И все-таки она была готова отдать все разложенные перед ней драгоценности за один-единственный час, проведенный в объятиях мужчины, который стоял рядом.

Чувствуя, что раздражение Себастьяна нарастает, Мадлен выбрала маленькое изящное украшение для волос в форме бабочки с некрупным алмазом.

Некоторое время Себастьян вглядывался в ее глаза, решая, что это – хитрый ход или безнадежная глупость.

– Почему ты выбрала самый маленький из камней?

Мадлен пожала плечами, не желая открывать правду.

– Он не привлечет внимания, когда я вернусь в Лондон. При виде более роскошного украшения у людей неизбежно возникнут вопросы, откуда оно у меня. Я не желаю выглядеть так, чтобы джентльмены считали, что содержать меня – непозволительная роскошь. К тому же не стоит оскорблять их жен, выставляя напоказ драгоценности, о которых они и не мечтают. Это неразумно.

Даже превратившись на глазах у Себастьяна в спаниеля, она не повергла бы его в такое изумление. Оно продолжалось всего долю секунды, затем Себастьян овладел собой.

– Ты воплощенный сюрприз, Миньон. Оставь эту вещицу у себя. Она принадлежала моей матери.

Мадлен рассмотрела изящное украшение, минуту подержала его на ладони и положила обратно в шкатулку.

– Благодарю вас, месье, но я не приму подарка.

Улыбка сползла с лица Себастьяна.

– Ты передумала? Решила выбрать камень покрупнее?

Мадлен сразу почувствовала, насколько он оскорблен.

– Вы сказали, что это украшение принадлежало вашей матери. Наверное, вы любили ее, несмотря на все заверения, что в сердце у вас пустота. Я не могу отнять у вас эту бесценную вещь – разве что вы когда-нибудь сами захотите подарить ее мне.

Она ухитрилась вновь изумить его, но Себастьян быстро оправился от растерянности и не принял намек.

– Тогда выбери что-нибудь другое.

– В следующий раз, – ответила Мадлен и отвернулась, прежде чем он заметил блеснувшее в ее глазах желание.

– Может, ты все-таки шпионка, Миньон? – вежливо спросил он.

Мадлен так и не узнала, рассказал ли Хорас хозяину о поездке в Хайс. Себастьян никогда не упоминал об этом случае, но каждый день задавал этот вопрос. Мадлен отвечала согласно своему настроению – капризно, глуповато, раздраженно. Первым делом ей пришлось изучить искусство вести беседы с мужчинами. Себастьян объяснил, что большинство мужчин ждет от женщины не проявлений ума, а всего лишь умения быть забавной.

Вновь услышав привычный вопрос, Мадлен с милой улыбкой вскинула голову.

– С какой стати мне шпионить за вами, месье?

Себастьян отвернулся к окну библиотеки, разглядывая крошечный треугольник паруса, покачивающийся вдалеке.

– Ты дочитала Ричардсона?

Неожиданная смена темы не обманула Мадлен. Двадцать томов «Истории Клариссы Харлоу» осточертели ей до тошноты.

– Да, месье. Я и не предполагала, что женщина способна сочинить такую печальную историю. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что этот повеса Роб Ловлас недооценил силу любви. Он не верил в нее, а Кларисса не могла смириться с этим.

– Чья же вина, по-твоему, значительнее? – Себастьян взял Мадлен за руку, и ей пришлось собраться с силами, чтобы не отдернуть ее. – Насколько я понимаю, ты не считаешь свою жизнь погубленной только потому, что лишилась невинности?

На миг Мадлен лишилась дара речи, ошеломленная желанием и страхом. В голосе Себастьяна звучал обманчивый холодок, но в глазах сверкала насмешка, и Мадлен поняла: говорить этому человеку правду о своих чувствах нельзя. Ни сейчас, ни впредь. К ее удивлению, Себастьян первым не выдержал и отвел взгляд.

– Ты умеешь танцевать, Миньон? – спросил он звучным бархатистым голосом, который нравился Мадлен больше всякой музыки.

Ей хотелось ответить отрицательно, но любое занятие было лучше надоевших уроков.

– Немного, месье.

Его лицо озарила обаятельная улыбка.

– Миньон, у тебя есть любопытная привычка недооценивать свои способности. Давай выясним, не изменила ли ты ей на сей раз.

Он подал Мадлен руку и повел ее из библиотеки в небольшую комнату, где она прежде не бывала. Комната располагалась в восточном крыле дома, в ней ощущалась приятная прохлада. Шторы были опущены, и потому здесь царил полумрак, но Мадлен разглядела пастельные бледно-голубые, розовые и кремовые тона мебели и обивки. Возле занавешенного окна стоял мольберт, в дальнем углу виднелось фортепиано.

