— Ну и зачем я приходила? — пробормотала она, удаляясь от дома. — Мне там нечего было делать, нечего.

Генри вечером пожаловался Таши, что какой-то дурак бросил письмо в туалет, а Таши расплакалась. Генри обнял ее.

— Что, дорогая, что случилось?

И Таши ответила:

— Это Флора. Был момент, и я думала, что она что-то расскажет. Я хотела ей помочь, но она замкнулась. О Генри, мы должны были что-то для нее сделать. Или уговорить погостить, или еще что. А мы и не подумали. Мы ни разу не побеспокоились.

— Или Мэбс могла бы.

— Но мы никогда не сделали даже попытки. Я была ужасно непочтительна к ее отвратительной матери, я пожалела, что она не умерла и все в этом роде. Я шутила. Но должна же я была что-то сделать. О Господи, я бестактная, эгоистичная дура.

— Но я не знаю, что бы ты могла сделать, — пожал плечами Генри. — Мы на неделю уезжаем. — Помолчав, добавил: — Дорогая, ты не вправе вмешиваться в чужую жизнь.

— А почему нет? Это было бы не вмешательство, а помощь. Мы могли…

— Она еще не в том возрасте, — разумно рассудил Генри. — Ей только семнадцать. И у нее есть родители. Перестань плакать, если не перестанешь, будешь ужасно выглядеть. А ты забыла, что сегодня к нам на обед приходят Мидсы?

Таши проворчала:

— Черт бы побрал этих Мидсов, — но плакать перестала.


В поезде Флора думала про все, что купила матери. Она не сделала, как просил отец, — ни с нем не посоветовалась насчет цвета шелковых чулок, а положилась на свой вкус. Ей пришлось купить еще один чемодан для покупок. Ей нравилось покупать, призналась себе Флора. Она воображала, что все это покупает для себя, что в одном из магазинов встретит Мэбс или Таши, и они ей обрадуются. Вот почему она и решила зайти к Таши. Пока поезд громыхал по пригороду, Флора думала, что, конечно, Таши могла бы ей помочь, если это было бы легко и радостно, ну как тогда, в Коппермолте, дать ей свои платья, тогда для них с Мэбс это была игра. Они получали удовольствие от этого, особенно в последний вечер, когда игра вышла из-под контроля. Сейчас Таши стала старше, замужем, она — мать, но не утратила ни щедрости, ни великодушия, она отдала туфли горничной Молли. Флора возмущенно подумала, злясь на себя, — ну почему она молчала в гостиной Таши? И даже не съела такую вкусную лепешку, а в Индии их не будет.

В Лондоне Таши позвонила Мэбс.

— Я подумала, что тебе надо рассказать.

— А про что она рассказала, кроме как про бешенство и про список покупок? Слушай, Таши, я в ванной. Ты не могла бы мне перезвонить?

— Нет, к нам на ужин приходят гости.

— Ну давай, говори скорее, с меня течет. Или позвони завтра.

— Не могу. Мы рано уезжаем в Норфолк, в Моберли, к друзьям Генри. Стрелять куропаток.

— Привези мне парочку. Ну что она сказала?

— Да почти ничего, это меня и беспокоит. Все ясно, как день, она несчастна и не хочет в Индию…

— Так она никогда не хотела. Ты разве не помнишь ее забавных родителей? Не помнишь их в Динаре? Но, Боже мой, она придет в восторг, когда туда приедет. Моя кузина Рейчел чертовски здорово провела время в Дели.

— О Бог мой, Мэбс. Я чувствую, я должна была дать ей крышу. Я чувствую себя нехорошо. Я вела себя не так.

— Но за нее же отвечает школа, ты уезжаешь. Сама же сказала.

— Ты прямо, как Генри.

— Она еще маленькая. И ты не вправе вмешиваться.

— Вот-вот, прямо как Генри. Ты меня еще слушаешь?

— Да, слушаю. Но, Таши, я совсем мокрая. Мне надо успеть переодеться. Мы идем на спектакль.

— А на что?

— Ноэль Ковард.

— Тебе понравится. Мы с Генри видели на прошлой неделе.

— Что ты можешь предложить насчет Флоры кроме того, что ты себя отвратительно чувствуешь из-за нее?

— Да не знаю, что я могу. Не надо было так вести себя с ней в Коппермолте, а уж если вели, то должны были сохранить такие же отношения. Получается, как будто купили щенка на Рождество, а потом выкинули. Вот отчего мне противно. Вот что меня пугает, Мэбс.

— Все это заварила мать Феликса, она заставила мою мать пригласить ее… — сказала Мэбс.

