Глава 17


Приехав к матери, Фейт нашла ее в постели, в ночной рубашке, по-прежнему бьющейся в истерике.

— Мама?

— Как он мог?!

Плачущая Лэни указала на какой-то журнал, лежавший в изножье ее кровати.

Затаив дыхание, на негнущихся от страха ногах, Фейт подошла к кровати.

— Что там такое?

— Интервью.

Фейт взяла журнал, это был «Ньюс джорнал». С обложки на нее смотрело лицо отца. Он выглядел постаревшим, поседевшим, лоб пересекали складки от крупных морщин, но выражение его лица оставалось прежним. Только будучи наивной юной девушкой, можно было не замечать надменности, отчетливо проступавшей в глазах и чертах его лица. Тюрьма нисколько не убавила и не сгладила этой гордой надменности.

Фейт с тяжелым сердцем раскрыла журнал на странице, где было напечатано интервью.

— Лучше присядь. Оно довольно большое, — предложила мать.

Фейт внимательно посмотрела на мать, которая никогда прежде не вела себя подобным образом.

— Ты знала об этом до того, как это попало на страницы журнала?

Лэни потупила взгляд.

— Мне позвонил репортер и спросил: не могу ли я дать интервью?

— Разумеется, ты согласилась.

Разве могла ее мать отказаться от возможности погреться в лучах известности, причем нисколько не задумываясь о возможных последствиях.

— Что же ты ему наговорила?

— Как что? Правду, как я ее себе представляла. Среди всего прочего, что твоего отца либо неправильно поняли, либо очернили, что он по природе своей не дурной человек. К несчастью, они напечатали лишь избранные фрагменты.

У Фейт от тяжелого предчувствия сжалось сердце.

— Что же они напечатали?

— Кое-что из моей прежней жизни. Некоторые вещи, о которых я очень скучаю.

Лэни говорила, не поднимая глаз.

— Говоря иначе, тебя представили как испорченного, избалованного ребенка, который ни в чем не раскаивается.

Тут Лэни подняла глаза и возмутилась:

— Не смей говорить со мной таким тоном!

Фейт вздохнула и опустилась в кресло в стиле королевы Анны.

— Как ты думаешь, не пора ли нам смягчиться и сделать вид, что все недоразумения между нами закончены?

Лэни замахала руками.

— Хорошо, хорошо, сначала прочитай.

Фейт поудобнее уселась в кресле и принялась за интервью. Но при одном лишь взгляде на заголовок «Анатомия аферы» надежда, что ее мать напрасно так разволновалась, сразу умерла. Впервые в жизни истеричная Лэни Харрингтон нисколько не преувеличивала размеры катастрофы.

Мартин Харрингтон раскрыл свою душу и тем самым показал, что души у него нет. Ее любимый отец не отрицал ни одного преступления, в котором его обвиняли. С самого начала он знал: то, что он делает, противозаконно и безнравственно, но как только начали поступать деньги, и то, и другое перестало его волновать. Тем более что его семья стала жить, окруженная богатством, если не роскошью.

Чувствовал ли он себя виновным, спрашивал он сам себя, перед людьми, чьи сбережения он растратил? И сам отвечал: нет, нисколько. Ведь те же самые люди, которые сейчас плакали и жаловались, без малейшего смущения клали себе в карман деньги, когда он выплачивал им большие проценты, превышавшие их самые смелые надежды. Если тогда результаты его деятельности так их радовали, то по какому праву теперь они были столь недовольны? Мартину Харрингтону даже казалось несправедливым, что его посадили в тюрьму, разделили с семьей — женой и единственной дочерью.

Увидев свое имя, Фейт опять стало не по себе. На этом отец не остановился. Он начал подробно рассказывать о том, как женитьба Картера Морленда на Фейт объединила двух энергичных, предприимчивых людей — Мартина с его деловой хваткой и Картера, преуспевающего юриста.

Образовавшийся союз привлек в компанию «Харрингтон инвестментс секьюритиз» большое количество клиентов и заодно приносил хорошую прибыль тем деловым партнерам, которые по рекомендации Картера вошли в ближайший круг Мартина Харрингтона. Отец косвенно обвинил зятя и заодно запачкал имя Фейт.

