— Ну, если вам так уж хочется это знать, — сказала Мадж, продолжая шарить по ящикам, — то, когда ее мать стала настаивать, Джулия заявила, что у него пахли ноги, пахло из-под мышек, и изо рта несло табачищем. Это — ее слова.

Морис затянулся. Мысленно посочувствовал Жилю.

— Но она же, надо полагать, знала, что он курит, когда выходила за него замуж, — заметил он.

— Он тогда бросил курить, но потом закурил снова, и, боюсь, что, до того как он женился, он действительно никогда не снимал с ног носки. Эврика! — вдруг воскликнула она. — Вот эта бумажка! Я все-таки нашла ее! Сейчас я перепишу вам номер ее телефона, а потом тоже, пожалуй, присоединюсь к вам и выкурю сигаретку: даже упоминание о Джулии меня раздражает. А вы, — продолжала она, — можете пока сказать мне, что, кроме дружбы с Жилем, привело вас в наши места. Вот вам номер! Так что же вам на самом деле надо?

Морис положил бумажку в карман. Неудивительно, что под действием виски он казался ей все более подозрительным. Разве мог он признаться этой женщине, что тогда, в поезде, при виде Джулии в нем проснулось желание. Гася сигарету, он подумал, что от него, так же как и от усопшего Жиля, видимо, несет сейчас затхлым табаком. Это обстоятельство несколько приглушило желание, но вместе с тем вызвало раздражение, напомнив о том парне из первого класса, который с отвращением от него отшатнулся. Интересно, нельзя ли снова добраться до него через эту девушку? Морис допил виски и зажег другую сигарету.

— Вы были очень любезны, — сказал он. — Думаю, что мне уже пора. Да, — небрежно проронил он, — у нее под рукой уже был, видимо, другой парень, когда она решила разводиться?

— Это абсолютно исключено, — отрезала Мадж. — Побывав замужем за Жилем, невозможно захотеть другого.

Морис посмаковал это двусмысленное заявление и поднялся, собираясь распрощаться.

— А что сделала Джулия после того, как в шестнадцать лет ушла из дома? — спросил он.

— Она покинула орбиту Клоды.

— Ага!

— Она порвала с классом Клоды, — пояснила Мадж, понизив голос.

— Ага! — произнес опять Морис и добавил: — Каким образом?

— Она стала чем-то вроде домашней прислуги, — почти прошептала Мадж.

— Ага!

— Клода говорит, и я склонна согласиться с ней, что она опустилась до подобающего ей уровня и что Жилю надо было там ее и оставить.

— В самом деле, — сказал, направляясь к двери, Морис.

— А вы не хотите зайти к Клоде и поговорить с ней? — спросила Мадж, желая задержать его.

— Как-нибудь в другое время. Не хотелось бы оказаться в роли незваного гостя.

— Что мне ей сказать?

— Приходил друг, — Морис был уже у двери. — И передайте ей мое самое глубокое сочувствие. — И он закрыл за собой дверь.

Идя назад, к оставленной у паба машине, Морис обмозговывал добытую информацию и прикидывал, каким образом он мог бы ее с пользой для себя употребить.


Он медленно выкатился из деревни. Пожалуй, стоит направиться на запад, к устью Иксы, проверить, не прилетели ли шилоклювки, потом заскочить в паб в Старкроссе, перехватить там устриц. Он проехал мимо кладбища и дома Мадж Браунлоу. Входная дверь была закрыта и окна зашторены, хотя солнце еще не садилось. В саду дома по соседству, напротив, кипела работа — Клода Мей грузила на тачку сорную траву.

Морис остановил машину, опустил стекло и сказал:

— Добрый день!

Клода Мей была такой же высокой, как и ее дочь, но сходство на этом и кончалось. У нее были золотисто-каштановые волосы, бледно-голубые глаза с тяжелыми веками, греческий нос и крупный рот, кончики которого загибались вниз от напряжения: сорняки, которые она продолжала накладывать вилами на уже перегруженную тачку, были влажными и тяжелыми. „В целом, — подумал Морис, — выглядит она неплохо“.

— Побывали у Мадж Браунлоу? — спросила Клода.

— Да, — подтвердил Морис и выключил мотор.

— Смотрит сейчас очередную серию „Соседей“, — сказала Клода Мей, кивнув на задернутые шторы. — Заядлая любительница мыльных опер.

Морис вышел из машины.

— Если желаете, я мог бы помочь вам отвезти эту тачку, — сказал он, кладя руку на калитку.

— Вы из административно-хозяйственной комиссии муниципалитета? — поинтересовалась Клода Мей, кидая в тачку еще одну кипу травы.

