Виктория Холт - Опрометчивость королевы

– Я поздравляю вас с вашим собственным положением, – продолжала королева.

Леди Джерси поблагодарила Ее Величество и сказала, что рада прибавлению семейства.

– Хочу надеяться, это не надолго отвлечет вас от ваших обязанностей.

– Я могу заверить Ваше Величество, что мое желание служить вам не позволит мне отсутствовать больше, чем необходимо.

Королева кивнула.

– А как проводит время принцесса?

– Немного гуляет, ездит верхом, пишет много писем домой.

– А, письма.

– Ваше Величество, мне доносят, что иногда она хохочет до истерики, когда пишет письма своей семье.

Королева прищурилась.

– Интересно бы знать, что в этих письмах.

Глаза леди Джерси лукаво сверкнули.

– Будь в моей власти, я бы с радостью пересказала все Вашему Величеству и исполнила бы свой долг.

Обсуждать этот вопрос подробно было опасно, приходилось вести разговор иносказательно.

Но леди Джерси поняла, что получила от королевы прямое повеление.

* * *

Миссис Харкорт обратила внимание Каролины на то, что доктор Рэндольф, один из домочадцев, скоро собирается ехать в Германию.

– Мне пришло в голову, что Ваше Высочество могли бы дать ему какое-нибудь поручение.

Каролина заявила, что хотела бы вручить доктору письма к ее семье. Когда он уезжает?

Через несколько дней, был ответ.

Каролина села за стол и написала письмо домой. Это была ее месть. Она напишет маме о дряхлой уродливой королеве, напоминающей ей старую утку с утятами, семенящими за ней по старшинству. Она писала о холодном приеме, оказанном ей королевой, о принцессах, ее кузинах, безмозглых старых девах. Ни у одной из них нет ни капли разума, они не имеют своего мнения. Мать велела им: «Изводите жену Георга». Вот они по своей глупости и стараются. Зато король добр, и она полюбила его, хотя все твердят, что он сумасшедший. Принц Уэльский оказался плохим мужем, и не надо верить рассказам, что он красив. Он очень толстый, даже специальные корсеты не помогают скрыть его пузо. Она сообщала, что их английские родственники годились разве для того только, чтобы выступать в цирке.

Потом запечатала письма и послала за доктором Рэндольфом.

– Дорогой доктор Рэндольф. – Она улыбалась, и лорд Малмсбери, конечно, упрекнул бы ее за фамильярность. – Дорогой доктор Рэндольф, – продолжала она, – я слышала, вы отправляетесь в путешествие и будете проезжать Брунсвик.

– Это правда, Ваше Высочество.

– Тогда не будете ли вы любезны доставить эти письма ко двору? Они должны быть вручены герцогу, герцогине и мадам де Гертцфельдт.

Доктор Рэндольф поклонился, взял письма и сказал принцессе, что она может быть уверена, письма будут доставлены в срок.

* * *

Леди Джерси улыбнулась доктору Рэндольфу немного кокетливо, как обычно улыбалась мужчинам.

– Доктор Рэндольф, – сказала она, – я слышала, что вы уезжаете в Германию.

– Да, это так.

– А принцесса оказала вам честь, дав поручение?

– Она хочет, чтобы я отвез письма ее семье.

– Понимаю. – Леди Джерси улыбнулась еще шире. – Очень важное лицо интересуется этими письмами.

Доктор Рэндольф сказал:

– Они вручены мне, мадам, я не могу передать их любому другому… лицу.

– Воистину, сие нелегко, доктор. Но можно придумать, как это лучше сделать.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вы должны решиться, – сказала леди Джерси, – лицо, которое хочет увидеть письма, очень влиятельно. Она имеет власть раздавать должности, кому пожелает, привилегии… почести.

– Привилегии? – В воображении Рэндольфа всплыл сан епископа. Привилегии – это то, что нужно ему. За передачу пачки писем. Важное лицо – это, конечно, королева. Он должен повиноваться королеве. Если он подчинится, то получит награду, а если нет, она найдет способ наказать его. Королева, которая многие годы была ничем, ныне обладает властью в стране, а она всегда была мстительной женщиной, безжалостной в своей мести.

Если леди Джерси, а все знали, в каких отношениях эта женщина с королевой, пойдет к Ее Величеству и расскажет, что доктор Рэндольф мог отдать им письма, но не захотел этого сделать, то надеждам на повышение не суждено будет сбыться. Кто знает, это может стать концом карьеры доктора Рэндольфа.

