Такой простой дар — и такой редкий! Ничего подобного ей еще не предлагали.

— Тебе не следует давать такие всеобъемлющие обещания. Я ведь могла бы поймать тебя на слове, — ответила она, пытаясь изменить тон разговора на шутливый.

Киллиан напрягся, рассерженный ее легкомыслием.

— Это не сработает, Силк.

Вызов. Следует ли ей принять его или продолжить игру? И, может быть, проиграть? Его взгляд требовал честности. И ведь он обещал ей говорить правду. Заслуживает ли он в ответ увертки и ложь? Нелегкое решение. Поворот на дорогу, по которой она еще никогда не ходила. Ей было страшно. Она боялась тех чувств, которые он может ей внушить, прошлого, которое уничтожит ее будущее, настоящего, в котором вполне может прятаться смерть.

— Убегаете или играете, милая дама? — спросил Киллиан.

Силк подняла голову, и ее пламенные волосы колыхнулись, словно знамя.

— Играю. По своим правилам.

Он улыбнулся, испытывая более глубокое облегчение, чем хотел ей показать. Рядом с этой женщиной он не смел демонстрировать свои слабости. Что-то в ее прошлом научило ее, как выживать, отыскивая слабые места противника и используя их в целях самозащиты.

— Пока я не могу сказать, что они мне не нравятся.

Она рассмеялась, и он почувствовал, что напряженность ушла из ее тела.

— Не будь таким самоуверенным!

— Я мог бы посоветовать тебе то же самое.

— Какое высокомерие!

Он не стал этого отрицать, а повернул все в свою пользу.

— Оно свойственно нам обоим.

— Джентльмен такого не сказал бы.

— А я и не говорил, будто я — джентльмен.

Он наклонил голову и приник к ее губам. Ему вдруг остро захотелось отметить еще один шаг, на который он смог к ней приблизиться. Он ожидал сопротивления, а встретил уступчивость; их губы слились в поцелуе, которого она жаждала не меньше, чем он. Ее руки погрузились в его волосы, удерживая его, заявляя на него права. Киллиан крепко сжал ее бедра, выгибая их навстречу своему желанию, с каждой минутой становившемуся все более настоятельным. Когда он наконец поднял голову, его взгляду предстало ее разгоревшееся лицо и полные неги глаза, не скрывавшие страсти, которую он в ней пробудил. Постель с тем же успехом могла находиться за тысячу миль — он не обращал на нее ни малейшего внимания.

— Если ты не отступишь, то можешь погубить нас обоих, — хрипло прошептал он.

— А я не отступаю, — ответила она, качнув бедрами так, чтобы контакт между ними стал еще теснее. — Я хочу тебя, как не хотела ни одного другого мужчину.

Силк никогда и никому не говорила о своих чувствах. Жизнь научила ее тому, как глупо становиться настолько уязвимой. Но рядом с этим мужчиной все эти правила вдруг утратили свою безусловность.

Киллиан испытывал сильнейший соблазн. Его пальцы бессознательно впивались в ее тело, оставляя на нем отметины. Ее аромат дразнил его чувства. Каждый вдох был наполнен ею. Жар ее тела лишал его самообладания, прикосновения ее рук дарили такое наслаждение, что отказаться от него было бы верхом глупости. Стиснув зубы, он сделал шаг назад и увидел в ее глазах потрясение, недоумение, которое уже появилось чуть раньше, и боль.

— Я же говорил тебе, что между нами все будет иначе. Ты для меня не просто привлекательная женщина. Тебе никогда не хотелось теряться в толпе. Вот и мне тоже не хочется. Мне не нужно того, что ты давала другим. Я хочу гораздо большего. И подучу — или не получу ничего.

Каждое новое слово звучало резче предыдущего, свидетельствуя о том, какого усилия воли потребовало от Киллиана это почти невозможное решение.

— Ты просишь слишком много! — мгновенно отреагировала она.

— А ты всегда просила слишком мало! — гневно отрезал он, и контакт между ними прервался. Киллиан с силой затолкал руки в карманы, чтобы не протянуть их к ней. Он ощущал ее боль как свою.

Даже если бы он дал ей пощечину, это было бы не так больно. Силк побледнела, а ее глаза зажглись золотым кошачьим огнем. Она приготовилась защищаться:

— Хочешь сказать, я вела себя, как дешевка!

— Не в моих глазах. В твоих собственных.

Она вскинула руку, выставив ногти так, чтобы причинить как можно больше вреда. Киллиан даже не попытался отстраниться. Но удара не последовало. В последний момент Силк отвела руку в сторону, так и не коснувшись его щеки.

