Нет, ей больше нравился процесс кайфа, когда она любила Ричарда, как бога и как дьявола одновременно. В периоды же ее кратковременных возвращений в реальность она предпочитала думать о нем без его непосредственного присутствия.

Она налила себе виски и залпом выпила. Гадкое чувство сухости во рту постепенно прошло.

Ричард и не думал просыпаться.

Она оделась и тихо выскользнула из дома в летнюю муть туманных улиц.

Было тепло и прохладно одновременно.

Она свернула на Риджент-стрит. Еще не стемнело, но снующие машины уже зажигали фары. Кругом горели огни разноцветных витрин. Банки были закрыты --деловой Лондон давно закончил здесь свою работу.

Она зашла в кафе, вспомнив, что целые сутки уже ничего не ела.

-- Что вам угодно, мисс? -- официант скользким взглядом оглядел ее элегантную фигурку и белокурые кудри.

-- Пожалуйста, кофе, хот-дог и какую-нибудь холодную закуску.

-- Одну минуту.

Кафе было чистое, тихое и уютное.

Попивая кофе, она смотрела сквозь большое окно на улицу, где туда и сюда сновали вечерние прохожие. Ей нравилось их разглядывать. Она чувствовала себя не принадлежащей к сонму лондонцев. Она была слишком затеряна в своем мире иллюзий, поглощена сладкой любовью Ричарда.

Ей вспомнились его длинные волосы и элегантное красивое лицо. "Графиня".

Она молча улыбнулась про себя, вспомнив их излюбленную игру. Им нравилось меняться ролями. Тогда она становилась графом Арнгейм, а он -изнеженной графиней, его любовницей. О, сколько раз она ловила себя на мысли в эти минуты, что из него, будь он женщиной, получилась бы сногсшибательная кокетка, от которой мужчины сходили бы с ума.

Как томно он умел закатывать свои красивые глаза и говорить нежным голосом, будто девушка. Да, у "голубых" он мог бы пользоваться бешеным успехом, если бы не его патологическое пристрастие к женщинам. Его любили и ненавидели, из-за него страдали, он был в центре извечных скандалов между влюбленными в него женщинами, которым было просто, прельстившись его эффектностью, переспать с ним, но заполучить надолго его не удавалось -узнав ближе некоторые черты его характера и влюбившись без памяти, они понимали, что с ними он всего лишь развлекался, когда ему хотелось видеть рядом новое лицо.

Хоть они и ненавидели ощущать себя объектами его экспериментов, надежда добиться его постоянства, отбить его у его любовницы, графини Арнгейм, все равно снова и снова толкала их в его объятия. А его страсть к извращению морали заставляла терять разум в мыслях о смысле жизни и морали, как таковых. Ричард считался воплощенным извращением в кругу их знакомых.

Она расплатилась и вышла на улицу. Свернув в темный переулок, она погрузилась во мрак вечернего города, мрак упоительный, завораживающий и пугающий своей таинственной увлекательностью.

Она прошла небольшой тихий дворик, где сгущающийся сумрак рассеивал одинокий фонарь. Кирпичный старый особняк, старый тополь рядом, мокрый асфальт и клочья тумана. Ей захотелось закурить.

Она присела на перила подъезда особняка и достала сигарету. Легкий ветерок колыхнул ее волосы, нежно блеснувшие в свете фонаря.

Ей захотелось сейчас впасть в томное забытье. Ей захотелось таинственной неги в этой бархатной ночи. Ей захотелось случайной связи с благородным мужчиной, пожелавшим порока. Печаль вновь подступила к ее сердцу, стелясь рядом туманом и глядя на нее ночным небом. Слишком романтичный вечер.

-- Здравствуйте, мисс,-- услышала она вдруг за своей спиной голос,-интересно, кого это вы дожидаетесь на пороге моего дома?

Она, резко обернувшись, увидела молодого парня. Он непринужденно улыбнулся, но при взгляде на нее в его глазах отразилось немое восхищение.

--...Черт возьми... -- добавил он мгновение спустя.

-- Я? -- ответила она со спокойствием,-- Ну кого я могу дожидаться здесь в столь поздний час, если не вас?

Она с интересом наблюдала за метаморфозами его лица: он не знал, по-видимому, что ему и думать. Ее забавляло его удивление, а еще более -его старание, не смотря на оное, сохранить непринужденный вид.

-- Меня? -- переспросил он и, слегка склонив голову на бок и улыбнувшись, добавил,-- Вот уж чего не ожидал, так вашего прихода...

-- Я прошу прощения за столь позднее вторжение, сэр, я не хотела вас стеснить...

