Пальцы ее утешающе пробежали вверх по его руке и легли на плечо.

– Как герцог собирается уладить этот… хм, деликатный вопрос?

– Он хочет откупиться от Роллингсона. Или, вернее, чтобы я заплатил майору.

– Думаешь, это сработает?

– Поставь себя на место майора. Если бы ты была уверена, что герцог твой настоящий отец, то взяла бы у него деньги?

Доротея задумчиво прикусила губу.

– Что ты собираешься делать?

– Поговорю с Роллингсоном, как требует отец.

– Я пойду с тобой.

– Нет! – Он схватил ее за руки. – Я должен сделать это сам.

– Я боюсь, Картер. – Она отвела от него взгляд. – Меня беспокоит, что дело может дойти до рукоприкладства, если вы останетесь вдвоем. Мое присутствие поможет удержать разговор в рамках приличия.

– Нет.

– Картер, пожалуйста.

Картер крепко сжал ее ладони. Ему очень не понравился ее тон.

– Обещаю, что не сделаю ничего, что могло бы вызвать гнев Роллингсона. И как бы меня ни провоцировали, я буду все время держать себя в руках.

Он видел, что не полностью убедил ее, поэтому сохранял на лице выражение непреклонности. Наконец Доротея тяжело вздохнула и согласно кивнула.

– Как угодно, милорд. – Затем, помедлив и глядя на их сомкнутые ладони, добавила: – Хотя майор только половина проблемы, и тебе это хорошо известно.


Два часа спустя Картер стучал в дверь квартиры майора в отдаленном районе Лондона. Ему не составило большого труда отыскать обиталище Роллингсона.

– Кто это к нам? – Незнакомое мужское лицо с опаской выглянуло из-за полуоткрытой двери.

Картер спокойно разглядывал мужчину, открытый взгляд и военная выправка которого, без сомнения, указывали на принадлежность к армии. Товарищ или слуга? Честно говоря, это было не так уж важно. Картер подал свою визитную карточку.

– Маркиз Атвуд с визитом к майору Роллингсону. Он дома?

Услышав вопрос Картера, мужчина еще больше насупился, расправил и без того прямые плечи, уголки его губ опустились, брови хмуро сошлись на переносице.

– Майора дома нет.

– Скоро ли он вернется? У меня к нему дело сугубо личного свойства, не терпящее отлагательства.

– Ах, значит, теперь, после стольких лет, оно стало неотложным, милорд? – Слуга или друг майора смерил Картера холодным оценивающим взглядом.

Картер смотрел на него так же. Вопрос повис в воздухе.

Мужчина прищурился.

– Я передам майору, что вы были здесь, – угрюмо сказал он.

Картер коротко кивнул и развернулся, чтобы уйти. Ему пришлось наклонить голову, чтобы выйти из здания через низкий дверной проем. В голове царила полная сумятица. Минуту он просто стоял на улице, пытаясь решить, что же ему делать дальше. Может быть, герцог прав и Роллингсону нужны деньги?

– Гуляешь по трущобам, Атвуд?

Услышав знакомый голос, Картер обрадовался.

– Бентон, что привело тебя в эти трущобы?

Виконт усмехнулся:

– Согласен, здесь особенно не на что смотреть, но в нескольких кварталах отсюда есть превосходная табачная лавка, где я часто бываю.

– А нет ли поблизости приличной таверны?

– Могу назвать одну и даже две.

– Ну что ж, веди меня, мой друг. Я совершенно уверен, что сейчас мне крайне необходима хорошая выпивка.

Глава 18

– Скажи, Бентон, что бы ты сделал, если бы узнал, что у тебя есть ребенок? – спросил Картер.

Виконт быстро огляделся вокруг.

– Кровь Христова! Говори, что ты слышал?

Лицо Бентона стало белым как снег. Картер не сразу догадался, что его друг подумал, будто речь идет о его ребенке. Проклятье, неудивительно, что Бентон так побледнел.

– Успокойся, друг мой. Это чисто теоретический вопрос.

Виконт с облегчением выдохнул и медленно разжал кулаки.

– Черт тебя возьми, Атвуд. Подобные вопросы могут довести до разрыва сердца.

– Извини. Учитывая, какую жизнь мы с тобой оба вели, полагаю, что это вполне реальная возможность.

– Ты чертовски прав. – Бентон поднял бокал слегка дрожащей рукой и сделал продолжительный глоток. – Конечно, стараешься быть начеку и принимать меры предосторожности. Но никакой гарантии нет. И все же, насколько мне известно, я ни разу не наградил ни одну женщину ребенком. А ты?

