Адриенна Бэссо - Опьяненный страстью

Аромат страсти наполнил воздух, искрящийся чувственностью. Пальцы Доротеи так сильно дрожали, что ей никак не удавалось развязать тесемки у ворота шелковой сорочки. В конце концов они поддались.

Опять тягостное молчание. Сердце Доротеи лихорадочно колотилось где-то в горле. Она видела его глаза, казалось, пожиравшие каждый дюйм ее обнаженного тела, и ей страшно хотелось отвернуться и скрыться. Никогда еще она не чувствовала себя такой физически и эмоционально незащищенной. Это была ужасная мука. И в то же время исступленный восторг.

Картер видел ее внутреннюю борьбу. Он ждал. Если она отвернется от него, он скорее всего совсем потеряет разум и разнесет все вокруг вдребезги. Но это должно быть ее решение. Он не станет заниматься с ней любовью, пока она не даст понять, что готова.

Ее тело было совершенным. Он смотрел на ее груди, такие полные и округлые, и вспоминал, как они наполняли его ладони. Плоть его болезненно ныла от желания, но он упорно ждал.

Шаг. Всего лишь один маленький шаг. Это все, что ему было нужно. Чтобы Доротея сделала шаг к нему. Картер улыбнулся по-волчьи и протянул ей руку. Ее щеки вспыхнули румянцем, и он понял, что она смотрит на его восставшую плоть. Под ее любопытным взглядом его ствол мгновенно увеличился в размерах. Глаза Доротеи широко раскрылись.

– Ты еще прекраснее, чем мне помнилось, – хрипло произнес Картер.

– Вы думали обо мне?

Смех, вырвавшийся у него, больше походил на стон.

– Все эти дни твой образ неотступно преследовал меня в снах и наяву, моя маленькая очаровательная женушка.

Она лишь слегка подалась вперед, лишь чуть-чуть склонилась в его сторону, но и этого было достаточно. Она дала понять, что готова. Картер заключил ее в объятия. Уткнувшись носом в шею, он нежно поцеловал ее, лизнул мочку уха. Она откинула голову назад, предлагая себя. И этот простой знак того, что она сдается, развязал ему руки.

Теплый запах ее тела окутал его, когда губы двинулись ниже. Он поиграл языком с ее набухшими сосками, по очереди втянул затвердевшие бутоны в рот и пососал. Доротея застонала и зарылась пальцами в его волосы, притягивая ближе.

Картер подхватил ее на руки и отнес на кровать. Доротея ощутила спиной прохладную гладкость шелка – резкий контраст с горячим мужским телом, накрывшим ее сверху.

Он пристально смотрел ей в глаза, ласково поглаживая руками ее тело. Ладонь его, пробежавшись по плоскому животу, проникла между ее бедер. Пальцы ласкали и дразнили ее, пока она не приподнялась, подавшись к нему и моля о большем. В ответ на молчаливую просьбу Картер прижал ладонь к средоточию ее женственности. Доротея застонала и вскинула бедра навстречу его руке, громко и учащенно дыша.

Ладони ее исступленно блуждали по мощным мускулам спины. Кожа его была гладкой и такой горячей, что почти обжигала. Ее тело старалось прижаться к нему теснее. Он страстно поцеловал ее в губы, жадно, собственнически. Между тем пальцы его скользнули вглубь меж набухшими складками ее нежной плоти.

– Картер… – простонала Доротея, откидываясь на подушки.

Он принялся осыпать поцелуями ее шею, грудь, живот. Наконец губы добрались до медовых завитков, скрывавших ее женскую тайну.

Доротея резко поднялась в постели.

– Что вы делаете? – задыхаясь, спросила она.

– Целую тебя.

Картер, ласково взяв за плечи, медленно уложил ее. Она неохотно подчинилась, но когда он снова опустил голову, тело ее в испуге напряглось.

Это было уже слишком! Слишком безнравственно, слишком интимно, слишком неловко. Вначале Доротея ощутила его дыхание, затем движение пальцев, проникающих сквозь ее золотистые завитки, раздвигающих нежные розовые лепестки там, внизу.

При первом касании его языка она прикусила губу, чтобы сдержать крик. Но он осторожно пососал изнывающий, чувствительный бутон набухшей плоти, где таились наиболее острые ощущения. Все мысли о неловкости и смущении у нее мгновенно исчезли.

Доротея напряглась всем телом и задрожала, вскинув навстречу ему бедра, чувствуя, как внутри у нее нарастает возбуждение. Но тут неожиданно все прервалось.