"Сейчас он скажет дежурную фразу, что-нибудь насчет того, что не стоило беспокоиться, потом простится...-- подумала она, чувствуя подползающую скуку,-- Еще совсем мальчик, лет девятнадцать... Он меня боится... "

-- Нет, мисс, вы меня нисколько не стесните,-- ответил он, усмехнувшись и глядя на нее с каким-то огненным упоением,-- но, право, ваше появление для меня -- такой сюрприз.

-- Для меня самой это -- сюрприз. Я сама заранее не знаю, где и когда я появлюсь. Но сегодня, видимо, выпала ваша очередь.

Ей начинала нравиться эта игра, то, что она рассказывала этому юноше и то, как он это воспринимал. Он подошел ближе.

-- Может быть, в таком случае,-- сказал он,-- нам стоит зайти в дом?

-- А ваши родители? -- спросила она развязным тоном.

-- Я сегодня сирота,-- ответил он, предлагая ей руку.

"Это становится уже интересно, "-- подумала она и поинтересовалась:

-- Как же вас зовут, прелестный юноша?

-- Для вас я -- Дэвид. А как ваше имя, миледи?

-- Графиня Арнгейм.

-- К чему эта официальность!

-- Тогда -- Оливия.

Они сидели в гостиной при свечах, так как Оливия не любила электрического освещения. Размытый свет отражался в хрустальных бокалах с красным испанским вином.

Воспользовавшись приглашением Дэвида, она смутно боялась стандартного продолжения такого знакомства -- приставаний, грязных домогательств и тому подобного, что испортит все ее впечатление. Но этого не было. Дэвид, по-видимому, был не меньшим шутником, чем она сама, и ему нравилось ей подыгрывать.

Глядя со стороны на их застольную беседу, можно было подумать, что она -- его давняя знакомая, старый друг, который внезапно явился и которого здесь всегда рады видеть.

Оливия смотрела на Дэвида сквозь призму размытого света и, слушая его разговоры, все больше убеждалась в том, что он не так прост, как ей это сначала показалось. И ей было жаль, что для него сейчас в его собеседнице существовала лишь ее красота. Оливия считала себя умной и оригинальной. А Дэвида, как ей показалось, это мало интересовало.

-- Я только одного не понимаю,-- замечал Дэвид непринужденно,-- Скажите честно: вы посетили меня потому, что хотели посетить именно меня, или...

--"Или"? Вы сомневаетесь в том, что я за вами уже давно наблюдаю, что я провожу дни и недели, изучая вас, ваши манеры, упиваясь вашей красотой, сходя по вас с ума?..

-- Я польщен проявлением такого внимания со стороны столь прекрасной леди, но увы, я слишком любопытен и поэтому вынужден повторить свой вопрос.

-- Чрезмерное любопытство не способствует продвижению в карьере, сэр.

-- Но, извините, по-моему оно отнюдь не чрезмерное. Наоборот, весьма скромное...

-- Это не имеет значения.

-- Вы увиливаете от ответа.

-- Черт возьми, а какая, собственно, разница? -- поинтересовалась она фатально тем тоном, которым задают риторические вопросы.

-- Видите ли, в чем дело. Если ваше посещение адресовано конкретно мне, если вы здесь именно поэтому (а не потому, что я просто подвернулся под руку), то это уже становится интересно. Тогда я захочу узнать вас ближе, узнать кто вы, откуда и чем я обязан такому проявлению вашего внимания...

-- Вы не поймете.

-- Вы в этом уверены?

-- Абсолютно.

Они взглянули друг другу в глаза -- его глаза горели, ее -- таили внутренний огонь. Она красивым жестом поднесла бокал с вином к губам и отпила глоток.

-- Вы задаете слишком много вопросов,-- произнесла она с такой интонацией, с которой говорят: "Я жажду твоих жарких ласк, любовь моя".

-- Потому, что предпочитал бы получить слишком много ответов,--ответил он не менее томно и страстно.

-- Неужели вам не приятно мое появление? Скажите -- я вас покину. А если нет -- наслаждайтесь, пока я с вами.

-- Вы безумно красивы.

Она молчала, глядя в его пылающие глаза, выдерживая паузу.

-- Вы сами не понимаете,-- продолжал он,-- на сколько вы прекрасны...

-- Вздор, я великолепно это понимаю,-- мягко возразила она, нежно улыбнувшись.

-- Оливия, мне хотелось бы засыпать вас комплиментами, любить вас так, как никто не любил, сходить по вас с ума... Но я не буду всего этого делать потому, что это будет слишком стандартным продолжением этого вечера. Я не хочу делать то, что вы от меня ждете.

"Ничего себе! -- подумала она,-- но, черт возьми, мне нравится эта самоуверенность!"

