Доротея в замешательстве нахмурила лоб, и Картера охватила паника. Он испугался, что, решившись заговорить о своих чувствах, сделал все неправильно. Может ей требовалось более страстное, более романтическое объяснение? Может, он должен был принести цветы, драгоценности?

За неимением каких-либо подарков и отсутствием возможности их раздобыть в данный момент, Картер повторил:

– Я люблю тебя, Доротея. Всем сердцем, всем моим сердцем.

Теперь глаза ее широко раскрылись, полные изумления и восторга. Картер не был уверен, видел ли когда-нибудь в них столько надежды, столько радости.

– Боже мой! – Доротея подняла к нему лицо, их губы соприкоснулись.

Поцелуй был медленным, сначала мягким, затем все более настойчивым. Она так прекрасно умещалась в его объятиях и полностью заполняла его сердце.

Они занимались любовью неспешно, благоговейно. Каждое прикосновение, каждый поцелуй были исполнены глубокого чувства, огромного значения. Это была страсть, обжигающая и захватывающая. Но страсть сочеталась с беспредельной нежностью. С нежностью, исходящей из двух сердец.

Когда подошло время их телам соединиться, Картер перекатился на спину, увлекая Доротею за собой. Теперь она оказалась сверху. Он хотел передать ей власть над ситуацией. Хотел, чтобы знала, что он полностью отдает ей себя.

Вершинки ее восхитительных грудей касались его мускулистой груди. От их возбуждающих прикосновений его восставший ствол затвердел еще больше. Желание овладеть ею сжигало Картера. В ее знойном взгляде появился озорной блеск, когда она опустилась, полностью вбирая в себя его окаменевшее естество. Обвив руками талию, Картер руководил ее движениями, побуждая двигаться быстрее и резче.

Опираясь коленями о матрас и следуя его безмолвным указаниям, Доротея неуклонно влекла их обоих вперед по бурным волнам безудержной страсти. Картер пытался отсрочить разрядку, продлить эти сладостные мгновения, чтобы навсегда запечатлеть их в своем сердце, но Доротея оказалась настоящей искусительницей, энергично двигая бедрами, стремительно увлекая их обоих к заключительному взрыву.

Весь мир отступил за границы сознания, сужая пределы его самоконтроля. И тут она наклонилась вперед и прошептала ему на ухо:

– Я люблю тебя, Картер.

Мгновенно его настигла разрядка. Ладони опустились на ее бедра, и он, удерживая ее на месте, содрогаясь, еще глубже вошел в нее, изливая семя. Доротея закричала, и Картер понял, что она тоже достигла экстаза. Он не пытался сдержать крик наслаждения, и Доротея вторила ему пронзительными возгласами.

После того как она без сил упала на него со слабой сонной улыбкой на губах, он перекатился на бок, повернулся и положил голову на подушку рядом с ее головой.

– Я никогда не смела даже вообразить, что между нами может быть такое, – прошептала Доротея. Внезапно смутившись, она прикусила нижнюю губу. – Какой же дурочкой я была, когда думала, что в браке достаточно одной только страсти.

– Знаешь, вначале меня заинтриговала именно твоя страстность, – с усмешкой признался Картер. – И тот совершенно потрясающий первый поцелуй.

– Картер!

Он обхватил ладонями ее лицо и заглянул в глаза.

– Но ты, помнишь, сказала, что при благоприятных обстоятельствах любовь приходит после свадьбы. Как же нам повезло, дорогая, что мы с тобой оказались именно в таких благоприятных обстоятельствах.

Глаза ее затуманились.

– Нам удалось отыскать путь к сердцу друг друга.

– Это чудо, не так ли?

– Да, учитывая все обстоятельства.

Руки Доротеи сомкнулись вокруг его шеи, и Картер подвинулся так, чтобы ее голова легла ему на плечо. Погружаясь в сон, он чувствовал себя до неприличия удовлетворенным. Однако душа его не была полностью спокойна. Он знал, что проблему с майором Грегори Роллингсоном придется решать ему, что проблема эта неотступная и трудноразрешимая.


Что-то с отцом не в порядке, решил Картер, только взглянув на него. Герцог вошел в малую столовую сразу же после того, как Картер и Доротея спустились к позднему завтраку, и уселся за стол вместе с ними. Хотя они жили под одной крышей, это был первый раз, когда они вместе встречались в столовой.