– Итак… – сказала леди Джерси, завлекающе распахивая свои прекрасные глаза.

– Мадам, находясь на службе сильных мира сего, вы, несомненно, вправе сделать подобное предложение.

Леди Джерси, конечно, была готова все объяснить.

* * *

В почтовой карете по пути из Лондона в Ярмут доктор Рэндольф предавался мечтам о своей епархии. В самом деле, дело оказалось весьма простое. Он лишь обязан действовать по инструкции. И потому страшно боялся, что в чем-то могла произойти ошибка.

Нет. Леди Джерси не делала ошибок, когда речь шла о ее выгоде, не должен был делать их и он сам.

Он вышел из кареты у гостиницы, там его поджидал лакей, как и было договорено.

– Сэр, тревожные новости. Миссис Рэндольф заболела, и доктор считает, что очень серьезно.

Доктор Рэндольф взял письмо, которое ему передали. Он репетировал эту сцену, пока ехал в гостиницу. Поэтому сразу приложил руку ко лбу и сказал:

– Боже мой, что мне делать? Что я могу предпринять? Надо возвращаться домой. Пока запрягают лошадей, я напишу письмо. Хочу, чтобы вы спешили с ним в Брайтон к леди Джерси.

У него слегка тряслись руки, когда он писал письмо. Он получил печальное известие о болезни жены и должен тотчас вернуться домой. Поэтому он откладывает визит в Германию. Леди Джерси должна помнить, что ему вручили пакет писем принцессы Уэльской. Он колеблется, следует ли ему передать письма другому путешественнику, которого назовет принцесса, или возвратить их леди Джерси для передачи принцессе. А пока он покидает Лондон и будет ждать указаний от леди Джерси. Надеется получить их без промедления, потому что торопится вернуться домой к своей больной жене.

Леди Джерси проследила, чтобы задержки не было.

Она поговорила с принцем Уэльским, изъявившим желание, чтобы письма вернули ей. Доктор Рэндольф должен вернуть пакет, адресованный леди Джерси, на почту. Его отошлют с почтовой каретой из Лондона в Брайтон. Карета отправится из Голден Кросс Инн в Чэринг Кросс.

Доктор Рэндольф вздохнул с облегчением, оставил пакет на почте и вернулся домой к жене. Она провела несколько дней в постели, что было утомительно, но желание стать женой епископа стоило того.

* * *

Каролина не заметила, что письма не вернули ей.

Она уехала из Брайтона в Карлтон-хауз ожидать рождения ребенка. Она была так рада предстоящему событию, что больше ни о чем не думала.

Когда леди Джерси родила мальчика, принцесса смеялась. Пусть! У нее и так целый выводок детей. Одним больше. Каролина была незлопамятна. Если бы леди Джерси была готова стать ее другом, она бы простила все, что было раньше, и они бы мило беседовали о малютках.

Но леди Джерси не хотела дружбы. Она была рада, по ее словам, указать принцессе ее место. Леди Джерси поддерживала королева, ценившая ее службу, образцом которой было то, как она передала письма Каролины Ее Величеству. Чтение этих писем вряд ли могло улучшить отношение королевы к ее невестке. «Низкое, вульгарное существо! – думала королева. – Какая ошибка – разрешить ей приехать в страну! Надо сделать все, чтобы жизнь ее здесь была невыносимой. Принц о ней и слышать не может». Королева мрачно рассмеялась. Ненависть к принцессе снова объединила их, они были почти союзниками.

– Ваше Высочество носит девочку, – говорила леди Джерси Каролине.

– Вам лучше знать, – отвечала Каролина. – Вы у нас такая умная.

– Можно определить по тому, как вы вынашиваете дитя.

– Ну кому, как не бабушкам, знать эти вещи.

«Бабушка и в самом деле! – думала леди Джерси. – По крайней мере, могу гордиться своей внешностью, не то что Каролина».

– Опыт всегда в цене, – сказала леди Джерси, а пока Каролина обдумывала, что ответить, попросила разрешения удалиться.

Оставшись одна, Каролина думала о малыше.

– Девочка или мальчик, – шептала она. – Какая разница? Это будет мой собственный ребенок. А когда он родится, то даже эти последние месяцы жизни обретут для меня смысл.

* * *

Каролина лежала в постели. Ее время почти пришло.

«Теперь уж скоро, – думала она. – У меня будет свой ребеночек».

Она хотела этого всю свою жизнь. Когда навещала бедных и радовалась их детям, она все время мечтала о том дне, когда у нее будет свой собственный ребенок.