— Твоя мать боялась, что она спутается с Космо, ты разве не помнишь?

— А я думала с Хьюбертом.

— Или с обоими. О Мэбс, ты думаешь, она действительно…

— Нет, она не могла, ей было только пятнадцать. Во всяком случае, не с обоими. А у мамы просто был очередной климактерический припадок.

— Ну так что нам делать! — воскликнула Таши.

— Зная себя, Таши дорогая, мы сделаем то, что легче всего. Я не говорю, что мы ничего не должны делать. Прости, любовь моя, к сожалению, мне надо идти. — Мэбс положила трубку, вернулась в ванную и обнаружила, что вода совсем остыла.


— Ты выглядишь очень самодовольным, — Хьюберт подсел к Космо в баре местного клуба.

— Я? Что будешь пить? Как обычно? Может, мы сядем вон там?

— Не говори мне, дай отгадаю, — Хьюберт наблюдал, как Космо пил свое пиво. — Ага, замужняя дама, — заявил он. — Ты не влюблен в нее, а она не влюблена в тебя. Ты развлекаешься в постели, когда ее мужа нет дома. Это очень легкомысленно и очень забавно, и никому не во вред.

Космо засмеялся.

— Не говори глупостей. Как жизнь? И наново работать в коммерческом банке?

— Поскольку мы люди благоразумные, мы это не обсуждаем. Ты спрашиваешь о моем коммерческом банке. Господи, Космо, и как только Нигел и Генри могут упиваться своей работой? Невероятно. Я ненавижу его. Долго я там не продержусь, вокруг столько интересного, и все это просто взывает к себе.

— Ну, например, что?

— Пока еще не знаю, но намерен выяснить. А ты? Все еще видишь себя удачливым адвокатом?

— Возможно, — Космо отпил пива.

— Я говорил тебе, что после всего этого безденежья немного привалило из Пенгапаха?

— Нет! Сколько — немного?

— Я должен выяснить. Ты знаешь, какие нерасторопные эти поверенные, но, очевидно, кузен Тип почувствовал что-то вроде раскаяния, и оставил вполне достаточно, чтобы крыша не протекала.

— А ты ездил смотреть?

— Нет.

— А почему нет?

— Так долго все это было мифом, что теперь, став владельцем, я заколебался. Честно говоря, мне не хочется разочароваться.

— Если бы это было мое, я бы помчался…

— Да, прихватив с собой замужнюю даму, — в голосе Хьюберта сквозила презрительная усмешка.

— Ну…

— Она бы не подошла, только подумай, какой риск — взять с собой Джойс. Она будет прыгать, веселиться, но она разрушит атмосферу.

— А как ты догадался, что это Джойс? — спросил Космо в некотором замешательстве.

— Я видел вас вместе, — сказал Хьюберт, что было неправдой. Любя своего друга, он не собирался признаваться, что он почувствовал запах Джойс: она вышла замуж за богатого человека, у нее были духи, которые специально для нее делали в Париже. Этим запахом пропиталась вся квартира Космо, точно так же, как и его собственные комнаты в последний год в Оксфорде. Он чувствовал его и в комнатах других мужчин, своих знакомых: Джойс была девушкой, которая ходила по рукам. — Джойс умеет превращать жизнь в радость, — сказал Хьюберт.

— О да, она умеет, — кивнул Космо, — гораздо больше, чем моя сестра Мэбс и ее подружка Таши.

— А что эти две? Они всегда строили из себя добропорядочных дам и очень скоро представят ко двору своих дочерей.

— О, ну давай, — засмеялся Космо, — у них же мальчики.

— А следующие будут девочки. Только подожди. А что их беспокоит?

— Они видели, вернее, Таши видела Флору. Версия, которую я слышал от Мэбс, такая, что ее мать заразилась бешенством, а отец заставил Флору купить чуть ли не все содержимое „Фортнума“ для утешения, и это барахло Флора должна сопровождать в Индию, куда она отплывет на „Пи & Оу“.

— Когда? — Хьюберт, отхлебнув пиво, поставил стакан.

— Думаю, скоро. Мэбс и Таши чувствуют, что должны были бы удержать ее, уговорить остаться и так далее. Они пребывают в мрачном настроении из-за вторжения Флоры в их размеренную жизнь. Другими словами, гложет чувство вины.

— Которую и мы с тобой должны бы чувствовать, — проговорил Хьюберт.

— Что?

— Ты забыл то время, когда мы оба хотели Флору? И даже решили поделиться.

— Было дело. Глупейшая идея. Девочку поделить нельзя, так ведь? Сам я не могу такое представить, — добавил Космо. — Конечно, я ее первый увидел.

