Александр Гордиенко - Ордер на Любовь

– Это она?!!

Железнов, не раздумывая, переключился на вторую линию и в секунду осипшим голосом произнес:

– Да, Маша. Что случилось?!

– Саша! Сашенька! Любимый мой! Я уезжаю. Завтра. Рано утром. Улетаю.

– Далеко? – Железнов с неимоверным усилием далось это одно единственное слово.

– В Новую Зеландию. На три года.

– Зачем?

– По контракту. От тебя… и от себя.

– Ты где?

– На Ленинградке. Напротив твоего дома.

– А откуда…

– Саша, я все про тебя знаю.

– Жди. Я иду.

Железнов, как был в джинсах и футболке, рванул в коридор, впрыгнул в туфли, выскочил из квартиры и, не дожидаясь лифта, бросился вниз. Где-то посередине лестничного спурта мелькнула мысль: «Дверь бросил нараспашку… Да и хрен с ней…»

На улице лил дождь. Холодный. Осенний. Затяжной.

Железнов, как сумасшедший, не разбирая дороги, сквозь лужи, несся к Ленинградке, не замечая шараханья в стороны редких прохожих.

Она стояла у своей машины под зонтом, в расстегнутом плаще.

Зонт полетел в сторону. Железнов в неистовом порыве осыпал и осыпал лавиной поцелуев Машины глаза, волосы, губы – все… все… все, – до чего мог дотянуться его жадный взгляд. Маша, прижавшись к Железнову, всем своим существом пыталась вобрать в себя запах этого мужчины, ее Железнова, вдохнуть его еще и еще раз… Чтобы увезти с собой ощущение его рук, прикосновение его губ, блеск его глаз, как другие, уезжая навсегда, увозят с собой горсть родной земли. А дождь все лил и лил… Сквозь порывы ветра до Железнова доносились обрывки Машиных слов:

– Саша… Сашенька… Я не смогла уехать, не увидев тебя… Саша… Любимый мой… Как же мне плохо без тебя. Невыносимо… Если бы ты только знал, чего мне стоило мое молчание. Сто двадцать семь дней – без тебя… Саша… Как же ты мне нужен! Мне нужно, чтобы ты просто был… Ты сумасшедший, Железнов…

Маша слегка отстранилась от Железнова:

– Все, Саша, мне пора.

– На что ты надеешься? Спрятаться за океаном. Разве это что-то изменит?

– Я знаю. У меня не было выбора. Он надеется, что я забуду тебя.

– Дети – с тобой?

– Да, конечно же.

– И он?

– Это обязательная ступенька в его карьере. Его назначили региональным управляющим – представлять интересы компании в определенной части света, где у компании имеются свои предприятия.

– Я бы гордился таким мужем, – не сдержался Железнов.

– Саша! Не надо. Поверь мне, ему тоже не…

– Хорошо. А твоя работа?

– Я решила эту проблему. Для меня мало что изменилось.

– Когда у тебя самолет?

– Через шесть часов.

– Домодедово?

– Да. У тебя не умолкает телефон.

Железнов мотнул головой – «не обращай внимания».

– Саш, иди, ты заболеешь. Ты весь мокрый! Холодно же! А ты в одной футболке!

Железнов только усмехнулся:

– Неужели ты такое можешь представить – я ухожу от тебя.

– Саш, ну иди же, я прошу тебя! Я не смогу уехать… от тебя. Саш, ну помоги мне! Иди! Я прошу тебя! Иди!

– Хорошо, – Железнов глубоко вздохнул. – Я иду. Единственное, что я хочу тебе сказать, – я буду ждать тебя. И пока жив, буду любить только тебя. Одну тебя.

Железнов развернулся и, не оглядываясь, как человек, ожидающий выстрела в спину, побрел в сторону дома, не замечая ни дождя, ни холода, ни одиноких прохожих…

После игры. Студийный зал

После финала. Итоги и перспективы.

Совершенно вымотавшийся и несколько апатичный, Железнов, свесив ноги, сидел на подиуме и лениво размышлял о том, что было бы неплохо найти в себе силы подняться и все-таки съездить на свой на этаж – подбодрить Оберста горсткой лесных орешков. Соскучился, небось. А заодно проветрить ему комнату после того, как они там с Кешкой надымили, и включить обогреватель – ночью должно быть холодно.