И теперь это вот-вот должно случиться. Но она в чужой стране. Мужу она не нужна. Ее рассмешило это выражение. «Не нужна». Да, он ее ненавидит. Он не может на нее даже смотреть. А свекровь с удовольствием отослала бы ее назад в Брунсвик. Она была одна на чужбине, без друзей, она никому здесь не могла доверять. Может быть, только королю, но тот уже больной старик, его положение плачевно.

Но когда родится младенец, все будет иначе. Они с ребенком будут вместе.

Будут ли? Она слышала, что говорят женщины. Они говорили, что королевские дети почти не видели родителей. Об их воспитании заботились другие.

«Чепуха, – говорила она себе. – Я никогда этого не позволю. За это я буду биться, как лев».

И она победит. Она была уверена. Одно она знала про своего драгоценного мужа. Он не любит скандалов, в редких случаях он соглашался быть пострадавшей стороной, чтобы прилюдно поплакать и пострадать. Он не желал скандалить с ней. Он просто избегал ее.

Она уже научилась пользоваться этим и кричала ему в лицо:

– Оставайтесь с любовницей! Но только чтобы я ее не видела.

Казалось, он упадет сейчас в обморок от негодования, он махал перед носом надушенным платком, то ли приводя себя в чувство, то ли стараясь отбить ее запах. Это помогало. Она реже виделась с леди Джерси.

«Однажды я потребую, чтобы он оставил меня», – говорила себе Каролина.

Зачем было дуться на леди Джерси, когда драгоценное маленькое существо уже заявляло о себе и готовилось появиться на свет!

«Младенец, – думала она с восторгом. – Мой собственный младенец!»

* * *

Принц Уэльский расхаживал взад-вперед по кабинету. Там собрались архиепископ Кентерберийский, королевские министры по делам церкви и государства, все ожидали появления на свет наследника трона.

Роды у Каролины длились уже долго, и она была в изнеможении. Принц страшно волновался, что ребенок родится нездоровым или умрет при родах.

Она бормотала про себя:

– Пусть родится ребенок, пусть родится. Я никогда…

Напряжение было невыносимым. Наконец все услышали крик младенца. Принц поспешил к роженице.

– Девочка, Ваше Высочество. Прелестная, маленькая, здоровая девочка.

Несомненно, здоровая. Она громко кричала. Каролина, обессиленная, лежала в постели, восклицала:

– Мой ребенок! Где мой ребенок?

Девочку положили ей на руки.

– Майн Готт, – сказала она. – Это правда. У меня ребенок.

– Маленькая девочка, Ваше Высочество.

– Майн Готт, как я счастлива!

* * *

Принц тоже был счастлив. Мальчик, конечно, был бы лучше, но в Англии не существовало Салического закона, и престолонаследие было обеспечено.

Он обнял архиепископа, пожимал руки всем, кто к нему подходил. Он стал отцом. Он исполнил свой долг.

«Никогда больше мне не придется делить супружеское ложе с этой женщиной», – думал он.

Принц не скрывал облегчения. Он объявил своему другу и домоправителю лорду Чолмондели:

– Я был в ужасе, что может случиться непоправимое. Не могу вам даже сказать, что значило для меня рождение этого ребенка. Если бы вы только знали, сколько мне пришлось пережить.

Глаза его наполнились слезами при мысли о собственных страданиях, потом он содрогнулся, вспомнив о жене. Она казалась ему огромной и вульгарной, а поскольку она так отличалась от всех женщин, которые ему нравились, он сразу вспомнил о самой совершенной из них, его дорогой Марии.

О, снова пребывать с Марией в покое и счастье, вернуться к ней, слегка хмельным от любви, как в добрые старые дни, чувствовать ее заботу, слушать ее мягкие упреки. О Мария, богиня, а не женщина, почему он позволил женить себя на этой особе!

Он снова повернулся к Чолмондели:

– Если бы вы могли понять…

Чолмондели заверил хозяина, что он понял, осознал, рождение ребенка и впрямь освободило принца от проклятого бремени.

– Я буду признателен моей дочери до конца дней, – говорил принц. – Слава Богу, мне не придется больше прикоснуться к этой женщине.

– Необходимости не будет, Ваше Высочество, ребенок здоровый.

– Пусть так и будет. У меня нет намерения следовать примеру отца и производить на свет пятнадцать чад. Пятнадцать! Это шутка. Как жаль, что мои родители не были более умеренными. Им выпало бы гораздо меньше забот.