– Что? Нет! – Картер почувствовал, что у него самого начали дрожать руки, и пожалел, что вообще затеял этот разговор. Вероятно, он этого не сделал бы, если бы был совершенно трезв.

– Но это и не Даусон, – задумчиво продолжал Бентон. – Этот парень такой праведник, что вполне может стать викарием. Нет, даже католическим священником. Ведь это они дают обет безбрачия?

Виконт подал знак принести еще бутылку бренди. Полногрудая служанка, доставившая ее к столу, задержалась возле них гораздо дольше, чем это было необходимо. Потряхивая длинными рыжими волосами, она щеголяла своей пышной грудью практически перед самым носом Бентона, но обычно склонный к флирту виконт едва удостоил ее взглядом.

– Это Роллингсон, – объявил Картер, как только они снова остались одни.

– А, наш вояка. У них очень тяжелая жизнь. Вполне естественно, что они стараются использовать любую возможность. Меня бы не удивило, если бы я узнал, что он оставил целый выводок маленьких солдатиков по всему Пиренейскому полуострову.

Картер потряс головой, стараясь прочистить затуманенные мозги. Нет, это опять не то.

– Роллингсон не отец, – заявил он. – Роллингсон – незаконнорожденный.

– Я это слышал. – Бентон дружелюбно улыбнулся. – И тем не менее этим человеком невозможно не восхищаться. Он сам пробил себе дорогу в жизни, несмотря на свое происхождение. Военная служба открывает широкие возможности для карьеры, но война слишком грязное дело. Грохот пушек, пепел и дым, трупы, усеявшие поля сражений… Я не уверен, что смог бы так же отважно повести себя в битве.

Мысли в беспорядке метались в голове Картера. Какого черта там болтает Бентон – война, отвага, поля сражений? Все это не имеет никакого отношения к теме их разговора.

– Нет, послушай меня. Роллингсон – незаконнорожденный, который заявляет, что герцог Гейнсборо – его отец.

– Герцог? Твой отец?

Картер взглянул на Бентона затуманенными глазами. Даже полупьяному, Бентону обычно удавалось сохранять ясность ума. Они оба это умели. И очень гордились тем, что способны крепко держаться на ногах независимо от того, сколько выпили. Ну, исключая тот случай, когда оба на пару споткнулись и упали на кучу свежего лошадиного навоза на дороге. Но это произошло много лет назад, когда они еще учились в Оксфорде.

Картер отхлебнул бренди и попытался вспомнить, что хотел сказать. Дьявольщина, должно быть, он пьян гораздо сильнее, чем себе представлял.

– Роллингсон заявляет, что мой отец и есть его отец, – наконец произнес он.

– Чей отец герцог?

– Роллингсона.

Бентон пристально посмотрел на него поверх своего бокала.

– Ты, верно, шутишь?

Картер с унылым видом резко подался вперед.

– Он это отрицает.

– Роллингсон?

– Нет, герцог. – «В самом деле, неужели это так трудно понять?»

Бентон широко раскрыл глаза от удивления.

– Честно говоря, не думал, что старик на это способен.

– Я тоже. И тем не менее… – Картер осекся и с тоской уставился в свой уже опустевший бокал.

– Ну ладно, если бы я узнал, что у меня родился внебрачный ребенок, в особенности сын, я бы сделал все, что в моих силах, чтобы помочь бедняге. – Бентон налил себе еще бренди, проливая больше на стол, чем в бокал. – И думаю, что герцог сделал бы то же самое, законный это ребенок или нет.

Картер согласно кивнул. Хотя мысль о том, что отец изменял матери, была слишком горька, он был согласен с другом, что герцог никогда не стал бы уклоняться от ответственности. Если бы Роллингсон был его сыном, герцог непременно позаботился бы о нем.

– Роллингсон утверждает, что у него есть доказательство отцовства герцога, – сказал Картер. Он потянулся за своим бренди и увидел перед собой не один, а два расплывающихся бокала. Боже, да он чертовски пьян!

Бентон вздернул бровь и посмотрел на друга из-под полуопущенных ресниц.

– Какой же это документ мог бы доказать подобное?

– Представления не имею. – Картер нахмурился и оставил попытки поднять свой бокал. Один из бокалов. – Думаешь, Роллингсон блефует?

– Должно быть, – ответил Бентон авторитетным тоном, хотя и не вполне внятно. – Ты должен встретиться с майором лицом к лицу.

– Я пытался. Вот где я был, когда столкнулся с тобой. На квартире Роллингсона. – Картер закрыл глаза. – Но его не оказалось дома.

