Впрочем, одна новость все-таки привлекла внимание супругов. Чезаре был в Милане.

– Наконец-то! Скоро я снова увижу моего любимого брата! – воскликнула Лукреция. – Ах, как мне не терпится услышать о его похождениях во Франции!

А Альфонсо, слушая ее, внезапно ощутил какой-то неприятный холодок, пробежавший у него по спине, – как быстро она забыла о своем муже! Тень Чезаре вновь омрачила его жизнь.

Но забыть об этом было нетрудно. Лукреция принесла лютню; Гоффредо вызвался спеть веселую неаполитанскую песню, и Альфонсо с радостью согласился подпевать ему.


Александр ликовал. Чезаре вернулся на родину и совсем скоро мог предстать перед своим любящим отцом. Французы захватили Милан, неаполитанцы встревожились, – а Римский Папа не находил ни малейшего повода для огорчений. Чезаре был родственником французского короля, и Борджа могли не опасаться французов.

Мысленно Александр уже видел будущие владения его семьи. В свое время сюда войдут и Милан, и Неаполь, и Венеция, и все остальные итальянские республики и королевства, общими силами способные противостоять любому иноземному вторжению. Однако сейчас Чезаре возглавит папское войско, чтобы выполнить другую задачу. Для начала нужно образовать объединенную Римскую республику. Такие города, как Имола, Фаэнца, Форли, Урбино и Пезаро (о да, Пезаро – непременно; Джованни Сфорца придется ответить за клевету на семейство Борджа), – такие разрозненные города не устоят перед Чезаре. А ведь на стороне Чезаре будут и французы, его новые союзники!

Пожалуй, только одно досаждало Александру – разлука с любимой дочерью. Вот почему он послал в Сполето распоряжение о том, чтобы Лукреция и Альфонсо срочно перебирались в Непи (тот самый город, что был отдан Асканио Сфорца, поддержавшему Родриго Борджа во время выборов на папское кресло, – а позже отобран у него), где он, Александр, собирался встретиться с супругами.

Кстати, почему бы Чезаре не направиться из Милана прямо в Непи? Там он и Александр могли бы обсудить планы на будущее.

Чезаре выехал из Милана, горя желанием встретиться с семьей. Ему не терпелось повидать Лукрецию – пусть даже с ней будет ее супруг; он хотел вновь чувствовать на себе восхищенные взгляды Гоффредо; но больше всего желал услышать слова, которые приготовил для него отец.

Наконец-то Чезаре делал то, к чему всегда стремился: он был воином, и папские войска ждали его приказа о начале боевых действий.

Родная земля, чистый, бодрящий воздух Италии – все придавало ему уверенности в своих силах. Во Франции он все же чувствовал себя иностранцем, знал о слежке, постоянно ведущейся за ним. Французы не любили его; они подвергли его множеству унижений, а Чезаре был не из тех людей, которые могут простить глумление над собой. Он запомнил всех своих обидчиков и каждое нанесенное ему оскорбление – даже если это был всего лишь мимолетный взгляд или случайно вырвавшееся слово. Глупцы! Они не ведали, над кем смеялись! У Чезаре есть железное правило, и оно гласит: никто не может обидеть его и остаться в живых.

На их счастье, возмездие должно подождать. Сначала ему нужно покорить Италию и осуществить великую мечту своей жизни.

Лукреция увидела брата, когда он еще только подъезжал к замку Непи, и первой вышла встречать его. У нее был огромный живот – до родов оставалось несколько недель, – и Чезаре внезапно разозлился на сестру. Он вспомнил о ее супруге. Ему уже говорили об их любви.

– Ах, Чезаре, вот ты и вернулся! – воскликнула она. – Знал бы ты, как я скучала по тебе!

Он взял ее лицо в свои ладони и внимательно вгляделся в него. Оно-то, по крайней мере, почти не изменилось.

– Тебе нужно было думать о своем супруге и ребенке, – сказал он.

– Чезаре, дорогой мой! Неужели ты не знаешь, что я никогда не перестаю думать о тебе?

Этого ответа он и ждал – именно так она говорила в прежние дни.

К ним подошел Папа. Он обнял и нежно поцеловал сына. Его губы дрожали от волнения.

– Мой ненаглядный сын, наконец-то… наконец-то!

– Отец, лучше бы наша встреча произошла раньше.

– Ничего, уж теперь-то мы будем вместе!