— Будь ты проклят! — выдохнула она в бессильном гневе, надежды утолить который не было. — Убирайся отсюда. И больше не возвращайся.

Киллиан направился к двери.

— Я ухожу. Но не навсегда. Ты не смогла сделать мне больно. Подумай об этом, Силк. Будь на моем месте другой мужчина, он ощутил бы твой удар, но мне ты этого сделать не смогла.

— Чисто рефлекторно, — презрительно бросила она, и в глазах ее плескалась одна только ярость.

Он оглянулся через плечо, на лице его отразилось сочувствие и даже некая доля усталости.

— Если у тебя когда-то и были такие рефлексы, ты давно себя от них отучила. Я еще никогда не видел, чтобы ты делала какое-то случайное движение или жест. И я не знаю другой женщины, которая смогла бы вот так себя остановить.

На секунду их взгляды встретились. Силк замерла: ее удерживала сила, такая же мощная и сконцентрированная, как ее собственная. Даже если бы Киллиан вылил на бушевавшее в ней пламя холодной воды, она и то залила бы его не так успешно, как это сделал один его пристальный, проникший в глубину ее души взгляд. Он был зеркалом, в котором отражалась она — такой, какой не хотела себя видеть.

— Подумай. Отыщи в себе то, чего не видишь. Мне пришлось, — тихо сказал он, а потом ушел.

Силк слушала, как осторожно закрылась входная дверь. Ее окружила тишина, пустая, бесцветная, холодная.

— Не могу, — прошептала она. — Мне слишком трудно было собрать себя по кусочкам.

Ее глаза наполнились слезами, которые потекли по ресницам, щекам. Если бы она плакала от ярости, если бы ринулась в боль и разрешила ей победить свою волю — возможно, ей стало бы легче. А вместо этого Силк остановила мощную волну, превратив ее в тонкую струйку печали и бессилия, в которой нельзя было найти ни облегчения, ни утешения. Она приготовила ужин и съела его, оставаясь равнодушной к тому, что делает. Она приняла душ и приготовила одежду на следующий день — все с тем же безразличием. И когда она в полночь выключила свет и залезла в свою новую постель, то оказалась лицом к лицу с темнотой ночи. Ей не за что было уцепиться, даже за веру в себя. Лежа в чернильно-черной тишине, она оказалась во власти воспоминаний: в ее доме раздавались чужие шаги, слышался резкий смех без всякого веселья, похотливые стоны. Пахло дешевым спиртным. Широко раскрыв глаза, Силк смяла новые простыни в бесформенный белый ком. Она пыталась прогнать видения, но они все надвигались и росли, требуя, чтобы она вновь испытала такой же ужас, как тогда, ребенком — беспомощным, запуганным до полного изнеможения, оказавшимся во власти враждебного мира, где ее окружали люди, не знавшие ни нежности, ни добра.

Дрожа, она поспешно встала с кровати и прошла на кухню за стаканом воды, которая ей ничуть не помогла. Она начала метаться по квартире. Кошмары гнались за нею. Она обхватила себя руками за талию, но ледяные пальцы продолжали приближаться. Прислонившись лбом к стене, Силк глухо застонала, безмолвно моля Бога о забвении.


Киллиан уселся на покрытый ковром пол, вытянул ноги и прислонился спиной к стене, бережно держа в ладонях рюмку с бренди. Ему, почти никогда не испытывавшему одиночества, не хватало женщины, не обещавшей ничего, кроме неприятностей. Он не собирался ее обижать, но Силк обладала странным даром полностью разрушать любой его план. Покачав головой, он отпил глоток бренди и собрался было снова поднести рюмку к губам, как вдруг до него донесся слабый стон, а затем еще один — более жалобный.

— Силк!

Киллиан стремительно поднялся и в три шага выскочил из своей квартиры. Все его чувства напряглись в ожидании опасности. Воспользовавшись запасным ключом, о существовании которого Силк даже не подозревала, он отпер ее дверь и скользнул в темноту, ступая в одних носках абсолютно неслышно. Еще один стон позвал его на кухню. Глаза Киллиана уже успели привыкнуть к темноте, которую нарушал лишь лунный свет, просачивавшийся сквозь занавески гостиной — ив этом неверном свете он увидел Силк, скорчившуюся у стены. Он быстро осмотрелся, удостоверясь, что рядом никого нет, и только потом подошел и обнял ее.

Почувствовав его прикосновение, Силк резко дернулась и застыла, вздернув голову, словно испуганный зверек. Серебристый свет луны высветил выражение муки на ее лице и застывшие от ужаса глаза прежде, чем она успела овладеть собой. Киллиан резко втянул в себя воздух и крепче сжал руки, поднимая ее с пола. Прижав девушку к себе, он понес ее в спальню.