– Вернемся туда сейчас. Я пойду с тобой.

Картер почувствовал, как в душе поднимается теплая волна благодарности. Черт побери, Бентон такой замечательный друг. Чертовски жаль, что на самом деле они не братья.

– Я слишком пьян. И ты тоже.

Бентон резко качнулся вперед, затем поднял руку, подзывая трактирную служанку.

– Кофе, дорогуша. И как можно крепче.

Некоторое время спустя друзья уже достаточно протрезвели. Тем не менее Картер благоразумно решил встречу с Роллингсоном отложить. По настоянию виконта он с грехом пополам взобрался в карету Бентона. Заспанный лакей отворил Картеру парадную дверь, не выказав ни малейшей реакции по поводу его возвращения домой в столь ранний час утра. С извиняющейся улыбкой Картер отдал молодому парню шляпу и пальто и отослал его.

У себя в спальне Картер обнаружил своего камердинера, прикорнувшего в кресле. Отказавшись от его услуг, Картер отправил бурно протестовавшего Дансфорда в постель. Оставшись один, Картер разделся до рубашки и бриджей. Подойдя к умывальнику, налил в фарфоровый таз холодной воды и погрузил в него голову. Это возымело желаемый эффект, значительно взбодрив его. И к тому времени, когда насухо вытерся полотенцем, он уже чувствовал себя относительно трезвым.

Как был босиком, он пересек комнату, прошел через смежную гостиную и вошел в спальню Доротеи. По ее ровному спокойному дыханию он понял, что жена спит. Не в силах противостоять желанию увидеть ее, он приблизился к кровати.

Некоторое время Картер просто смотрел на жену. Слабый свет единственной свечи придавал теплый янтарный оттенок ее кремовой коже. Прядь золотистых волос выбилась из косы и свободно разметалась по подушке.

Соблазненный этим зрелищем, он протянул руку и собрал в горсть шелковистые волосы. Поднеся их к лицу, потерся щекой об их восхитительную мягкость. Знакомый запах, присущий одной лишь Доротее, наполнил его ноздри, проникая в душу.

Внезапно сердце сжалось. Он не мог выразить словами чувства, которые сейчас испытывал, не мог объяснить себе, что она для него значила. Она была его женой, но в то же время и кем-то гораздо большим. Она была его товарищем, соратницей, верной помощницей.

Картер полностью полагался на жену, доверял ей, восхищался ею, как никем другим. Он попытался вспомнить, когда впервые осознание этого зародилось в его мозгу. И решил, что это случилось не в какой-то определенный момент, а постепенно, складывалось из множества мелких случайностей, закрепивших ее место в его сердце.

После их недолгого пребывания в Рейвнзвуде он вернулся в Лондон с твердым намерением продолжать прежнюю вольготную жизнь, будто ничего в его жизни не изменилось, будто жена не привнесла в его существование никаких перемен. Он сознательно не допускал ее в свою жизнь, потому что считал сохранение дистанции необходимым условием успешного брака. В особенности когда ее чувства к нему оказались такими глубокими.

Он не хотел злоупотреблять ее отношением к нему. Видя, насколько она чувствительна и уязвима, Картер ощущал себя ужасным тираном, диктатором, поэтому и предпочел держаться в стороне от жены.

Но правда состояла в том, что, если рядом не было Доротеи, дни казались ему пустыми и унылыми. Все теряло смысл без его милой жены, без ее сверкающей улыбки, чувственных движений, добродушного подтрунивания. Когда он был с Доротеей, обыденное виделось ему особенным, привычное – необычайно значительным и важным. Он, зрелый мужчина, который всегда высмеивал всякую сентиментальность, неожиданно обнаружил, что испытывает сильнейшее желание быть с Доротеей не только в постели.

Неужели это любовь? Картер тяжело вздохнул.

Ресницы Доротеи дрогнули – она открыла глаза. Несколько секунд просто смотрела на него, а потом радостно улыбнулась.

– Я получила твою записку с сообщением, что вечером тебя не будет дома. Пыталась дождаться, но глаза сами закрылись. Сейчас очень поздно?

Картер отрицательно покачал головой. Склонившись ближе, он коснулся ее губ легким трепетным поцелуем. Слегка отстранившись, он довольно долго молча смотрел на жену. Сердце бешено колотилось, голова разрывалась от наплыва мыслей. Картер осознал наконец великую истину.

– Я люблю тебя.

Он сказал об этом прямо, спокойно, без долгих объяснений и пышной риторики. Просто, искренне, от всего сердца.