Не считая единственного вопроса, разрешилось ли грязное дело с Роллингсоном, герцог не принимал участия в разговоре, несмотря на старания Доротеи вовлечь его в общую беседу. Он сидел, молча уставившись в пространство, время от времени рассеянно помешивая чай в своей чашке серебряной ложкой. Герцог попросил себе чаю, но пить не стал, потому что терпеть его не мог.

Явную обеспокоенность отца можно было, конечно, отнести на счет его волнения из-за неразберихи с Роллингсоном. Но Картер чувствовал, что за этим кроется что-то еще. И это сильно его беспокоило.

Картер знал, что выглядит не лучшим образом – глаза слегка налиты кровью. Отчасти из-за того, что слишком много пил прошлой ночью и почти не спал, занимаясь любовью со своей дорогой женой. Воспоминание об этом невольно вызывало у него искреннюю нежную улыбку. Но главной причиной тревоги было состояние отца. С ним что-то неладно.

Поймав взгляд единственного в комнате лакея, стоявшего у серванта, Картер дал знак, что отпускает его. Слуга поклонился и вышел. Избавившись от любопытных ушей, Картер повернулся к отцу.

– Вы хотели мне что-то сказать, сэр?

При звуке его голоса герцог поднял голову. Выражение его лица менялось – от полного отрицания к чему-то совершенно противоположному – по мере того как он изучал лицо сына.

– По правде говоря, Картер, мне есть что сказать.

Скрипнуло отодвигаемое от стола кресло. Мужчины повернулись к Доротее.

– Думаю, мне нужно посоветоваться с кухаркой по поводу меню на вечер, – сказала она, поспешно поднимаясь. Но Картер удержал ее, схватив за руку.

– Нет. Я хочу, чтобы ты осталась. Ты моя жена. И ты имеешь полное право услышать, что собирается сказать мне отец.

На мгновение в глазах герцога вспыхнуло возмущение, но тут же погасло, сменившись тихим согласием.

– Картер прав. Останьтесь, пожалуйста, Доротея. – Она опустилась на место, и герцог продолжил: – Я раздумывал над этим всю ночь, пытаясь понять, чего Роллингсон хочет добиться своим нелепым поведением. По общим отзывам, он заслуженный, всеми уважаемый боевой офицер. Человек, которым многие восхищаются.

– Ролли поступает так, ваша светлость, потому что твердо уверен, что вы его отец, – тихо сказала Доротея.

Пальцы герцога впились в край обеденного стола.

– А что думаете вы?

– Что кто-то из вас заблуждается, не зная правды.

– Я? – Герцог сердито посмотрел на нее.

Картер подался вперед в стремлении защитить жену.

– Доротея ни в чем не обвиняет вас, сэр. – Он нервно откашлялся. – Но этот вопрос необходимо прояснить. Есть ли хоть какая-то вероятность, что это могло произойти?

Несколько долгих секунд герцог молчал, пристально глядя на Картера. По его отсутствующему выражению нельзя было определить, о чем он думает.

– Действительно, я был знаком с Эмили Роллингсон, – заявил герцог обычным для него резким тоном. – Между нами сложились особые, очень сложные отношения. Все началось с дружбы. Маловероятно, вы скажете? Что ж, не могу с вами не согласиться. Но мы оба были одиноки и несчастны, а страдания и любовь, как известно, идут рука об руку.

Она была прелестной женщиной. Совсем девочка, по правде говоря. Добрая, чуткая, сострадающая. – Резкость исчезла из его голоса, сменившись тоской. – Тогда был очень тяжелый период в моей жизни. Мы с твоей матерью постоянно ссорились по поводу и без повода. Поместье было заложено. Несколько лет подряд случался неурожай. К тому же возникли проблемы с капиталами моего отца. Бывали дни, когда я чувствовал, будто тону под грузом свалившейся на меня ответственности. Эмили всегда внимательно выслушивала мои сетования на все эти невзгоды – без осуждения, без замечаний. Всегда поддерживала и ободряла меня в моих попытках улучшить ситуацию. Она была прекрасным слушателем, никогда не пыталась судить меня.

– Вы ее любили? – спросила Доротея.

Лицо герцога посерьезнело.

– Пожалуй. В некотором смысле. Как надежного друга и наперсницу. Наши отношения никогда не были романтическими. Я любил свою жену, хотя в то время мы едва ли могли оставаться наедине без того, чтобы не поссориться по какому-нибудь смехотворному поводу. Я поклялся хранить верность супруге. Это традиция всех герцогов Гейнсборо.

– Но вы все же ее нарушили, – хрипло произнес Картер.

Герцог перевел взгляд с сына на Доротею, потом снова посмотрел на Картера.

