– Ты что, издеваешься?

– Вовсе нет. – Сэм расцвел в улыбке. – Помнишь тот штрафной поцелуй? Там, в роще? Когда я догнал тебя, повалил и…

Он ощутил движение внизу живота и предпочел не продолжать фразу. Насчет того, чтобы заняться любовью, – это была очень своевременная идея.

– Штрафной поцелуй? – недобрым тоном повторила Лидди, выпрямляясь во весь свой небольшой рост.

– Только не делай вид, что не помнишь! – сказал Сэм игриво.

– А ты не пытайся взять обаянием, – предостерегла она в ответ.

Почему бы и нет? Сэм снова улыбнулся с самым обезоруживающим видом.

– Штрафной поцелуй, Лидди. Такое не забывается!

– А вот я забыла, – отчеканила она надменно.

– Не волнуйся, милая, я помогу тебе вспомнить.

– Милая? Да как ты смеешь? После всего, что наговорил при посторонних…

– Я беру свои слова назад, – быстро сказал Сэм. – По крайней мере часть из них.

На этот раз в него полетела тяжелая серебряная ложка для обуви. Он едва успел уклониться.

– Вот видишь! Сварливая и есть!

– Какая бы я ни была, нужно быть негодяем, чтобы выложить все это в присутствии моих родных, друзей и даже людей совершенно посторонних! Теперь все знают, – что ты обо мне думаешь, даже эта твоя Гвен! Так унизить меня, так оскорбить!

– А вот это верно, – вздохнул Сэм. – Прости, я не хотел, это вышло случайно. Придется тебе простить эту глупую выходку.

– Что значит «придется»? Я никогда тебе этого не прощу!

– Ладно, как скажешь, тем будет забавнее.

Лидия с подозрением на него посмотрела и на всякий случай отступила на шаг.

– Видишь ли, я шел сюда для того, чтобы извиниться за свое поведение. Извинения были принесены, но не приняты, и я чувствую, что обманулся в ожиданиях. Чтобы хоть как-то утешиться, я заберу причитающийся мне выигрыш.

– Ты опять за свое?!

Сэм повернулся и вышел из гардеробной – ровно на пару секунд, чтобы прикрыть дверь. На лице Лидии отразилось намерение сопротивляться до последнего.

– Ты не посмеешь, – заявила она.

– Почему ты не можешь отнестись к этому как к веселой игре? Неужели непременно надо все усложнять?

Сэм окинул взглядом гардеробную. Как подобраться к Лидди, не лишившись половины волос и не заработав по синяку на каждом колене?

– Я обдумаю эту ценную мысль, когда остыну! Пока я слишком сердита! – Порой они вели себя как дети. Может, оно и к лучшему, по крайней мере дети умеют играть.

– Вот и продолжай сердиться, милая. Сопротивляйся, но не слишком всерьез.

«Ну нет, – подумала Лидия. – Ни за что на свете!» Только через ее труп! Этот человек унизил ее, растоптал ее чувства да еще и норовил посмеяться над ней!

– Ничего не выйдет, Сэм Коди. С минуты на минуту здесь будет Роуз.

– Чушь! – отмахнулся самоуверенный американец.

– Она помогает мне раздеться на ночь и готовит все необходимое. Кстати, потому я и здесь. Я всегда жду ее в гардеробной.

– Очень может быть, но сегодня визит Роуз отменяется. – Сэм пошарил в кармане и предъявил Лидии очень знакомый ключ. – Он торчал в двери, и я не преминул им воспользоваться. Все подумают, что ты хочешь остаться одна, и правильно сделают. После всего, что пришлось пережить за последнюю неделю, я не хочу быть прерванным в самый интересный момент.

– Послушай… – начала Лидия, отступая. Коснувшись голой спиной висящего на плечиках платья,

она подпрыгнула с громким испуганным писком.

– Сэм, сейчас я не слишком жажду тебя видеть!

– Понимаю и не обижаюсь. Порой я сам себе готов влепить оплеуху.

Самобичевание? Что ж, это лучше, чем бессовестная бравада. Лидия приподняла бровь, давая понять, что ждет продолжения.

– Я часто делаю ошибки. Некоторые из них обошлись мне дорого. Я не хочу, чтобы так вышло и на этот раз. Словом, приношу свои извинения за сцену в музыкальной комнате.

«Прекрасно», – подумала Лидия. Теперь, когда он извинился, ей стало гораздо, гораздо легче! Мир снова

прекрасен, жизнь безоблачна! Ну нет! Этого слишком мало, чтобы пролить бальзам на ее сердечную рану.