Своему зятю Чезаре едва кивнул. Альфонсо опешил; улыбка застыла на его лице. Он нерешительно посмотрел на Лукрецию, но сейчас она не замечала супруга, с которым провела столько счастливых дней в Сполето. Глаза Лукреции сияли гордостью за своего брата.


Папа и Чезаре заперлись в покоях, отведенных Его Святейшеству. Они склонились над картой Италии, отмечая на ней границы будущего королевства.

– Все эти города один за другим покорятся нам, – сказал Папа. – А некоторые, полагаю, сдадутся без боя. Они испугаются войны.

– Я найду способ испугать их.

– Итальянцы – народ, привыкший к наслаждениям, – продолжил Папа. – Нашествие Карла еще раз доказало это. Они любят маршировать в парадном строю – парады всегда красивы и красочны, а потомки древних римлян, как известно, обожают красоту и краски. Им нравятся карнавалы, потешные бои… но настоящая битва… нет! Думаю, такая задача им сегодня не по силе.

– Зато я справлюсь с ней.

– Ты самоуверен, сын мой.

– Плох тот военачальник, что идет в битву, сомневаясь в своих силах. Неуверенность в себе – верный залог поражения.

– Чадо мое, тебе предстоит стать великим военачальником.

– Не я ли всегда говорил то же самое? Не забывайте, отец, у меня было достаточно времени, чтобы настроиться на решительные действия.

Он с явным осуждением посмотрел на Александра, и тот вздрогнул, внезапно вспомнив про свой преклонный возраст. Папа подумал о том времени, когда ему придется передать бразды правления в руки своего сына.

Александр перевел взгляд на карту и провел по ней указательным пальцем.

– Мы подчиним себе всех баронов Романьи, – сказал он. – Они все будут вынуждены признать папскую власть. Ты – знаменосец церкви, сын мой.

Чезаре пристально взглянул в отцовские глаза. Да, Романья попадет в полную папскую зависимость, а поскольку Папа будет находиться в зависимости у своего сына, то Чезаре станет единоличным правителем этих республик. Но его амбиции этим не удовлетворятся.

Он намеревался объединить всю Италию и править ею как полноправный монарх.

Лукреция проснулась еще до рассвета и увидела, что Альфонсо лежит с открытыми глазами. По его лицу она поняла – у него бессонница.

– Альфонсо, – прошептала она. – Что с тобой?

– Не могу заснуть, – ответил он.

– Почему, Альфонсо?

Он промолчал; тогда она приподнялась на локте и осторожно прикоснулась к его лицу. Он взял ее руку и поцеловал. Его губы дрожали.

– Что с тобой, Альфонсо? – снова спросила она. Поколебавшись, он солгал:

– Не знаю. Наверное, приснилось что-нибудь. Она придвинулась к нему и нежно поцеловала.

Он знал, как горячо она любила своего брата, – и не мог сказать: «Это все из-за того, что в Непи приехал твой брат. Пока он здесь, у меня не будет ни минуты покоя. Мне все время кажется, что замок наполнен призраками – жуткими, чудовищными, – и они медленно приближаются ко мне. Одни хотят предостеречь меня, другие угрожают… Я закрываю глаза – и вижу Чезаре. Он усмехается, а в руке у него сияет меч…»


Весь Ватикан праздновал счастливое событие: Лукреция благополучно разрешилась от бремени, и ребенок оказался мальчиком.

Его назвали Родриго – в честь Папы, который сразу же осмотрел младенца и радостно объявил, что его внук отнюдь не только именем похож на своего деда. С маленьким Родриго на руках он гордо расхаживал по комнате Лукреции и выглядел помолодевшим на десяток лет. Он уже строил планы о будущем мальчика и спрашивал у присутствующих, видели ли они когда-нибудь более здорового и очаровательного малыша, чем его внук.

Лукреция лежала довольная, но обессилевшая – роды были долгими и трудными. Рядом с ее постелью сидел Альфонсо. Он держал в ладонях руку супруги. Ликование Папы вызвало у него добрую улыбку.

Чезаре не поехал с ними в Рим, и Альфонсо смог забыть о своих ночных кошмарах.

За окнами дворца Санта Мария дель Портико, на площади Святого Петра слышалась барабанная дробь. Там маршировали солдаты Его Святейшества. И хотя Папа не переставал радоваться новорожденному, все знали, что его войска готовятся к боевым действиям против людей, приходившихся младенцу родственниками по отцовской линии.

Санча сейчас была в Риме – по просьбе Лукреции Александр разрешил невестке вернуться к мужу. Более того, вняв мольбам любимой дочери, он не только не препятствовал возвращению Санчи, но и встретил ее так, будто между ними ничего не произошло.