-- Бросьте, Дэйв,-- заметила она вслух,-- любовь -- затасканный атрибут нашей жизни и никогда не поздно о нем вспомнить. Надо дорожить беседой, когда есть о чем побеседовать. С вами интересно разговаривать, и давайте не будем сводить эту встречу к шаблону.

-- Вы играете со мной,-- сказал он с улыбкой.

-- Вы тоже.

-- У вас это получается профессионально.

-- Я всегда играю.

-- Зачем?

-- А что, по-вашему, значит "не играть"?.. Тем более что, играя, мне нравится жить разными жизнями.

-- А где ваше истинное лицо?

-- Оно такое, каким вы его видите. Оно всегда разное, всегда в соответствии с игрой, которую я играю. Оно отражает сущность игры.

-- Вы так изучаете людей?

-- А вы, по-видимому, решили меня исповедовать.

-- Меня интригует женщина, которую я в первый раз вижу, которая приходит ко мне сама и говорит, что давно уже меня знает.

-- Я этого не говорила.

-- Да?

-- Я тоже в первый раз вас вижу.

-- Ну, это уж слишком!

Он вновь посмотрел на нее так, как смотрят на женщин, которых боготворят, к которым пылают страстью.

-- Кто вы, Оливия, почему вы вдруг возникли в моей жизни?

-- Я -- та женщина, которая скоро отсюда уйдет, и которую вы больше никогда не встретите.

-- Ну почему же? -- улыбнулся он, до белизны в пальцах впившись рукой в подлокотник кресла,-- неужели вы даже не оставите свой телефон?

-- Нет.

-- Почему такая категоричность? Я вас разочаровал?

-- Женщина, оставляющая свой телефон, перестает быть загадкой.

-- Я буду следить за вами до дверей вашего дома.

-- Не выйдет.

-- Почему?

-- Прощаясь с вами, я прощусь с этим миром, уйду и брошусь в Темзу. И пусть врата рая станут дверями моего дома,-- с пафосом ответила Оливия.

-- Боже мой, не стоит этого делать. Избавьте меня от роли последнего свидетеля в расследовании вашей смерти,-- в тон ей заметил Дэвид.

Оба рассмеялись, но внезапно взглянув друг другу в глаза, замолчали, с упоениемую я в первый раз вижу, которая приходит ко мне сама и говори глядя в глубину души друг друга. Она поймала себя на мысли, что его пылкость захватывает все ее существо, погружая в туман под гипнотическим взглядом его черных глаз.

Он взял ее руку в свою. Она ее не отнимала.

Глядя ей в глаза, он мягко гладил нежную кожу ее руки, упиваясь растянутой минутой этого жгучего и сладкого забытья.

Затем, встав, он притянул ее к себе и, мягко обняв, поцеловал в губы.

Она чувствовала себя как во сне. Это был будто провал во времени, провал в дни ее первой школьной любви. Привыкнув к извращенным поцелуям Ричарда, сейчас она будто плыла от неги в объятиях Дэвида, млея от его легких и невероятно нежных и вместе с тем страстных поцелуев.

Она чувствовала себя вновь чистой и невинной девочкой в руках этого девятнадцатилетнего юноши. Ей вновь хотелось испытать сладость первой любви, сумасбродства и безумия юношеской влюбленности, пока не кончилось это полузабытье.

Открыв глаза, она встретилась со взглядом Дэвида. Он горел страстью. Благородной страстью, сводящей с ума. И слишком не похожей на извращенное вожделение Ричарда.

-- Я схожу с ума от тебя...-- произнес Дэвид и снова поцеловал ее.

-- Нет, Дэйв...-- прошептала она.

-- Что случилось?..

-- Нет, сегодня этого не будет.

Она резко отстранилась.

Он не понимал что с ней вдруг произошло.

-- В чем дело, я чем-то тебя обидел?

-- Нет, ничего...

-- Прости меня, пожалуйста прости...

-- Молчи, ты не понимаешь...

-- Что случилось, скажи!..

Он вновь схватил ее за руку. Она взглянула на него -- у него был взгляд человека, не понимающего, что вдруг разрушило упоение этого минутного наслаждения, чем вызвано это меланхоличное сожаление, душащее страсть, в ее взгляде. Она опустила глаза.

-- В чем дело, Оливия, что я такое натворил?! Что произошло?!

-- Ты слишком классный, чтобы быть парнем на одну ночь, Дэйв,-ответила она обреченно. Это была всего лишь формальность. Она знала, что не сможет объяснить этому мальчику всю бездну ее мировосприятия, все то, что заставляет ее не делать то, что так желанно.