Закрыв дверь, Себастьян отпустил руку Мадлен и направился прямиком к инструменту. Подняв крышку, он присел, положив руки на клавиатуру, и только затем взглянул на Мадлен.

– Итак, начнем. Покажи мне все па, которые знаешь. – И он негромко заиграл менуэт.

– Я и не подозревала, что на свете есть мужчины, умеющие играть на фортепиано, – кроме музыкантов, разумеется, – удивленно заметила Мадлен.

Себастьян рассмеялся:

– Значит, музыкантов ты не причисляешь к мужчинам?

– Нет, я имела в виду совсем другое. В монастыре искусство игры на музыкальных инструментах считалось привилегией дам.

– И ты преуспела в нем?

– Не так, как вы. Нет, поиграйте еще! – попросила она, едва Себастьян остановился на середине музыкальной фразы.

– Я буду играть, но с одним условием: ты должна танцевать. Согласна?

Успевшая изучить нрав собеседника, Мадлен ответила:

– Если вы продолжите игру, я, вероятно, не сумею устоять на месте.

Он одобрительно улыбнулся:

– Как будет угодно мадемуазель.

Мадлен наблюдала, как он грациозно склонился над клавиатурой, как его пальцы легко заскользили по клавишам слоновой кости и эбенового дерева, извлекая из них чудесные звуки. Он был молод, хорош собой, возмутительно обаятелен, умен, знатен, богат, талантлив… и избалован. Казалось, для него нет ничего недоступного. Неудивительно, что он не желал любви Мадлен. Еще одна женщина у его ног – предсказуемое и до отвращения надоевшее зрелище для Себастьяна.

Прослушав несколько тактов, Мадлен приподняла юбку и встала так, чтобы не видеть его лица. Ей ни в коем случае не хотелось становиться предсказуемой.

Себастьян следил за ней краем глаза. Мадлен двигалась легко, как перышко, подхваченное переменчивым ветром. Желание смешивалось в нем с фантазиями, пальцы порхали по клавишам с нежностью, с которой ему бы хотелось прикоснуться к Мадлен.

В течение трех недель Себастьян то и дело пускал в ход руки, дразня Мадлен и приучая ее сопротивляться влечению. Он объяснял себе: отчасти причиной его поведения является уверенность в том, что Мадлен – шпионка.

Последовав за Мадлен в Хайс, Хорас безнадежно испортил дело. Он не сумел прочесть имя и адрес на письме, отправленном ею в Лондон. Уверения Мадлен в том, что она просто возвращает долг, показались Себастьяну нелепыми. И все-таки у него не было причин не доверять ей. Тогда почему же его одолевали сомнения?

Может, потому, что он не мог взглянуть на Мадлен, не испытывая необходимости сдерживать в себе чувства? Три недели он ждал, когда Мадлен по своей воле ляжет к нему в постель. Три долгих недели ему пришлось спать в одиночестве. Ему следовало что-нибудь предпринять, чтобы защитить их обоих, например, отправиться поутру в Лондон. Поездка не займет много времени. Через два дня он вернется в поместье новым, пресыщенным человеком, способным сопротивляться чарам Мадлен.

Закончив пьесу, Себастьян еще некоторое время сидел неподвижно, глядя на свои руки. Он понимал, что должен уехать сию же минуту. Отправившись в путь немедленно, он прибудет в Лондон еще до наступления утра. Он поднял голову и посмотрел на Мадлен, юбки которой еще колыхались от недавнего танца.

– Подойди сюда.

Мадлен послушно подчинилась. Поднявшись, Себастьян взял ее за руку. Она расцвела в обезоруживающей улыбке:

– Я люблю танцевать.

Себастьян задумался, сознает ли она, с какой легкостью движется в ритме танца.

– А теперь перейдем к другому уроку. Дай мне руку. Мы будем учиться приветствиям, принятым в кругу дам и джентльменов. Правильно подать руку тоже надо уметь.

Себастьян повернул безвольную кисть Мадлен ладонью вниз, и опущенные кончики ее пальцев коснулись его ладони.

– Итак, согласно принятым в обществе правилам, тебе представили некоего джентльмена. Подать ему руку надо вот так. – В голосе Себастьяна зазвучали менторские нотки, которые Мадлен уже успела возненавидеть. – Пальцы должны быть опущены вниз, свисать, как бутоны глицинии со стебля. – Себастьян слегка приподнял руку Мадлен. – Вот так, видишь?

– Да, – пробормотала Мадлен и улыбнулась, несмотря на досаду.

– Отлично. Джентльмен учтиво подносит твою руку к губам и склоняется над ней. – Объяснения Себастьян подкрепил наглядным примером, но прежде, чем дотронуться губами до ладони Мадлен, он вдруг выпрямился. – Как видишь, тебя поприветствовали самым учтивым образом.