Умиротворяющее настроение у Железнова сформировалось несколько минут назад, когда ему позвонил доктор и сказал, что Катя Силуминова пришла в себя и ее жизни больше ничего не угрожает. «Бог ты мой, как же это хорошо», – державшее Железнова весь вечер напряжение, неимоверное напряжение ответственности за чужую жизнь, отпустило. «Это самое главное сегодня. Все живы и здоровы. А в будущем мы подобные вещи исключим. Не допустим. Нас научили. Жестко. Но научили. Не зря за одного битого двух небитых дают…»

Размышляя обо всем этом, Железнов устало наблюдал за броуновским движением. После окончания игры и объявления победительницы «Мисс ТВ-Россия» в студийном зале стихийно сорганизовался сабантуй – праздник по поводу окончания 33-недельного марафона. Хаотичным движение казалось на первый взгляд. Разбив павильон на секторы, а секторы, как водится, на квадраты, Железнов достаточно быстро выявил как минимум три центра притяжения, вокруг которых, собственно, и имело место движение. Не «стахановское», конечно же, а с пластмассовыми стаканчиками в руках. И с максимальной плотностью участников сабантуя на единицу площади. Происхождение двух точек всеобщего внимания и возлияния – пять ящиков на подиуме очень дорогого (судя по блеклости этикеток) шампанского и огромная стальная тележка из супермаркета, приткнувшаяся возле монитора ведущего, ощетинившаяся жерлами разнокалиберных бутылок, смотревших сразу во все стороны, носило для Железнова вероятностный характер: «Или спонсоры, или Рокотов. Или и то и другое».

А вот по поводу третьей оси вращения народа сомнений у Железнова не было – чуть поодаль стояла десятилитровая бутыль американского самогона на колесиках. «Известный почерк», – усмехнулся Железнов. Сашка поискал и достаточно быстро нашел взглядом Няму. Наум в окружении шести-семи заливающихся смехом красавиц пребывал в образе, судя по жестикуляции – в образе самого себя: «Мы – гении…» – и пытался отвертеться от обещанной победительнице «американки».

– А если Ксюша (победила все-таки Ксения Соболева), – кивок в сторону баннера телеканала, на фоне которого «Мисс ТВ-Россия» переживала салют от вспышек фотокамер, – потребует от тебя жениться на ней?

– Да зачем… – Моментальное перевоплощение в горбатого Квазимоду со всклоченными волосами, убегающим взглядом и подтягивающего хромую ногу. – …ей позориться, – прошамкал Наум. – Скажуть, за такого – за бабки вышла…

– Любовь зла…

– Спасибо. Вы очень любезны, – Наум вернулся в исходное – в обычного Гения в процессе его функционирования. – Тогда свадьба – до заключения всех контрактов, с ее стороны, конечно. Потому как имущество, нажитое в браке, делится пополам.

Совершенно неожиданно в голову Железнову ударила совершенно простая и ясная мысль: «Черт… ведь все закончилось. Закончилась эта гонка за результатом. За рейтингами. От спонсоров…» Железнов спрыгнул с подиума – «Свобода!» – и уже было направился к Науму, чтобы поделиться с ним этой простой, но приятной мыслью, когда услышал за спиной: «Саша! Железнов!»

Обернувшись, Железнов увидел десятка полтора лиц, обращенных в его сторону. Рокотов, находясь в кругу обступивших его журналистов, призывно махал рукой. Произошел безмолвный диалог: Железнов сложил руки лодочкой у груди, скривил рожу, поднял и опустил плечи – «А может, не надо?» В ответ – решительный приглашающий жест Рокотова – «Надо!» – «Черт… Не люблю», – моментально пронеслось в голове Железнова.

Уже оказавшись в кругу журналистов, Железнов услышал: «Вот, Александр Железнов, автор формата и креативный продюсер всего проекта. Оставляю его вам. Но ненадолго»

И обернувшись к Железнову:

– Саша, как освободишься, найди меня, пожалуйста. Хорошо?

– Да я, собственно, уже… Если коллеги из прессы не возражают.

– Возражают, Саша. Кроме того, я им наговорил тут про тебя… Они забросали меня вопросами. Журналистов нужно любить.

– А тайно… можно?

Стоящие вокруг журналисты рассмеялись, кто-то придвинул микрофоны.

– Стоп! – вскинул руки Железнов. – Вы не поверите, но я еще не проникся.

– Чем?

– Историчностью момента.

– Тем, что вам удалось…

– Тем, что я стал свободным… недели на три, – с этими словами Железнов жестом предложил журналистам сместиться в сторону тележки с бутылками возле монитора ведущего. Поцокав языком от открывшегося многообразия, Железнов извлек из тележки бутылку сухого красного испанского, предложил окружающим, налил себе, пригубил и выдал: «Поехали».

– А правда, что вы бывший полковник?

– Полковники бывшими не бывают.

– А как вы придумали формат?

