Тот и в самом деле смутился. Былые страхи внезапно вернулись; по телу пробежала дрожь. Он не мог отвести глаза от них – вот они, брат и сестра, о которых говорит вся Италия. Такие красивые, во многом похожие друг на друга. И все-таки разные. Чезаре стремится к власти, а Лукреция желает быть подвластной. Увидев их вместе, он вспомнил о своих прежних подозрениях. Ему захотелось вырвать Лукрецию из объятий ее брата. Спасти, увезти куда-нибудь и жить с ней вдвоем, без этой порочной семьи.

Он едва слышал их голоса.

– Но не хочешь же ты, чтобы я стоял в стороне, когда другие будут расправляться с быками?

– Ошибаешься, хочу. Очень хочу.

– Дорогая, тебе самой станет стыдно за твоего брата.

– Мне никогда не будет стыдно за тебя. А с этими быками ты рискуешь жизнью.

– Ни в коем случае. Я справлюсь с любым быком. Чезаре повернулся и насмешливо взглянул на Альфонсо.

Затем внезапно выпустил сестру и воскликнул:

– Лукреция! Мы совсем забыли про твоего юного супруга! Смотри, он вот-вот расплачется.

Альфонсо почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он уже подался вперед, но между ним и Лукрецией стоял Чезаре – широко расставив ноги, держа правую руку на рукоятке шпаги. Альфонсо хотел немедленно обнажить оружие и бросить вызов обидчику, но не мог сдвинуться с места. Словно какая-то дьявольская сила сковала его суставы.

Чезаре улыбнулся и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, к Альфонсо вдруг вернулась вся его храбрость. Он подошел к Лукреции и взял ее за плечи.

– Мне не нравятся манеры твоего брата, – сказал он. Лукреция смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.

– У него слишком много притязаний… Создается такое впечатление…

Альфонсо запнулся. У него были кое-какие вопросы, но он не смел задать их. Боялся навсегда утратить свое счастье. Лукреция обвила руками его шею и поцеловала.

– Он мой брат, – просто сказала она. – Мы выросли вместе.

– Когда он с тобой, ты не замечаешь никого другого. Лукреция прижалась щекой к его груди и засмеялась.

– А ты и впрямь ревнив.

– Лукреция! – воскликнул он. – Разве для этого нет никакой причины?

Она подняла на него глаза. Они были по-прежнему чисты и невинны.

– Ты же знаешь, мне не нужен никто кроме тебя, – сказала она. – Я была несчастна, безутешно несчастна – думала, что уже никогда не буду смеяться. Затем появился ты, и мне показалось, что моя жизнь началась заново.

Он поцеловал ее. Потом еще и еще – с каждым разом все более страстно.

– Пожалуйста, люби меня, Лукреция, – шептал он. – Люби… меня… только меня.

Они опустились на пол, но даже занимаясь с ней любовью, Альфонсо не мог забыть о Чезаре.


Чезаре стоял на арене. Зрители затаили дыхание – этот стройный, красивый мужчина слыл лучшим матадором Рима. Его испанское происхождение сейчас было особенно заметно. Вот он легко изогнулся и отпрыгнул в сторону от мчащегося быка, когда смерть уже казалась неизбежной.

Альфонсо сидел рядом с Лукрецией и смотрел на ее пальцы, теребившие оборку платья. Альфонсо не понимал супругу. Он мог поклясться, что она радовалась скорому отъезду Чезаре, – и в равной степени был уверен, что сейчас не видела никого кроме брата, фиглярничавшего на арене.

Альфонсо тихо шептал:

– Господи и все святые, сделайте так, чтобы он не ушел отсюда живым. Пусть этот разъяренный бык станет орудием правосудия – пусть отомстит за всех тех людей, которые приняли куда более ужасную смерть от руки этого человека.

Санча с холодной улыбкой наблюдала за акробатическими прыжками своего бывшего любовника. Она думала: сейчас… вот сейчас… бык поднимет его на рога, затопчет своими страшными копытами… но не убьет, а только изувечит его, чтобы он уже никогда не смог встать на ноги… чтобы не смог даже подойти к своей Карлотте Неаполитанской. Карлотта Неаполитанская! Много ли у него будет тогда шансов? Ну так пусть же от его красоты не останется и следа, чтобы я могла подойти к нему и смеяться над ним, как он смеялся надо мной!

Были и другие зрители, помнившие о страданиях, которые причинил им Чезаре Борджа, – многие молили Бога о его смерти.