Мадлен нахмурилась:

– Но ведь это был не поцелуй.

– Правильно, не поцелуй. Это приветствие, всего лишь знак уважения. Он позволяет мужчине быть в равной мере галантным и с хилыми, и с тучными женщинами, и с красавицами, и с дурнушками. Вижу, ты уже смеешься. Это хорошо.

Мадлен действительно улыбалась, но улыбку вызвали лукавые искры в глазах Себастьяна, а не его объяснения.

– Пойдем дальше. Улови разницу.

Он вновь поднял руку Мадлен и склонился над ней, но на этот раз она на миг почувствовала прикосновение теплых губ.

Выпрямившись, Себастьян усмехнулся:

– Ты заметила разницу, Миньон?

– Разумеется – вы поцеловали мне руку.

– Да, я и вправду прикоснулся к тебе. Но это делается лишь в том случае, если дама в перчатках.

Мадлен недоуменно нахмурилась:

– Ничего не понимаю!

– Неужели? – Он придвинулся ближе, но держался настороженно. – Вся разница в прикосновении. Если дама позволила мужчине прикоснуться к обнаженной коже, он наверняка сделает вывод, что она благосклонно воспримет и другие вольности.

Мадлен рассмеялась и недоверчиво покачала головой:

– Вы шутите!

– Из какой коляски ты выпала, детка?

– Не смейте называть меня деткой! – раздраженно выпалила Мадлен. – Пусть я невежественна, но я далеко не дитя.

– Верно. – Себастьян перевел взгляд на вырез ее муслинового платья. – Ты не дитя. Прошу простить меня, мадемуазель. Итак, продолжим. Существуют знаки внимания, которые ты не должна ни при каких обстоятельствах принимать от мужчины в присутствии посторонних. Пока он не выразит тебе уважения в виде цветов, духов, драгоценностей, не позволяй никаких интимных жестов. А если этот мужчина тебе не нравится, твердо отказывай ему в подобных жестах, несмотря на все знаки внимания.

Себастьян смотрел на Мадлен в упор.

– Самой притягательной мужчины считают женщину, которая отвергает их, будь она куртизанкой или невестой. Чем чаще она отвечает им отказом, тем более настойчивым становится преследование. Избегай дешево продавать себя. Бери как можно больше, а отдавай как можно меньше. При посторонних никогда не позволяй новому знакомому вот это. – Он крепко и жадно прильнул губами к кончикам пальцев Мадлен. – Или вот это. – Его губы приоткрылись, и Мадлен почувствовала влажное прикосновение языка к пальцам. – И тем более вот это. – Себастьян зажал в зубах кончик ее среднего пальца и лизнул его.

Мадлен отдернула руку, и он не стал ее удерживать.

– Убедилась? Мужчине, обладающему известными навыками и дерзостью, очень просто воспользоваться любым, самым невинным предлогом, чтобы совершить возмутительный поступок, особенно если женщина неопытна.

– Неужели и вы забываете о правилах приличия? – спросила Мадлен, вытирая пальцы о складки юбки.

– Разумеется, притом стараюсь делать это как можно чаще – но только с теми, на кого легко произвести впечатление. – Уголки его губ насмешливо приподнялись. – Ты относишься к подобным женщинам, Миньон?

Она пожала плечами, подстраиваясь к его вызывающему тону.

– Вряд ли. Первое приветствие мне пришлось по душе, второе – еще больше, а вот последнее… совсем не понравилось.

– Ты почувствовала себя неловко?

У Мадлен приподнялись брови.

– Да, что-то екнуло внутри.

Себастьян вдруг понял, что польщен.

– А теперь перейдем к другому приветствию, особенно распространенному среди твоих соотечественников.

Мадлен растерялась, когда Себастьян вдруг обнял ее за плечи. Прежде чем она догадалась о его намерениях, он наклонился и прижался правой щекой к щеке Мадлен, затем к левой и, наконец, выпрямился.

– Voila! Оно тебе наверняка знакомо.

– Конечно, – солгала Мадлен. Она видела, как приветствовали друг друга аристократки в коридорах обители, но монахини ничего подобного не делали.

– Опасайся незнакомых людей, заявляющих, что они приходятся тебе родственниками. Мнимые кузены и дядюшки слишком много себе позволяют. – На этот раз Себастьян зажал лицо Мадлен в ладонях. Мадлен вздрогнула под пристальным взглядом его ярко-синих глаз. Большими пальцами он гладил ее подбородок, остальные раздвинул веером по щекам. – А теперь будь внимательна. – Взгляд Себастьяна стал бесстрастным. Он смотрел на нее так, словно собирался показать, как снести голову противнику одним свистящим взмахом сабли. – Никогда не позволяй знакомым целовать тебя вот так – это привилегия любовника.