– Нет, не останавливайся! – воскликнула она, тяжело и прерывисто дыша. – Уже так близко…

– Будет лучше, если ты достигнешь разрядки, ощущая меня внутри, – сказал Картер, располагаясь над ней.

Доротея задрожала в тревожном предвкушении, и он прижался к ней бедрами. Когда его ствол коснулся внутренней поверхности ее бедра, ее возбуждение достигло предела. Она застонала и раздвинула ноги, побуждая его овладеть ею.

Доротея ощутила, как крупная круглая головка его органа проникла в нее, двигаясь в медленном, щадящем ритме. На этот раз никакой боли не было, только чувство наполненности, чувство завершенности. Доротея открыла глаза и была ошеломлена видом мужа. Его грудь блестела от пота, мощные мускулы плеч и рук бугрились от напряжения, глаза горели всепоглощающей страстью. Это было самое потрясающее зрелище, которое ей доводилось видеть в жизни.

– Глубже, – простонала она, обвивая его ногами. – Быстрее.

Он глухо застонал и ринулся вперед, затем подался назад и вновь вонзился в нее до самого предела. Она вскинула навстречу ему бедра, и это окончательно лишило его выдержки. Он яростно продолжил, двигаясь все быстрее и жестче.

Она чувствовала, что разрядка все ближе. Он вторгся в нее еще раз, глубоко и жестко, и тело ее забилось в экстазе, подхваченное волной наслаждения. Внутренние мускулы сжали его ствол, продолжавший возносить ее все выше в стремлении к собственному освобождению. Наконец он содрогнулся, извергаясь, и она ощутила горячую струю его семени, устремившуюся в ее жаждущее лоно.

Голова Картера бессильно упала на подушку рядом. Он был массивным, тяжелым, но его вес не был ей в тягость. Она слышала его громкое дыхание, такое же надсадное и учащенное, как ее собственное. Затем ощутила, как матрас на кровати прогнулся, и поняла, что он соскользнул с нее и лег рядом, оставаясь достаточно близко, так что она по-прежнему чувствовала силу и жар его тела.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил он. – Тебе было больно?

Доротея закрыла глаза, не зная, что сказать. Больно? Ничуть. Она словно плыла, захваченная ураганом эмоций, которые не могла ни определить, ни понять. Пошарив рукой, отыскала его ладонь. Крепко сжав ее, сплела свои пальцы с его с желанием никогда их не отпускать.

«Я люблю тебя». Эти слова вырвались из самой глубины ее души и замерли на губах. Их неопровержимая истинность обрушилась на нее с сокрушительной силой. Она любила его. Твердая уверенность в этом окутала ее сердце. Вот почему их физическая близость сегодня была такой потрясающей. Конечно, тут сыграло роль и безупречное мастерство Картера, и ее непреклонная решимость сделать интимную сторону их супружеской жизни приятной, но в основном это была заслуга ее сердца. В этом и заключалось различие между их сегодняшней и первой брачной ночью.

Доротею неудержимо влекло к мужу. Она ему полностью доверяла. Но самое главное – она любила его. Именно любовь позволила ей не сдерживать чувства и отдать ему всю себя без остатка с неистовой безудержностью.

– Мне не было больно, – наконец ответила она.

– Хорошо. Очень хорошо. – Картер отвел прядь волос с ее лица и некоторое время с нежностью вглядывался в глаза.

– Это всегда так бывает? – шепотом спросила Доротея. – Я имею в виду, когда не с девственницей?

– Нет, почти никогда, правда. – Картер, опершись локтем о матрас, подпер голову ладонью. – Нас неудержимо влечет друг к другу. Но сегодня страсть неожиданно вспыхнула с особым жаром. – Он покачал головой. – Это было несравнимо ни с чем когда-либо испытанным мною в жизни.

Грудь Доротеи теснило от распиравших ее чувств. «Несравнимо ни с чем когда-либо испытанным мною». Ей приятно было услышать эти слова. Необычайно приятно, в самом деле.

Признание в любви вертелось на языке, но она плотно сжала губы – еще не была готова говорить об этом. Обуревавшие ее эмоции оказались слишком новы, слишком захватывающи, слишком глубоки, чтобы говорить о них вслух. Это был деликатный, очень важный для нее вопрос, чтобы открыться сейчас. Практичная сторона ее натуры, большую часть времени не дававшая о себе знать, сейчас громко предостерегала ее, советуя соблюдать осторожность. Было еще рано, еще преждевременно подвергать любовь, это хрупкое чувство, испытанию.

И страшась сделать что-нибудь не так, Доротея прислушалась к своему внутреннему голосу.