— Я был другом Жиля, — ответил Морис. — Я — Морис Бенсон.

— Не помню, чтобы он о вас когда-нибудь упоминал, — заметила Клода Мей и с силой воткнула вилы в травяную гору.

— Мы с ним давно уже не общались. Только на днях мне стало известно, что…

— Об этом писали в газетах. Ужасно, просто ужасно!

— Да…

— Он всегда делал за меня всю тяжелую работу, — сказала она, берясь за ручки тачки.

— Пожалуйста, разрешите мне! — воскликнул Морис и, открыв калитку, шагнул во двор. — Куда везти?

Клода Мей отступила от тачки.

— За дом. Там компостная куча. Спасибо. — И она пошла впереди, показывая дорогу. Морис повез следом тачку, которая оказалась исключительно тяжелой.

— Вам не следовало бы этим заниматься, — сказал он. — Можете надорвать спину.

Клода Мей горестно усмехнулась и, показывая пальцем, куда сбросить траву, сказала:

— Компостная куча вон там, внизу. Смотрите, чтобы тачка сама вас не потащила; у Жиля это происходило каждый раз. — Она стояла и смотрела, как Морис осторожно скатил тачку вниз по крутому склону, опорожнил ее и заровнял вилами компостную кучу.

— Можете тачку оставить там! — крикнула она, когда он закончил.

— Хорошо! — Морис повалил тачку на бок и стал подниматься обратно по дорожке.

— Так вы, оказывается, знаете, что такое компост. — Клода взяла у него вилы и приставила их к стене дома. — Вы заработали себе рюмку. Как вы познакомились с Жилем?

— Это было еще до того, как он женился… хм… довольно давно, — буркнул Морис.

— О! — сказала она, но это „о!“ прозвучало у нее как „ух ты!“

— Вы не могли бы… хм… не могли бы мне рассказать… э-э-э… если это не слишком… э-э-э… не могли бы вы ввести меня в курс дела? Как друг, я хотел бы не остаться в неведении о последних событиях.

— Крах, — сказала она, открывая дверь в дом. — Входите, только вытирайте ноги.

— Да?..

— Я имею в виду их брак. Входите! Не знаю, что вам рассказала Мадж, она вообще-то не болтушка.

Ничего себе „не болтушка“! Морис вошел вслед за Клодой Мей в дом.

— Какая приятная комната!

— Да, у Жиля был хороший вкус.

— Она познакомила меня с голыми фактами. Сказала, что Жиль женился на вашей дочери…

— Эта девица… — Слово „девица“ прозвучало у Клоды Мей, как эпитет. — А что вы стоите? Присаживайтесь! — пригласила она Мориса. — Нет, только не в это кресло — это кресло Жиля. Сядьте вон там.

Обойдя весьма удобное кресло, в которое он нацелился было усесться, Морис сел в то, на которое ему указали. Хозяйка подошла к коктейльному столику.

— Виски? — предложила она.

— Спасибо! Разбавьте побольше — я за рулем.

— А я нет. — И миссис Мей плеснула немного висни в стакан гостя и щедро налила в свой. — А воды, сколько считаете нужным, налейте сами.

Морис разбавил свою мизерную порцию виски и сел снова в кресло.

— Так вы говорили…

— Я ничего не говорила.

Красивая женщина, подумал, глядя на нее, Морис: длинные ноги, пышная грудь, сексапильна, съест живьем. Встреть он ее несколькими годами раньше, он мог бы ею увлечься, но сейчас она способна пробудить в нем лишь легкое сердечное волнение. Морис оглядел комнату в надежде увидеть что-то такое, чем можно было бы воспользоваться для продолжения беседы.

— Никаких фотографий, — заметил он.

— А кому они нужны?

— Например, вашей приятельнице… хм… вашей соседке — миссис Браунлоу.

— Мисс Браунлоу.

— Да? Не замужем?

— Старая дева.

— Слишком сентиментальна?

— Нет. Просто никогда не испытывала страсти.

— Ясно.

— Ничего вам не ясно.

— Ничего?

— Абсолютно!

— Ну так объясните мне!

— Почему бы нет? — Она вытянула ноги и посмотрела на него поверх стакана. — Если я этого не сделаю, то вы уедете отсюда с искаженной версией происшедшего, а я не хочу, чтобы у людей сложилось превратное мнение о Кристи и Жиле. Между прочим, то, что вы там видите, — сказала она, указывая на стенную нишу позади Мориса, — это игрушки моего внука.