Она надеялась, что, подчеркнуто дистанцировавшись от отца, сумеет избежать обвинений в свой адрес. Более того, она действительно считала себя его жертвой. Но теперь разве кто-нибудь поверит в то, что она была невинной овечкой? Фейт сама не верила в это. Разве она не жила сначала на деньги отца, а затем на деньги Картера? Если в статье прямо намекали на виновность Картера, значит, Фейт должна была все знать. Выходило, что она извлекла пользу из вины бывшего мужа, чтобы получить после развода справедливое денежное вознаграждение. Но дело в том, что в жизни Мартина Харрингтона не было места для справедливости и порядочности, и каждый, кто соприкасался с ним, терял на это всякое право. Статья в журнале заставила Фейт почувствовать себя виновной. В сущности, так оно и было.

На глазах Фейт навернулись слезы, мешавшие ей смотреть на мать.

— Я так ошибалась в нем, — стонала Лэни.

— Мы обе в нем ошибались, — ответила Фейт, облизывая пересохшие губы.

— Но ты раньше меня поняла это. Как он мог так с нами поступить? Как мог выставить нас перед всеми на страницах журнала в таком свете?

Фейт пересекла комнату и села подле матери. Она не могла вспомнить, чтобы вот так сидела с матерью. Но прошлое уже не имело значения. Важнее было настоящее.

— Мама, журнал ни в чем не виноват. Всему виной отец. Он все это сделал и, как видишь, даже рассказал об этом. Без всяких угрызений совести испачкал нас собственной грязью.

Фейт нашла в себе силы произнести правду вслух — хотя это было нелегко.

Мать, сидевшая рядом с ней, была глубоко опечалена и даже сломлена. Что бы там ни думали о Лэни Харрингтон, сейчас ее поникшая фигурка не вызывала ничего, кроме жалости. Фейт внезапно поняла, насколько важным для матери стало теперь положение дочери, ее поддержка. После того как отец вот таким образом публично покаялся в своих грехах, положение матери стало крайне сложным, если не безвыходным.

Лэни Харрингтон сама понимала ужас происшедшего. Фейт было очень жалко ее.

— Что же мне теперь делать? — запричитала мать.

Спрашивая совета у дочери, она, как это ни странно, очень напоминала испуганного ребенка.

Фейт мрачно улыбнулась.

— Что делать? То же самое, что и я. Начать строить свою жизнь заново. Попытаться понять, кто ты есть на самом деле и кем хочешь быть.

Единственная проблема состояла в том, что сама Фейт пока сделала лишь первые шаги на этом пути.

— Ты думаешь, что я смогу? — спросила мать.

Фейт закивала:

— Конечно, сможешь. Я с радостью помогу тебе, но и ты должна пойти мне навстречу.

Фейт выработала правила поведения с матерью, которым неуклонно следовала. Но теперь от ответа Лэни зависело, станут ли отношения Фейт с матерью по-настоящему близкими и теплыми.

— Откровенно говоря, я не очень представляю, что ты от меня хочешь, — честно призналась мать.

Для Фейт ее признание стало отправной точкой.

— Я хочу, чтобы мы с тобой стали более откровенными, более честными, сообща обсуждали перемены, которые намечаются в твоей жизни. И самое главное, тебе следует поубавить свою светскую спесь. Ты ничем не лучше жителей Серендипити и должна вести себя скромнее.

Лэни обхватила себя руками за плечи, качаясь взад- вперед, словно маленькая девочка.

— Не слишком ли многого ты от меня хочешь? — насмешливо, но без желчи спросила мать.

— Нет, не слишком, — усмехнулась Фейт. — Я лишь прошу тебя быть более человечной.

По лицу матери скользнула искренняя, слегка виноватая улыбка. Без косметики были очень хорошо заметны ее морщинки. Теперь, когда на ней не было маски наигранного самодовольства и высокомерия, она выглядела той самой Лэни, какой была на самом деле.

Но надолго ли она останется такой — вот в чем был вопрос.

— Мне нужно, чтобы кто-то помогал мне в магазине, — сказала Фейт, делая очередной шаг навстречу. — Надо отвечать на телефонные звонки, в том числе и на «холодные», то есть без предварительной договоренности, проще говоря, помогать привлекать клиентов. Я не смогу тебе много платить, но со временем, надеюсь, все изменится к лучшему.

Фейт замерла, ожидая ответа матери, которая обдумывала услышанное.

— Иначе говоря, ты хочешь, чтобы я работала на тебя? — не без удивления спросила Лэни.