Однако умри Чезаре в тот день – и три человека искренне оплакивали бы его: Папа, который смотрел на него с той же смесью гордости и страха, что и Лукреция; сама Лукреция; и рыжеволосая куртизанка по имени Фьяметта, которая рассчитывала найти у него богатство и неожиданно для себя полюбила его.

К бурному восторгу всех остальных зрителей Чезаре одержал победу. Все его быки были повержены. Он стоял в ленивой позе, попирая ногой голову одного из них, и с безразличным видом принимал аплодисменты толпы. Казалось, сейчас он олицетворял свое будущее. Как будто заранее знал, что с такой же самоуверенной и победоносной улыбкой будет стоять на руинах покоренной Италии.


Папа пригласил к себе сына, чтобы сообщить радостное известие.

– Луи обещает быть великодушным, Чезаре! – воскликнул он. – Смотри-ка, что он предлагает тебе! Герцогство Валанс и солидный доход впридачу.

– Валанс, – задумчиво произнес Чезаре. – Я слышал, это город на Роне. В провинции Дофине, недалеко от Лиона. А доход… сколько, вы говорите?

– Десять тысяч экю в год, – причмокнул Папа. – Весьма приличная сумма.

– Пожалуй. А Карлотта?

– Ты поедешь к французскому двору и немедленно начнешь ухаживать за ней. – Папа помрачнел. – Чадо мое, мне будет не хватать тебя. Наша семья тает на глазах.

– У вас появился новый сын, отец.

– Альфонсо? – поморщился Папа.

– По-моему, в нашем семействе только Лукреция радуется его новому прибавлению, – проворчал Чезаре.

Папа вздохнул.

– Лукреция женщина, а Альфонсо очень привлекательный юноша.

– Меня тошнит, когда я вижу их вдвоем. Папа положил руку на плечо сына.

– Поезжай во Францию, сын мой. И возвращайся с принцессой Карлоттой.

– Она будет моей. А тогда я смогу заявить о своих правах на неаполитанскую корону. Отец, никто не помешает мне взять то, к чему я протяну руку.

Папа глубокомысленно кивнул.

– А если я унаследую трон Неаполя, – продолжил Чезаре, – то какая нам польза от юного супруга Лукреции?

– Не будем заглядывать так далеко вперед, – сказал Александр. – В прошлом я избежал немало препятствий – потому что не пытался воздвигать их.

– Отец, я уже сейчас знаю, как поступить с Альфонсо.

– Не сомневаюсь, сын мой. Но прежде всего нам нужно позаботиться о твоей женитьбе. Мне бы не хотелось, чтобы перед французским королем ты предстал как какой-то нищий оборванец.

– Мне понадобятся деньги.

– Не беспокойся. Мы найдем их.

– У испанских евреев?

– А почему бы и нет? Разве не должны они заплатить за убежище от испанской инквизиции, которое получили у меня?

– Должны… и, пожалуй, с радостью, – сказал Чезаре.

– Ну вот. А сейчас, сын мой, давай подумаем о твоих сиюминутных нуждах.

Внезапно Александру стало грустно. Грустно и немного тревожно. Когда-то он поклялся, что Чезаре навсегда останется в церкви, а вот теперь тот обретал свободу. Александр почувствовал бремя прожитых лет. Он понял, что сила воли, позволившая ему пройти через столько испытаний, слабела с каждым днем. И все больше уступала сыновьей.


И вот все приготовления позади. Золотых и серебряных дел мастера отсыпаются после работы над сокровищами, которые герцог Валансский возьмет с собой в Париж. Римские лавочники избавлены от всех запасов лучшего шелка, парчи и бархата – Его Святейшество не пожалел денег для своего сына Чезаре; лошадиные подковы сделаны из чистого серебра, ослиные сбруи украшены золотом; нарядам и драгоценностям Чезаре нет равных во всей Италии. Даже самые интимные предметы туалета изысканны и пошиты по последнему слову парижской моды. Он едет ко двору французского короля и должен во всем превзойти любого французского принца. Должен стать лучшим из них…

В один из солнечных октябрьских дней Чезаре покинул Рим. В своем бархатном плаще и в шляпе с пером он и впрямь выглядел как настоящий принц. Из-под плаща выглядывал белоснежный расшитый золотом атласный камзол. На нем ослепительно сверкали бриллианты и рубины. Чезаре не хотел, чтобы ему напоминали о его кардинальском прошлом, и поэтому скрыл тонзуру под завитым париком, который очень молодил его – прохожие, разумеется, не могли разглядеть мелких красных пятнышек на его холеной коже, следы перенесенного французского недуга.

Он был уже не кардиналом Валенси, а герцогом де Валентинуа, и итальянцы звали его Валентино.