На следующей неделе их взаимоотношения полностью изменились. Казалось, будто прорвало плотину, сдерживавшую их чувственность и сексуальную свободу, и они просто были не в состоянии находиться далеко друг от друга. Хватало одного взгляда Картера, одного его томного чувственного взгляда, – и Доротею пожирал огонь страсти. Она буквально таяла под его ласковыми ладонями. Прикосновение его губ мгновенно пробуждало страстное желание. Горячее желание физического соединения. Но еще отчаяннее ей хотелось любви. Любви Картера.

Случались моменты, когда Доротея думала, что готова открыть ему свои чувства. Объявить о своей любви и преданности. Прокричать о ней во весь голос, когда они вместе объезжали поместье, или прошептать на ухо, когда сидели на камнях возле озера, закинув удочки в воду.

Странно, но всякий раз, когда казалось, что наступил подходящий момент, когда нужные слова так и вертелись у нее на языке – а это бывало довольно часто, – что-то мешало им вырваться на свободу, что-то таившееся в глубине его глаз. Какая-то неуверенность, почти страх. Как будто он знал, что она хочет сказать, и отчаянно стремился удержать ее от признания. Почему? Потому что не мог ответить тем же?

Доротея не знала причины, и потому скрывала свою любовь. Таила в глубине души. Хотя это чувство и дарило ей радость, оно же делало ее уязвимой, пугало. Она понимала: если Картер отвергнет ее любовь, сердце ее будет разбито навеки.

Какой же она была глупой, наивной девчонкой, когда полагала, что брак без любви вполне приемлем, даже предпочтителен. Теперь-то она знала, как важна в браке любовь.

Она не в силах была думать ни о чем другом. Ей казалось само собой разумеющимся, что, если она полюбила Картера, значит, и он может полюбить ее. В минуты слабости она подумывала о том, чтобы каким-то образом форсировать события. Но голос разума удерживал ее от опрометчивого шага.

Истинная любовь, любовь на всю жизнь, требовала абсолютной честности. И правда состояла в том, что Доротее хотелось, чтобы ее любили такой, какая она есть. А не такой, какой кто-то хотел бы ее видеть.

– Завтра мы возвращаемся в Лондон, – объявил Картер за завтраком.

Доротея немного помолчала, разглядывая недоеденный тост у себя на тарелке. Почему они должны уезжать? Между ними все так прекрасно наладилось. Разве нет? Неужели она начинает ему надоедать? Неужели он устал от ее общества?

– Я поручу Саре упаковать мои вещи.

– Прекрасно. Мне бы хотелось выехать пораньше. – Картер смущенно откашлялся. – Думаю, лучше оставить Ланселота в поместье. Щенок его породы нуждается в обширном пространстве для нормальной жизни.

Доротея неспешно отпила глоток горячего шоколада.

– В Лондоне много парков. Я уверена, что сумею найти для него подходящую лужайку и он сможет вдоволь резвиться.

– И непременно угодит под копыта лошади или под колеса экипажа. Право, Доротея, это для его же безопасности. Мы ведь вернемся в Рейвнзвуд через несколько недель, когда сезон официально завершится.

Доротея почувствовала, как от эмоций возник комок в горле, но сумела взять себя в руки. Ее огорчило предстоящее расставание с Ланселотом, но она утешила себя тем, что это ненадолго.

– Если ты считаешь, что так будет лучше, пусть Ланселот останется здесь.

Она почувствовала, как Картер вздохнул с облегчением. «В браке необходимо идти на уступки», – строго сказала она себе.

Расстаться с дорогим ей Ланселотом было трудно, но Доротею гораздо больше расстраивала необходимость отъезда в Лондон. Она беспокоилась, что, как только они покинут это идиллическое место и возвратятся к светским развлечениям, лучшее в их взаимоотношениях уйдет в прошлое.

Будет ли достаточно одной лишь страсти, чтобы сделать их брак прочным? Сумеет ли она хранить в душе свою любовь, довольствуясь тем, чем Картер решит с ней поделиться, как она хвастливо заявляла, до того как они поженились?

В душе Доротея опасалась, что не сумеет, потому что теперь, когда так хорошо узнала мужа, она не хочет довольствоваться такой малостью. Она хотела получить Картера целиком.

Супруги прибыли в Лондон к концу дня. Поскольку холостяцкая квартира Картера едва ли подходила для жизни с молодой женой, а в городе трудно было в разгар сезона снять приличный дом в престижном районе, они направились в роскошный особняк герцога. Это было совсем не то, что предпочла бы Доротея. Но ее мнения Картер не спросил, а ей показалось неуместным выражать неудовольствие.