— Лиза! Ты можешь нормально сказать!? Волосы седые что ли!?

— Могу. Тебя самого нужно срочно пристраивать, кошатник! Сейчас позвоню Алине, чтобы летела сюда и обработала тебя от паразитов, которые тебе в башку залезли! Обещаю, больно не будет. А пара поцелуев в щёчку где-нибудь в подсобке полностью вернёт тебя к жизни!

— Да ну тебя! — хохочет, стряхивая мои руки, и пятерней проходится по волосам, возвращая им нормальный вид.

— Ну признайся, кошатник, хочется ведь, чтобы тебя потискали? — снова взъерошиваю его "холостяцкую укладку на отъебись" и, дурачась, чешу живот. — Хороший котик! Ну-ка, пофырчи!

— Лиза, блин! — Мишка давится от хохота, отбрыкиваясь от моих почесушек, но я не останавливаюсь до тех, пор пока он не сдается. — Пална, отвянь! Да, хочу! Хочу! Очень хочу! Только отвянь!

— Умничка! — чмокаю его в щеку и подмигиваю. — Если не понравится, отдам тебя Женечке. Он тебя загладит в усмерть.

— Пална! Ты с этими намеками заканчивай! Я в эти гомо игрища ни за что!

— А за миллион?

— Опять!? — вскидывает брови и, гогоча, мотает головой. — Нет!

— А за два?

— Пална, нет!

— А за три?

Ставки за филейную часть главного кошатника "Борцова" успели добраться до отметки в десять миллионов, когда к нашему столику подошла девушка и с намеком на статусность в голосе спросила:

— У вас совесть есть?

— Милейшая, — гогоча, протянул Мишка. — Прошу нас простить, если помешали.

— Я вообще-то не к вам обращаюсь, а к этой сучке!

— Что!? — этот вопрос мы с Мишкой задали уже вместе, а я подняла удивленный взгляд на августейшую особу, удостоившую меня такого высокого статуса.

Модельная внешность девушки, подчёркнутая чем-то безумным по стоимости и из последней коллекции домов Франции, явными следами пластики на лице и не только, в сочетании с тщательно выблонженными волосами щёлкнули у меня в голове невидимый тумблер.

— Головушка не лопнула такое сложное слово произнести? — спросила я. — Или это последствие влияния ботокса на остатки мозга выжившего после килограмма силикона?

— Что!? — теперь уже она вытаращила на меня свои глазки, хлопая нарощенными ресницами.

— Повторить, куколка?

— Да ты знаешь кто я!?

— Без понятия, но могу предположить. Хочешь услышать варианты? Только не гарантирую, что они тебе понравятся, Барби перекачаная.

— Да ты… да я… — задыхаясь, зашипела кукла, взмахивая руками, будто они помогут ей схватить недостающие слова в лексиконе прямиком из воздуха. Топнула ногой и, не найдя ничего умнее, повторила, — Сучка!

— Приятно познакомиться. А меня зовут Елизавета Павловна. Могу посоветовать хорошего специалиста. У нее как раз в группе для деток с замедленным развитием место есть свободное. Визитку дать?

— Да ты! Да я!

— О-о-о, нет. Боюсь за такой тяжёлый случай даже она не возьмётся. Прости, — разведя руками в стороны, подняла свою сумочку, собираясь вернуться на работу, а по пути поугорать, обсуждая с Мишкой это непонятное чудо, как оно грохнуло своей и завопило на весь фуд-корт:

— Да сколько можно! Сама трахаешься со всеми налево и направо, а Бориса отпустить не можешь!

— Бориса? — протянула я, пытаясь найти хоть какую-то логику в словах блондинки. — При чем тут Борис?

— А при том, что ты ему всю жизнь испоганила!

— Я? Куколка, ты сейчас о каком-то конкретном Борисе мне истерику закатывашь или в общем по палате, из которой сбежала? Давай-ка выдохни и дыши поспокойнее, чтобы импланты не выскочили ненароком.

— Да я…

— Слышала уже, — рассмеялась я. — У Бориса твоего, которому я жизнь испоганила, фамилия есть? Или эта информация в твоей голове не сохранилась?

— Рокотов! — выпалила куколка и с презрением зашипела. — А ты — дрянь! Сама из койки в койку скачешь, а его отпустить не можешь! Вцепилась, сучка, и ещё угрожаешь!? Тварь!

— Рокотов? Девочка, ты точно ничего не путаешь? Я Рокотову жизнь испортила? Я!? Тебе этот бред в каком угаре приснился? — мне становится все смешнее и смешнее, только, всматриваясь в лицо этого чуда пластической хирургии, что-то звякает молоточком на подкорке и подсовывает картинку из "Прованса", где Боречка миловался с дочкой Луганова. — Ты Вероника? Вероника Луганова?

— Да!

— А про мои издевательства тебе не Боречка часом напел?

— Он мне ничего не пел! Ты его довела до такого состояния запугала, что Боря мне боялся рассказать… Сучка! Отпусти его уже и хватит подсылать к нему своих кобелей!

— У-у-у, — не удержавшись, напускаю побольше трагизма на лицо и сочувственно смотрю на глупышку, которой Боречка крайне качественно промыл и без того пустую головушку. — Извини, не могу. У меня острая необходимость в его отрицательных чувствах. Я же вампир. Только эмоциональный. А Боречка такой вкусный экземпляр… М-м-м! — смахиваю пылинки с плеча офонаревшей от моего признания блондинки и, повернувшись в Мишке, подмигиваю, рявкая. — Кошатник, быстро встал!

— Да-да, моя Госпожа!

Мишка подрывается на ноги, хватает мою сумочку и зажимает ручки в зубах, словно выдрессированный пёс, повергая куклу в состояние полнейшего ступора. Я едва сдерживаюсь, чтобы не ржать в голос — половина фуд-корта смотрит на нас с открытыми ртами, вторая косится не так открыто, но тоже на грани выпадения в аут. И меня несёт все дальше и дальше. Щёлкнув пальцами, показываю своей "очередной жертве" место рядом с ногой, Мишка подскакивает, виляя задницей — ну точно вылитый кобель.

— Хороший мальчик. Будешь таким послушным, накажу ремнем твою сладкую попочку. Как ты любишь, — глажу его по голове, наблюдая за стремительно падающей вниз челюстью Вероники, и задумчиво тяну, — А знаешь что… Ладно. Забирай. Я не жадная. Этот мне больше нравится.