– Что еще я могу сделать, чтобы заслужить прощение? – продолжал Сэм очень мягко. – В данный момент, боюсь, ничего. Как ты смотришь на то, чтобы забыть прошлое? Вычеркнуть его – и точка? А за шляпу спасибо, хотя и с большим опозданием.

– Пожалуйста! – буркнула Лидия.

Запоздалые извинения плюс запоздалая благодарность. Превосходное воздаяние за все, что ей пришлось пережить по милости этого… этого… Гнев вскипел заново, стоило только вспомнить красочные эпитеты, которыми Сэм наградил ее на потеху многочисленным зрителям.

– Я вот что думаю, – продолжал Сэм, не замечая перемены в ее настроении. – Я думаю, начнем с того, что ты встанешь на четвереньки, задом ко мне. Так мне будет легче снять с тебя панталоны.

– Что?! – вскричала она. – Да ты с ума сошел! Ты что, не видишь, что я в ярости? Мне ненавистен даже твой вид, не говоря уже о прикосновениях!

– Это пройдет, – сказал он убежденно, самонадеянный, как все американцы.

Лидия упрямо сжала губы. Очевидно, ей придется чем-то поступиться, чтобы Сэм наконец оставил ее в покое. Пусть забирает эти проклятые панталоны и убирается!

– Жаль, что я сразу не бросила их тебе в лицо! Надеюсь, теперь ты будешь доволен.

Она наклонилась и запустила руки под подол, где они затерялись в шуршащей пене черной ткани: шелка платья, тюля отделки, кружевных нижних юбок. Что за нелепость эта женская одежда!

– Вот, – сказала она наконец, бросая Сэму шелковые панталоны, тоже черные.

Он их поймал с неразборчивым возгласом благодарности, расправил и зарылся в них лицом. Это неслыханно! Лидия почувствовала, как пылают ее щеки.

– Чудесно, милая. Осталось заплатить штраф – и мы в расчете.

– Какой еще штраф?

– Большой, просто громадный, – сказал Сэм с нажимом. Он уже снова ухмылялся своей бессовестной улыбкой.

Неужели это никогда не кончится?

– Никакого штрафа! – отрезала Лидия. – Ты получил свой выигрыш. Мы уже в расчете.

– Это называется «получить выигрыш»? – хмыкнул он. – Мне пришлось ждать целую неделю, выпрашивать, умолять… только что не валяться у тебя в ногах! Мало того, что ты лично указала мне на дверь и всячески старалась выжить из этого дома, на меня ополчилась и вся твоя семья: мать, как я слышал, наводила обо мне справки, отец пытался выведать мои секреты, а брат изводил шуточками. А на что мне пришлось пойти, чтобы добраться сюда – о, ты не знаешь! Я вылез через окно своей комнаты, по карнизу добрался до библиотеки и чуть не свернул шею, взбираясь по водосточной трубе. И ты еще говоришь «никакого штрафа»!

Сэм отыскал глазами газовый вентиль. Прикрутил его. Один за другим погасли газовые рожки, и гардеробная, не имевшая окон, погрузилась в темноту. Единственным источником света осталось окошко, прорубленное над дверью для вентиляции. Поскольку некому было зажечь свет в спальне, оно выделялось на стене едва заметным серым прямоугольником и скорее подчеркивало полное отсутствие освещения, чем давало возможность что-то рассмотреть. В этом полном мраке прозвучал тихий чувственный смех. Она не могла видеть Сэма, зато хорошо его слышала. Вот он приблизился сбоку, коснувшись на ходу ее бедра. Вот обошел ее под стук сталкивающихся вешалок с одеждой. Он был совсем рядом и при этом неуловим.

– Сэм… – окликнула Лидия неуверенно. Он не ответил.

– Сэм, я боюсь темноты!

– Но ведь не так сильно, как раньше, правда?

Голос прозвучал над самым ухом, заставив Лидию сильно вздрогнуть. Однако она не протестовала, когда Сэм за плечи повернул ее к себе и взял ее лицо в ладони. Губы его приблизились – она определила это по волнующему запаху выпитого им за ужином коньяка. В кромешной тьме гардеробной Лидия была напугана и возбуждена. Зубы Сэма прихватили ее нижнюю губу, слегка потянули и отпустили. Снова послышался тихий смех.

– Лидди… – прошептал Сэм.

Никто никогда не называл ее так. Это уменьшительное имя было навсегда связано для Лидии с Сэмом. Как хорошо, что он произнес его! В ней словно что-то разомкнулось, и она без протеста приняла поцелуй в выемку плеча.

– А теперь, – сказал Сэм, – ты встанешь на четвереньки. Все крохотные волоски на ее теле поднялись дыбом от

этих слов. Там,, на пустошах, в своем сказочном мире, они преступали все границы, когда любили друг друга. Ни один из них не стеснялся просить всего, чего хотел. Но встать на четвереньки в родном доме, в собственной гардеробной – это уж слишком. Лидия притворилась, что не расслышала.