— Не надо туда! Я этого не вынесу! — прерывающимся голосом взмолилась она.

— В твоей квартире ничего нет, кроме этой чертовой кровати, — резко ответил он. — И на этот раз ты не будешь одна. Я не уйду.

Опустившись на колени, он положил ее на середину постели, а потом устроился рядом.

Думая только о бегстве, Силк попыталась встать. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной. Она не могла допустить, чтобы он понял, что с ней происходит. Вполне достаточно того, что она сама вынуждена жить с этим. Киллиан обхватил ее за талию и прижал к себе: жар его тела клеймом жег ее кожу сквозь тонкий шелк ночной рубашки. Силк сопротивлялась, словно дикая кошка, отталкиваясь руками, ногами и всем телом. Киллиан только раздраженно кряхтел, выпуская из плена то ее руку, то ногу, но в конце концов ему удалось одержать верх, перекинув ногу поверх ее ляжек. Руки ее он закинул ей за голову, сжав запястья пальцами одной руки, словно наручниками.

— Хватит, Силк, — приказал он, поворачивая ее так, чтобы она вынуждена была посмотреть на него.

— Слезь с меня!

Ее охватила паника, а близость мужского тела только усилила ее.

Киллиан почувствовал ее панический страх. С другой женщиной он действовал бы иначе, но Силк требовала большего, чем просто нежность. Ей нужен был воин, мужчина, который мог бы вступить в поединок с ее демонами и одержать победу. И даже если для этого ему сначала придется сразиться с ней самой, то и это в его силах.

— Нет, я никуда не уйду. Ни сегодня, ни в другие ночи.

Гнев немного разбавил ее страх, глаза сузились, мышцы напряглись: Силк собирала силы для следующей битвы. Она так легко не сдастся!

— Я с тобой трахаться не собираюсь!

Киллиан сделал глубокий вдох, заставляя себя не злиться на брошенное ею оскорбление. Почувствовав, что может говорить ругательства, он сказал:

— А я тебя и не прошу. — Он возмущенно посмотрел на нее. — Если уж на то пошло, сейчас мне этого хочется меньше всего. Я хочу получить ответы — и ты это знаешь. Так что не притворяйся, будто я оказался здесь из-за твоего роскошного тела. Ты стонала — так громко, что я услышал из соседней квартиры. Я хочу знать, в чем дело. И ты мне это скажешь.

— Черта с два я тебе скажу!

Силк снова выгнулась: теперь она испытывала только ярость из-за его бесцеремонности. Гнев куда-то испарился.

Киллиан не обратил внимания на ее безрезультатные попытки высвободиться.

— Расскажи мне о кошмарах. Поделись ими со мной. Дай мне помочь тебе с ним бороться.

— Мне не нужна твоя помощь, — с трудом проговорила Силк, ярясь еще сильнее из-за того, с какой легкостью он с нею справился. Еще ни один мужчина не держал ее против воли. Но даже борясь с ним, она заметила, что его руки не причиняют ей боли, что он не позволяет себе никаких вольностей, а только удерживает ее на месте. В его глазах не было ни похоти, ни требования близости, которая казалась ей сейчас невыносимой.

— Лгунья.

Это слово больно кольнуло ее, и Силк замерла, борясь с внезапно охватившим ее желанием сдаться, разделить с Киллианом свои воспоминания. Но, почувствовав в себе эту потребность, она снова начала вырываться, хотя теперь панику вызывала ее собственная слабость, а не сила скрутившего ее мужчины.

Киллиан вновь усмирил ее.

— Тебе меня не победить. Я могу держать тебя так хоть всю ночь. Я никуда не уйду.

— Тогда оставайся и будь проклят. Я все равно ничего не стану тебе рассказывать.

Пусть она не может избавиться от него физически — она защитится мысленно.

— Расскажи мне про твою родную мать.

Даже если бы Киллиан закрутил последнюю веревку на дыбе, ему не удалось бы достичь большего эффекта, чем этим выбранным наугад вопросом.

Силк побледнела. У нее перехватило дыхание от боли, которую он выпустил на свободу.

— Прекрати свой психоанализ! — резко выдохнула она.

— Что она с тобой сделала?

Силк крепко сжала губы, гневно глядя на него.

— Тебя били?

Он смотрел ей в глаза, стремясь увидеть правду, которую она не хотела дать ему по доброй воле. Но она не выдала себя ни единым движением. Киллиан пытался найти другое объяснение. В его распоряжении были лишь скудные сведения из ее досье, а там о ее ранних годах не говорилось практически ничего. Выискивая новый подход, он нежно гладил ее по напряженной шее, пытаясь немного успокоить.