Хьюберт поднял бровь.

— А я выловил ее в море.

— Мы посылали ей открытки. Ну, помнишь, из…

— Открытки!

— Кого она любила, так это Феликса. Бог мой, Бланко, помнишь Феликса в Динаре, и как все девчонки толпами…

— И сладкая Джойс в их числе с выпирающими зубами. — Хьюберт улыбнулся, вспоминая головокружительные месяцы в Оксфорде. Что касается Джойс, он получил ее первый. — Феликс умел ни во что не впутываться, и все обожали его.

— Ну теперь-то он впутался, — усмехнулся Космо. — Шутки кончились.

— А кто-нибудь видел его после свадьбы?

— Хороший был вечер, отцу очень понравился, воспоминания и тому подобное, ты его знаешь. А почему тебя там не было?

— Приглашали, но у меня не вышло. Интересно, а Флора знает? А Джойс была на этой свадьбе?

— Да. А где я… да… гм… где мы…

— А, ну ясно. Не осторожничай. Но вернемся к Флоре. Я думаю, один из нас должен проводить ее. — Хьюберт почувствовал, что это могло вызвать у Космо раздражение, состояние сенсуального удовлетворения нервировало его.

— Ну что ж, хорошо. Давайте, все проводим ее. Я приведу Джойс, попрошу ее узнать, когда отплывает „Пи & Оу“, посмотреть список пассажиров. Она с этим прекрасно справится, ну ты сам знаешь. — Космо, наслаждавшийся своей связью с Джойс, нисколько не был раздражен. — У Джойс хорошие мозги, — заявил он самодовольно.

— Но не настолько, насколько влагалище, — отчеканил Хьюберт. — И не бей меня, — добавил он, — однажды ты так уже поступил, и было больно.

— Да, было, — кивнул Космо. — Из-за Флоры. У тебя из носа текла кровь, а я содрал кожу на костяшках.

Хьюберта возмутил смех Космо, легкость, с которой он предложил поехать всем вместе провожать Флору. Он сам себе удивился, ощутив приступ горячего гнева; раньше он уже испытывал такое чувство. „Это не может быть ревность, — подумал он. — Не из-за Флоры и уж, само собой, не из-за Джойс“.

ГЛАВА 35

Мисс Джилеспи, провожавшая Флору из школы на корабль, повидала всякое. В прошлый раз, шагая с другими девочками, она сочувствовала их страстному желанию ехать, плыть по каналу через Бискайский залив, по Средиземному морю на восток, в Индию, к просторам владычества. Мисс Джилеспи была натурой романтичной, она замечала, как ее подопечные смотрят на мужчин, входящих на корабль вместе с ними, — это армейские офицеры, работники политических ведомств, офицеры полиции, просто офицеры, возвращающиеся из отпуска, с отличной осанкой, загорелые, с ухоженными усами. Потенциальные мужья. Мисс Джилеспи перевалило за тридцать, припозднившаяся девственница, она мечтательно завидовала девочкам: у них есть шанс.

Флора Тревельян, отстраненная и взрослая в новой одежде, оставалась равнодушной к царившему возбуждению посадки. Ее отсутствующий вид, неумение ценить происходящее бесили мисс Джилеспи. Она сейчас с превеликим удовольствием оставила бы ее и вернулась в Лондон, провела бы вечерок с замужней сестрой. Они бы сходили в кино и, может, даже увидели Рональда Колмэна.

— Ничего не случится, если я тебя сейчас оставлю? — спросила она. Вообще-то ее миссия выполнена.

— Да, спасибо, мисс Джилеспи. Все будет нормально.

— Я попросила начальника хозчасти присмотреть за тобой, а капитан про тебя знает. Надеюсь, у тебя удобная каюта. („И зачем она все это повторяет? Она при мне говорила с начальником хозчасти и давала ему письмо для капитана. Мы вместе осматривали каюту. Отправлялась бы она своей дорогой“.)

— Кажется, тебе достался хороший стюард. Семейный, он будет внимательно к тебе относиться. („Эти мне соглядатаи!“) Он сказал, что твоя каюта по правому борту, но в такое время года это совершенно неважно. Он вынесет твой сундук в Бомбее и проследит, чтобы ты встретилась с посыльным отца. („Ну я же была при разговоре, я все это слышала“.) И запомнила, сколько надо дать стюарду на чай, дорогая? Не слишком мало и не слишком много, нужно уважать себя. И не забывай, как вести себя с экипажем, они все туземцы. Это очень важно.

— Мисс Джилеспи, если вы собрались уходить, так уходите, — сказала Флора сладким голосом.