– Что ты сказал? Сэм охотно повторил.

– Нет, ни за что!

Тогда он взял ее за талию. Лидия и обрадовалась тому, как крепки, надежны его руки, и встревожилась, когда они без малейшего усилия повернули ее и обвились вокруг, привлекая ближе. Сэм положил ладонь ей на живот и слегка погладил, как бы пробуя его на округлость. У Лидии вырвался дрожащий смех. Она хотела этого мужчину, отчаянно нуждалась в нем с первого же дня разлуки. Но что за будущее ожидает двух законченных упрямцев? Как они будут жить – без конца препираясь?

– Ну? – поощрил Сэм. – На четвереньки, живо! Лидия попробовала вырваться. Он поймал ее руки, завел

за спину и обхватил одной рукой оба ее запястья сразу. Это странным образом перекликалось с тем зловещим сном, когда она беспомощная, была в полной его власти.

Точно так же мужская рука приподняла волосы у шеи. Но вместо колючего холода Лидия ощутила на спине горячее прикосновение губ. Она закрыла глаза.

Когда руки снова оказались свободными, она уже не помнила о том, что собиралась вырваться. Мягкое, но требовательное нажатие на плечи заставило ее опуститься на четвереньки. Трудно сказать, как ему это удалось, но Сэм и в полной темноте расстегнул оставшиеся пуговки. В этом деле он был ловчее Роуз, еще девочкой поступившей в горничные. Не потрудившись снять с Лидии платье, он лишь стянул его немного, чтобы освободить груди, потом просунул ладони под все юбки сразу – туда, где Лидия уже была обнажена, с тех пор как отдала ему панталоны.

Подняв подол повыше, Сэм взял Лидию сзади. Это было лихорадочное, жадное слияние. Зная, что на этот раз он и не подумает отстраниться, она с нетерпением предвкушала то, как они наконец разделят наслаждение. Но она не могла предугадать, как все будет. О том, что Сэм полностью отпустил себя на свободу, говорили его приглушенные крики и стоны. Его неистовство передалось Лидии, и когда она ощутила первый судорожный толчок его разрядки, что-то в ней ответно сжалось, стиснуло его плоть, быстро нарастая и учащаясь, раскачивая все тело, словно на качелях. Это было самое упоительное ощущение, какое ей когда – либо приходилось испытывать.

Когда Лидия опомнилась, она все еще стояла в той же непристойной позе. Она так и подумала – непристойной, впервые со всей полнотой понимая, что в физической любви нет и не может быть никакой благопристойности.

Сэм не разжал объятий даже тогда, когда они разом повалились на бок. Должно быть, Лидия задремала, потому что очнулась от своего сладкого забытья, только когда Сэм легонько потряс ее за плечо и приложил палец к губам. Потом указал на окошечко над дверью. Оно слабо светилось – в спальне кто-то был.

– Мне придется ускользнуть как-нибудь незаметно, – прошептал он ей на ухо. – Я уеду, но перед

отъездом хочу попросить у виконта твоей руки. Ни минуты не сомневаюсь, что он ответит категорическим отказом. Я не буду настаивать, но завтра утром объясни ему, в чем дело. Или это сделать мне, уже сегодня?

– Нет, нет!

Это вырвалось непроизвольно. Лидия и сама не знала, какой вариант для нее предпочтительнее.

– В любом случае не тревожься. Я обо всем позабочусь. Ах, Сэм! Опять он играет в рыцаря без страха и упрека. И

что же, теперь ей всю жизнь прятаться за его спину?

– Я сама поговорю с отцом, – решилась Лидия. – Куда ты направишься?

– В ту же гостиницу.

– Понимаю…

Ей хотелось слышать слова любви, хотелось, чтобы их с Сэмом связывало нечто большее, чем физическое тяготение. Когда речь шла о постели, все было в полном порядке. Быть может, на целом свете не было пары, до такой степени созданной друг для друга физически. Если бы только этого было достаточно!

Три дня на пустошах научили Лидию главному: хочешь распоряжаться своей судьбой – будь независимой. Двадцать четыре года она жила по указке родителей. Стоило отведать свободы, как появился Сэм. Он готов был вызволять ее из малейшей неприятности, сдувать с нее пылинки так же, как годами сдували отец и мать. Что, если они, все трое, найдут в этом общий язык? Что, если начнут строить для нее планы на будущее уже втроем? А ведь она еще только нащупывала точку опоры, только училась понимать себя. Если опереться на подставленное плечо, снова придется жить по чужой указке.