– Один раз, – сказал он голосом, напряженным от волнения. – Это случилось только один раз. Все началось с объятия, желания утешить, но каким-то образом… – Голос герцога прервался от смущения, словно он все еще не мог понять, как это случилось. – Эмили переживала происшедшее почти так же сильно, как и я. Она оставила свое место у Олдертонов, чем ужасно их расстроила, и покинула графство к концу недели.

Я ничего не слышал о ней почти год, а потом получил письмо. Она сообщила мне, что родила ребенка, нашего ребенка. Ее родственники приняли ее к себе и относятся к ней хорошо. Она просила высылать ей через поверенного небольшое пособие, чтобы она могла обеспечить ребенку финансовую независимость. Я сразу же отдал распоряжение открыть в банке счет на ее имя и перевести туда значительно бо́льшие средства, чем она просила.

Я хотел бы сделать для нее больше, гораздо больше, но она не позволила. В том письме она просила меня предать наши отношения забвению и не искать встречи с ней. Я не счел себя вправе идти наперекор ее желанию.

Холодная дрожь пробежала по спине Картера, когда он, потрясенный, старался осмыслить правду, открытую отцом.

– Значит, все-таки Роллингсон ваш сын?

– Нет. – Герцог посмотрел на сына в упор. – Не мой.

Ярость охватила Картера. Теперь он понял, что должен был чувствовать Роллингсон, когда схватился с герцогом, желая только одного – услышать правду.

– Как вы можете отрицать это?

– Эмили написала, что ребенок, которого она произвела на свет, – девочка.


В комнате воцарилась тягостная тишина. Казалось, время замедлило свой ход. Доротея шумно выдохнула и сжала руку Картера, пытаясь хоть немного его утешить. Она знала, что сердце у него разрывается от мучительных сомнений.

Внезапно гнетущее молчание нарушил шум громко хлопнувшей двери. Послышались цветистые проклятия, гневный голос и тяжелые шаги в холле. Встревожившись, все трое повернулись к двери. Высокий мускулистый мужчина прорвался в столовоую, волоча за собой двух молодых лакеев, повисших у него на руках.

Доротея пронзительно вскрикнула, и Картер вскочил на ноги, заслоняя ее собой. Слуги пытались повалить незваного гостя на пол, но безуспешно. Белый напудренный парик одного лакея был сбит на сторону, из носа другого сочилась тонкая струйка крови.

– Что все это значит?! – раздраженно крикнул герцог.

Никто ему не ответил. К двум лакеям присоединился третий – им наконец удалось сдержать продвижение незнакомца вперед. Они поволокли яростно сопротивляющегося противника к двери, пытаясь вытолкать его из комнаты, как вдруг Картер крикнул:

– Стойте! Я знаю этого человека. Это слуга Роллингсона.

– Джулиус Паркер, милорд, – представился мужчина. В глазах его ясно читалось отчаяние. – Я здесь из-за майора.

– Отпустите его, – приказал Картер.

Трое слуг нехотя подчинились.

Паркер оправил сюртук и расправил плечи.

– Случилась беда, и мне больше некуда обратиться. Майор пропал. Я пошел в таверну искать его, и одна из служанок рассказала, что там была драка. Группа опасных парней затеяла разборку, и майор угодил в самое пекло. Четверо против одного.

– Этот один был Ролли? – с ужасом спросила Доротея.

– Да. Но это еще не самое худшее. Они выволокли его из таверны, после того как сбили с ног. Служанка слышала, как они смеялись, обсуждая, сколько получат денег, когда сдадут его на военный корабль.

– Насильственная вербовка? – Картер нахмурился. – Она объявлена вне закона еще несколько лет назад.

Ноздри Паркера гневно раздулись.

– Когда возникает необходимость, законы некоторым – не указ. Особенно вербовщикам флота его величества.

– Возможно, эта женщина ошиблась? – предположила Доротея. – Может, майор отправился с ними по собственной воле?

Паркер с твердой уверенностью покачал головой:

– Он никогда не отлучался так надолго, не предупредив меня. В любом случае, если бы он покинул город по своей воле, он бы непременно взял с собой это.

Джулиус вытащил из кармана листок бумаги – потертый и выцветший, в чернильных пятнах. Поскольку Доротея стояла ближе всех, она осторожно взяла у него из рук это письмо. Сильно напрягая глаза, она прочла обращение.

– Это адресовано вам, ваша светлость.

Раздраженно фыркнув, герцог взглянул на письмо, но глаза его тут же широко раскрылись.