Фейт кивнула. Хотя на самом деле она хотела дать матери возможность выходить из дома, чтобы общаться с людьми. Нельзя было позволить ей запереться в четырех стенах и замкнуться в самой себе.

— Можно мне обдумать твое предложение? — спросила Лэни.

— Только не тяни. Сама понимаешь, после этого интервью ко мне в магазин начнут заходить толпы если не клиентов, так по крайней мере зевак.

Фейт слегка поморщилась, шутка была не очень удачной.

Несмотря на это, впервые в жизни мать оценила ее юмор и рассмеялась.


После душа Итан спустился вниз. Ему не хотелось опаздывать к Нэшу, чтобы не вызвать у него возможного раздражения. Лучше было забрать Тесс пораньше, чтобы не давать Нэшу лишний повод для неудовольствия.

Схватив ключи со стойки на кухне, он направился к выходу, но по дороге его перехватила Розалита.

— О, мистер Итан, какие плохие новости, — не совсем вразумительно пробормотала она на испанском.

— Что случилось? — спросил он.

— О, мистер Харрингтон, какой он плохой человек.

Она осенила себя крестом, словно отгоняя злых духов.

При одном упоминании имени отца Фейт Итан сразу насторожился. Выслушивать сетования испуганной домработницы было некогда, и он сразу перешел к делу.

— Розалита, ты меня удивляешь. Я думал, что я единственный плохой человек в твоих глазах.

Он не удержался от того, чтобы не подтрунить над ней.

— О нет, — покачала головой Розалита. — По сравнению с ним вы — просто ангел.

Похоже, все было совсем плохо, если она сделала ему комплимент.

— В чем дело? — Итан сразу стал серьезным. — Что случилось?

— Вчера почту принесли поздно. Я вынула ее только сегодня. Я все положила к вам на стол, кроме вот этого. Посмотрите!

Розалита протянула ему номер журнала «Ньюс джорнал», в котором печатались самые последние деловые новости со всего мира.

С обложки журнала надменно улыбался Мартин Харрингтон.

— «Анатомия аферы», — вслух прочитал Итан. — Сукин сын.

Только этого сейчас не хватало Фейт.

Розалита сочувственно закивала и опять перекрестилась.

Нет ничего удивительного в том, что мать Фейт, впав в истерику, так упорно звонила дочери. Надо было забирать Тесс, но теперь Итана больше всего тревожила Фейт. Розалита тоже переживала за нее. Пообещав домработнице, что он позаботится о Фейт, к которой Розалита относилась как к своей дочери, Итан помчался через город к Нэшу.

По дороге он несколько раз звонил Фейт, но она почему-то не брала трубку. Потеряв надежду дозвониться до нее, он оставил сообщение — просьбу позвонить ему как можно быстрее.

Нэш жил в новом квартале на окраине города. Припарковавшись, Итан заметил полицейскую машину Дэра.

Волнуясь, Итан позвонил в дверь, та тут же распахнулась. На пороге стояла Тесс, она явно обрадовалась ему.

— Слава Богу, ты приехал, а то я уже не знала, что делать!

Обрадованный ее приемом, но еще не представляя, каких неприятностей ждать от братьев, Итан ухмыльнулся:

— Привет, малышка! Скучала по мне?

Тесс закатила глаза, давая понять, насколько глуп его вопрос, но хорошо, что не чертыхалась, по своему обыкновению.

— Хочешь позавтракать? Кажется, еще есть бублики, — сказала она, за руку втаскивая его внутрь.

На кухне Нэш, Дэр и Тесс, по всей видимости, уже прикончили скудный завтрак, явно не рассчитанный на четвертого человека.

Итан глубоко вздохнул, скрывая под вздохом охватившее его волнение, и вошел на кухню.

— Доброе утро, — приветствовал всех Итан.

— Хочешь бублик? — предложила Тесс.

— Нет, спасибо, — сухо ответил Итан. — Ты готова?

— Да, только возьму свои вещи.

Тесс выбежала из комнаты.

— Похоже, ей понравилось здесь, — сказал Итан, надеясь, что Тесс не заставит себя ждать.

Ему не хотелось задерживаться.

— Да уж. — Дэр встал и, к удивлению Итана, протянул ему руку для рукопожатия. — Я слышал, что ты хочешь послать ее в частную школу?

Оказывается, младший брат способен к проявлению дружеских чувств. Хотя Итан услышал от Нэша ворчливое согласие, он не был уверен, что Дэр тоже с удовольствием воспримет эту новость.