– Я не придумывал. Он очевиден.

– Вы не женаты?

– Это зависит от состояния души. Кстати, а вы знаете, как расшифровывается слово «муж»? Есть много вариантов, но мне больше нравятся два. Это «мелодраматично утилизированный жених» и «мозг, управляемый женщиной».

– Это кто сказал?

– Сейчас я никого не цитировал.

– А вы знали, кто победит?

– Предполагал. Но болел за другую.

– За кого?

– Ее не было в зале.

– А что случилось с Силуминовой?

– Я с ней еще не разговаривал.

– Говорят, ее увезли на скорой…

– А номер запомнили?

– Какой номер?

– Государственный. Номер скорой.

– Не-е-ет…

– Вот видите, недостоверными фактами пользоваться нехорошо.

– А в новом сезоне программа будет видоизменяться? В какую сторону?

– Конечно. Но это еще будет обсуждаться. В какую сторону? – Железнов улыбнулся. – В сторону повышения зрительского интереса. Вы же видите, что формат открытый. Это означает, что наполнение каждого тура мы можем менять – заменить один конкурс на другой. Сейчас думаем об этом. Кроме того, конечно же, постараемся расширить региональное представительство участниц – проводить кастинги там, где мы их еще не проводили. Ну и еще одно направление – это привлечение телезрителей к голосованию. Как и на каких этапах? Очевидно, что при помощи эсэмэс… или Интернета. На каких этапах – думаем.

Заметив периферийным зрением, что в зале появился начальник службы охраны, Железнов решил, что пора сворачиваться, есть еще невыясненные вопросы.

– Коллеги, – Железнов примиряюще развел руки, – мне тут тоже пару интервью нужно взять. Пока девчонки не разбежались. Кстати, обращаю ваше внимание на этот факт. Хорошо? Я весь тут. Чуть позже и в индивидуальном порядке. Сколько угодно… Хорошо? Вот спасибо. Не прощаюсь. Я здесь до конца. Спасибо за внимание и понимание.

Выбравшись на относительно свободное пространство, Железнов поймал ищущий взгляд начальника службы охраны и призывно поднял вверх руку. Смирягин кивнул головой и показал глазами на пустые верхние ряды кресел павильона, амфитеатром окружающих подиум. Уже сидя в кресле и убедившись, что их никто не слышит, начальник службы охраны сразу же, без экивоков, взял быка за рога:

– Александр, мы как-то сразу не подумали, но, собственно, доказательств, то есть отравленного пакета моя служба пока не нашла. Вы там в «Пентагоне» наводили шмон…

– Да все в порядке, Владимир Евгеньевич. Искомый пакет в настоящее время благополучно пребывает в мусорном бачке. На кухне, рядом с моим кабинетом. На самом дне.

– Я дам команду извлечь?

– Да уж конечно. Дайте. А что герой, молчит?

– Да нет. Раскололся. Вы же знаете, у меня ребята работают из многих структур…

– Я надеюсь, без паяльника в одно место.

– Без. Ему намекнули, что возможно неосторожное обращение со шприцом, который был прицеплен у него на щиколотке. Оцарапался… В общем – заговорил.

– И кто за ним стоит?

– Заказчик? Одна немецкая компания – производитель горнолыжного оборудования. У них с Бородиной уже рекламный контракт подписан.

– Ну, в общем-то, понятно. И что дальше?

– А дальше – это уже не наше дело. Показания Лысенко мы записали на видео. Вызвали профессионалов из госструктур – пусть разбираются.

– Хорошо. И… Владимир Евгеньевич, нам из этого нужно извлечь уроки.

– Мы уже думаем над этим.

– Здорово! Ни одна человеческая жизнь не стоит никакой игры и никаких денег… Вы продумываете организационные и технические мероприятия. А мы подумаем, как добиться максимальной прозрачности соревнований. Чтобы исключить прецеденты. Пока так…

Спустившись вниз к подиуму, Железнов наконец-то добрался до Наума и нарвался на профессиональный спор, который тот вел с Сашкиной «крестницей» – Янкой Абдуловой, которая по жизни была профессиональным дизайнером.

– Все вы, дизайнеры, пляшете от Малевича! – несколько возбужденно Наум пытался развить какую-то ранее высказанную мысль.

– Что ты имеешь в виду? – Янка улыбалась, и было видно, что она настроена значительно более благодушно, чем ее оппонент.

– Я имею в виду то, что для вас главное – заявить! Что бы вы там ни сотворили, любую хрень – самое главное заявить! Заявить, что это шедевр! Что это смотрится великолепно и доносит до окружающих основную идею! А далее по контексту – предмет заказа.