Папа и Лукреция стояли на балконе и смотрели вслед кавалькаде, удалявшейся по улице Лата. Отец и дочь, сейчас они крепко держались за руки. У обоих по щекам текли слезы.

– Не плачь, моя маленькая, – всхлипнул Александр. – Скоро он вернется к нам.

– Верю, отец, – ответила Лукреция.

– И привезет с собой невесту.

Александр всегда был оптимистом – вот и сейчас не представлял, что Чезаре может подвести отца. Но некоторые сомнения все-таки не давали ему покоя. Что если неаполитанский король откажется выдать дочь за его сына; что если они передоверились лукавому Луи; что если все короли Европы ополчатся на ублюдка Борджа, вздумавшего жениться на принцессе королевской крови? Ничего! Ничего страшного! Чезаре все равно вернется с победой, говорил себе Александр и улыбался сквозь слезы. Сверкавшая в солнечных лучах фигура уезжающего сына казалась Папе воплощением его самого, Родриго Борджа, каким он был сорок лет назад.


С отъездом Чезаре во дворце Санта Мария дель Портико воцарился мир, и молодая чета предалась наслаждениям супружеской жизни. Альфонсо уже не помнил своих прежних страхов – возможно ли было возвращаться к ним, когда Папа во всем старался угодить ему, а Лукреция больше всех на свете любила мужа?

Все говорили о перемене в характере Лукреции. Она почти каждый день выезжала на охоту вместе с Альфонсо, по вечерам устраивала танцы и пышные застолья, которые доставляли столько удовольствия ее супругу, – постоянным участником всех этих развлечений был и Папа. Альфонсо не переставал удивляться его обходительности и благодушию, а тот пользовался любым удобным случаем, чтобы показать, какие теплые чувства питает к человеку, подарившему счастье его дочери.

Лукреция становилась законодательницей моды; женщины не только носили золотистые парики, имитировавшие ее волосы, но и копировали наряды, подражали манере одеваться. А сама она по-детски радовалась, проводя целые часы в римских галантерейных лавочках, а потом объясняя портным, как нужно кроить купленные ткани. Ее видели то в зеленом, то в синем и розовом, то в черном и белом – и все платья подчеркивали красоту юной Борджа, превосходно шли ее матовой коже и бледно-голубым глазам.

Лукреция не уставала веселиться и радоваться жизни. Она как будто почувствовала прилив новых сил. Вопреки всем ожиданиям ее вновь переполняло счастье. По многу дней подряд она даже не вспоминала о Педро Кальдесе, а когда вспоминала, то говорила себе, что их любовь была всего лишь минутной прихотью, которая все равно не выдержала бы таких суровых испытаний. Ее отец оказался прав – как всегда. Она могла выйти замуж только за благородного мужчину. За такого, как ее Альфонсо.

Эти безмятежные дни летели быстро. В декабре Лукреция узнала, что у нее будет ребенок. Вот когда она по-настоящему ликовала – и молилась о том, чтобы ее блаженство всегда было таким же совершенным.


Альфонсо трогательно заботился о ней. Она должна почаще отдыхать, говорил он. Ей нельзя забывать о том бесценном бремени, которое она носит.

– Дорогой мой, у нас еще есть немного времени, – пробовала возразить она.

– У нас появилось величайшее сокровище, и мы должны с самого начала оберегать его, – настаивал он.

Как-то раз они лежали в постели и гадали о том, кто у них родится – девочка или мальчик. Обоим хотелось мальчика.

– Ну конечно, у нас будет мальчик, – нежно поцеловав ее, сказал Альфонсо. – Кто же еще может родиться от счастливейшего брака на земле? Но если будет девочка и если она будет похожа на свою мать, то я все равно буду благодарен ей.

Потом они занимались любовью, а еще позже говорили о тех многих достоинствах, которые нашли друг в друге, и как счастливы были жить вдвоем.

– Как-нибудь я отвезу тебя в Неаполь, – сказал Альфонсо. – Ты ведь не против побыть вдали от Рима?

– Со мной будешь ты, – вздохнула Лукреция, – и там будет мой дом. Но…

Он ласково прикоснулся к ее щеке.

– Тебе не хочется надолго покидать твоего отца, – догадался он.

– Мы будем часто приезжать к нему. Может быть, и он навестит нас.

– Как любишь ты его! Порой мне кажется, что тебе он дороже всех на свете.

Лукреция ответила:

– Больше всех на свете я люблю тебя, моего супруга. А к отцу питаю другие чувства. Почитаю – как, может быть, почитают Бога. Он всегда был со мной, добрый и мудрый.