С приездом сестры Альфонсо воспрянул духом – в Риме у него было не так много друзей, а ей он доверял не меньше, чем супруге.

В тот же день состоялась пышная церемония крещения младенца. Во дворец Санта Мария дель Портико было приглашено множество знатных гостей, и ни одному из них не пришло бы в голову, что лишь накануне Папа подписал указ, объявивший недействительными все прежние права на владение городами Пезаро, Форли, Урбино, Имола и Фаэнца – на том основании, что их хозяева не уплатили церкви подать за свои титулы.

Из дворца торжественная процессия направилась в Сикстинскую капеллу, украшенную фресками Боттичелли и Перуджино.

Младенца нес прославленный испанский военачальник Хуан Червиллон, которого Лукреция считала одним из своих самых преданных друзей; маленький Родриго, завернутый в отороченную горностаем парчу, мирно посапывал в его могучих руках.

У алтаря архиепископ Козенцкий (Франческо Борджа) принял мальчика у Хуана Червиллона и поднес к купели, а кардинал Карафа совершил обряд крещения.

Затем по желанию Папы младенец был вручен одному из членов семьи Орсини – чтобы все присутствующие могли убедиться в дружеских чувствах, которые Александр питал к этому древнему роду.

Хитроумный замысел Его Святейшества испортил маленький Родриго. Безмятежно спавший все предыдущее время, он вдруг разразился истошным визгом и не переставал надрываться в крике до тех пор, пока его не передали в другие руки.

Кардиналы и епископы многозначительно переглянулись. Дурной знак, решили они. Борджа и Орсини следует остерегаться друг друга.

Затем начались неприятности, и они затронули всех. Даже Лукреция и Альфонсо не смогли остаться в стороне от тревожных событий, последовавших за крещением младенца.

На второй день после той торжественной церемонии к Лукреции зашел ее добрый приятель Хуан Червиллон. Он сказал, что уже давно не был на родине и хочет вернуться в Неаполь, чтобы повидаться с супругой и семьей.

– Непременно езжайте, Хуан, – сказала Лукреция. – Вероятно, ваши родные соскучились по вам так же, как и вы по ним.

– Сегодня я спросил разрешение у Его Святейшества, – задумчиво произнес он.

– И его вам дали?

– Да, но как-то неохотно.

Альфонсо, присутствовавший при их разговоре, заметил:

– Оно и понятно. Вы хорошо служили святому отцу.

– Я никогда не забуду, – сказала Лукреция, – что это вы, мой добрый Хуан, уговорили короля Федерико отпустить Альфонсо ко мне в Сполето.

– Я всего лишь был послом Его Святейшества.

– Но вы многое сделали для нас, Хуан. Пожалуйста, зайдите к нам попрощаться перед отъездом. Не отчаивайтесь, я вас не задержу – только возьму слово, что вы покинете нас ненадолго.

Он поцеловал ее руку.

– Обязательно зайду, дорогая Лукреция, – сказал он.

В тот день приехал Чезаре. Денег, отпущенных Его Святейшеством на военную кампанию, оказалось недостаточно, и он немало времени провел в Ватикане, обсуждая с Папой планы боевых действий.

Навестив Лукрецию, Чезаре сказал, что она неважно выглядит и был резок с Альфонсо – как будто тот провинился перед ним, не уследив за здоровьем его сестры; на младенца он даже не взглянул.

Позже Лукреция услышала, что он настраивал Папу против маленького Родриго.

– Он ревнует, – сказал Альфонсо, и Лукреция заметила, что с приездом Чезаре в его глазах вновь появился страх. – Ему не нравится, что ты любишь меня, а Папа – нашего ребенка.

– А вот и ошибаешься, – возразила она. – Он просто перенервничал – ведь я все еще не оправилась после родов. В нашей семье всегда были сильны родственные чувства.

– Ах, какая дружная семья! – воскликнул Альфонсо. – Настолько дружная, что один брат убивает другого!

Она вздрогнула и посмотрела на него с таким болезненным видом, что он поспешил успокоить ее.

– Прости, Лукреция, я сказал не подумав. Повторил то, о чем болтают сплетники… Пожалуйста, забудь мои опрометчивые слова!.. Давай забудем обо всем и будем помнить только о нашей любви…

Но как можно было забыть об этих и других страхах, когда двумя днями позже случилась такая ужасная трагедия!

Узнав о ней, Альфонсо – бледный, с дрожащими руками – пришел к Лукреции.