Развернувшись в кресле в указанном миссис Мей направлении, Морис увидел перед собой целую шеренгу несоразмерно крупных игрушек. Стиснутые, как пассажиры в вагоне в часы пик, на диванчике красовались розовый медведь, клоун почти в натуральную величину, голубой тигр и зеленый слон с чем-то похожим на удава на шее. У них был совершенно новый, нетронутый вид. Морис чуть было не поперхнулся своим виски.

— Малыш Кристи, наверное, очень любил их?

— Конечно! Теперь, когда она… Она не хотела, чтобы эти игрушки были в ее лондонской квартире. Вряд ли это имело, конечно, какое-либо значение… Это, вот это было его домом. Их домом.

— То есть…

— Я имею в виду Жиля и Кристи.

— Ага!

— Понимаете?

— Миссис… то есть мисс Браунлоу высказала мнение…

— Что?

— Что вы… Что ваша дочь…

— Я не считаю ее своей дочерью. — Клода Мей проглотила виски и поднялась, чтобы налить себе еще. „Великолепные ноги, — подумал Морис, — и задница, как у молодой женщины“.

— Мисс Браунлоу сказала, что она машина, — рискнул он заметить с некоторой игривостью.

Клода Мей сардонически усмехнулась.

— Вот уж действительно так — она и была машиной. Замечательно. Молодец, Мадж! Так что, — спросила она, — хотите правду?

— Да, прошу вас! — сказал Морис и приготовился слушать.

Собираясь с мыслями, Клода Мей задумалась, глядя мимо гостя в сад, огороженный посаженными Жилем камелиями.

— Я вышла замуж за архитектора, — начала она свой рассказ. — Он оплодотворил меня своей спермой. Вас шокировало слово „сперма“? Оно почему-то шокирует многих мужчин. Достойным сожаления результатом этого было рождение девочки. Скоро он ушел. Вернее говоря, это я его выгнала — не люблю жить со своими ошибками. В конце концов девочка тоже ушла. Вчера она еще ходила в школу, а сегодня ее уже не было — ушла в чем-то вроде джинсов, не взяв с собой абсолютно ничего. Лично я не имею обыкновения внезапно исчезать, так что это у нее от отца. Честно говоря, я была рада, что ее больше нет. В девочках-подростках есть что-то такое, чего я просто не переношу.

Морис рассмеялся, а Клода, поймав его взгляд, улыбнулась.

— И что она делала? — спросил Морис.

— Что делала?

— Да.

— Стала работать служанкой, — сказала Клода Мей ледяным голосом.

— Как это ей удалось? — засмеялся Морис. — Я думал, что такой профессии уже не существует.

— В этом нет ничего смешного.

— Да, конечно. Продолжайте, пожалуйста!

— Все началось с ее работы официанткой во время каникул. В этом, как я понимаю, нет ничего предосудительного. Вообще эта работа мне не по нутру, но я не возражала, поскольку это было в каникулы. И вот в один прекрасный день она вдруг исчезает, и я потом узнаю, что она работает прислугой. Я почувствовала себя униженной. А разве вы не почувствовали бы то же самое?

— У меня нет детей.

— Нет… И, как я полагаю, вы бы…

— Не почувствовал бы себя оскорбленным? — Морис усмехнулся. — Но продолжайте же! — попросил он. — Пожалуйста!

Клода Мей нахмурилась.

— Ну хорошо, короче, несколько лет спустя я сломала ногу. Мне потребовалась помощница по дому. У меня была приходящая прислуга, но нам нужен был кто-нибудь, кто жил бы с нами в доме, и к тому же компаньонку не только трудно найти, но они и обходятся в ту еще копеечку! Вот Жиль и предложил…

— Жиль? Как он…

— Так он же жил здесь! Разве я не сказала? Он работал над своей книгой.

— А я и не знал, что он писал.

— Писал, и писал изумительно! Только подумать — так рано не стало такого таланта!

— Ужасно! Просто ужасно! — воскликнул Морис и подумал, что было бы неплохо, если бы она предложила ему выпить еще.

— Так я продолжу? — спросила она.

— Прошу вас!

— Налейте-ка мне еще. Это как-то оживляет воспоминания. Я, правда, не уверена, что мне это на пользу. Налейте и себе тоже!

Морис сказал „спасибо!“, отнес оба стакана к коктейльному столику и отмерил в каждый по одинаковой порции виски.

— Продолжайте, пожалуйста! — сказал он, возвращаясь. — И постарайтесь расслабиться!

Клода взяла у него свой стакан.

— Итак, я написала, чтобы она приехала. Она приехала. И трудилась. Жиль, конечно, ухаживал за мной, но все остальное делала она, однако… — Клода хлебнула висни.