Через полчаса подруги собрались на кухне за круглым столом. Они успели переодеться, разложить и развесить одежду, расставить книги и те мелочи, которые захватили с собой.

– Девочки, гладильную доску лучше поставить в том конце коридора, за дверью. И не надо ее прятать в этот узкий стенной шкаф. Только возиться. А так – всегда под рукой, всегда что-то можно быстро отутюжить, – сказала Софья Леопольдовна.

– Да, а сюда надо купить скатерть. Или попросить у Никиты. – Лопахина потрогала рукой холодную клеенку.

– Не надо. У меня есть скатерть, – Вяземская улыбнулась, – а еще расшитые салфетки, маленькая подушечка и ароматические свечи. Я на всякий случай захватила, для уюта.

– Вот молодец! – оценила предусмотрительность подруги Лопахина. – Ну, тогда некоторыми тратами меньше. Теперь давайте составим список продуктов, которые надо купить, и сегодня же поедем и все закупим. Девочки, необходимо все дела закончить сегодня, завтра уже начнется совсем другая жизнь, и мы к ней должны быть готовы.

– Да, пиши – рис, геркулес. Предлагаю от сахара отказаться. Купим мед. Будем добавлять в кашу, в чай. Вообще, уж если мы все так поменяли, то, может, и здоровьем займемся своим? – Софья Леопольдовна сурово посмотрела на подруг.

Лопахина нахмурила брови, а Вяземская, как всегда быстро почуяв неладное, торопливо сказала:

– Софа, подожди. Давай сначала купим необходимое, а потом уже определимся с диетами…

– Ну, как хотите… В конце концов, здоровье ваше.

– Софа, не дави! – мягко предупредила Ольга Евгеньевна.

Кнор выразительно подняла брови и вышла на крыльцо покурить.

– Здесь надо поставить скамеечку. Для курящих. Чтобы удобно было, – раздался с улицы ее резкий голос.

Вяземская и Лопахина, оставшиеся на кухне составлять список, переглянулись и улыбнулись. Свою подругу и ее характер они хорошо знали.

Никита Звягинцев появился уже под вечер. Он постучался в оставленную открытой дверь и вошел, так и не дождавшись приглашения. Его гостьи, только-только приехавшие из магазина, раскладывали продукты.

– Здравствуйте! И с новосельем! Есть проблемы какие-нибудь? – громко спросил он.

– Спасибо. Все просто отлично! Вы так много успели сделать – и картины в комнатах, и кухня, и гостиная. Здесь стало намного уютнее, – рассыпалась в благодарностях Лопахина.

– И дом! Какой хороший дом! Такой теплый вечерами и прохладный днем, в жару. Как же хорошо, что вы его сохранили, – Вяземская улыбнулась.

– Очень все рационально, ничего лишнего, только необходимое, – одобрила Софья Леопольдовна.

– Я старался и очень рад, что вам понравилось, что вам здесь удобно. Если что-то нужно будет – сразу звоните. В гостинице сейчас еще работают мастера – остались незначительные детали. Так вот, если нужна их помощь, обращайтесь сразу к Севе, к Всеволоду. Он вас встречал.

– Как же, как же! Мы познакомились. И с вашей мамой тоже. Она очень приятная.

– Спасибо. Но я ведь не просто так зашел. Я хочу пригласить вас на ужин. Сегодня будет готовить наш новый шеф-повар. Вы не представляете, сколько времени я потратил на то, чтобы найти такого человека. Из Москвы к нам ехать не хотят. Местные умельцы, наоборот, в столицу убегают. Не так много у нас ресторанов, да и платят здесь меньше.

– И как же вы решили эту проблему?

– Я? Мне пришлось пообещать ему долю в ресторане. Гостиницу я ни с кем делить не хочу, но вот ресторан… Ресторан можно, тем более и выбора у меня не было особенного. Сегодня ужин вдвойне важный – проба пера нашего шефа и прощание с теми, кто мне помогал все это время: строителями, архитектором, художником, у нас даже садовод работал.

– Ландшафтный дизайнер, – поправила его Софья Леопольдовна.

– Да, верно, – Никита улыбнулся. – Я же такую команду набрал! И вот мы все закончили. Остались детали… но это уже не считается. Так, мелочи. Гостиница готова к приему гостей, ресторан тоже.

– Мы вас поздравляем! Это же огромное достижение, Никита! Вы отвоевали такое здание, столько сил бросили, чтобы его восстановить. Сохранили сад. Вы даже не представляете, какой вы молодец! – Вяземская захлебнулась от умиления и восторга.

– Представляю. Я знаю, что сделал много и так, как надо. Но, понимаете, все равно страшно, потому что главное впереди. Главное, чтобы это все заработало.

– Перестаньте волноваться. Конечно, будут проблемы. Но они есть всегда, поверьте. Не отступайте. Идите вперед, – подбодрила его Лопахина.

– Но и упираться не надо. Если чувствуете, что буксует, – остановитесь, подумайте. От упрямства проку нет, – предостерегла Кнор.

– Спасибо. И жду вас в ресторане в семь часов. Да, танцы тоже будут! У нас все поставлено на широкую ногу! – рассмеялся он и вышел.

– Девочки, а кто-нибудь взял вечерние платья?

– У меня их никогда и не было! – возмущенно фыркнула Софья Леопольдовна.

– Я так поправилась, что ни в одно старое не влезла бы. А новые не покупала – незачем было, – задумчиво ответила Лопахина.

– Да? Понятно, – смущаясь, проговорила Вяземская, – а я взяла. Длинное, в пол.

– Леля?! – в один голос вскричали подруги.


Это очень здорово, когда понятие «ужин» и «бал» вдруг становятся синонимами. Суета, которая возникла сразу после ухода Никиты, говорила о том, что подруги обрадовались предстоящему событию и приглашению.

– Девочки, надо привести себя в порядок! И немного отдохнуть. День был длинный – переезд, магазины. А теперь ужин. Я буду спать на ходу. Вы как хотите, я пошла к себе. – Ольга Евгеньевна озабоченно вздохнула.

– А я не устала, – Кнор покачала головой, – и собираться мне пятнадцать минут. Я в брюках пойду.

– Тебе хорошо, – Вяземская улыбнулась, – тебе брюки очень идут. Я тебя в юбке даже не представляю. Брюки – это твой стиль.

– А я и не знаю, в чем идти. У меня ничего подходящего для ужина нет. Все такое рабочее, удобное, широкое. Или – наоборот, – Лопахина вздохнула. – Костюм строгий, ну, чтобы перед глазами ответственного заказчика предстать. Форма для получения выговора.

– Это как?

– Это выражение моего младшего сына. Обозначает одежду, в которой надо являться на «ковер». Хотя мне кажется, что головомойку все равно в чем получать! – Лопахина рассмеялась. – Но я ее получаю в строгом костюме: узкая юбка, блузка и жакет.

– Вот в этом и иди! Тебе очень идет! – решительно сказала Кнор. – Девочки, я тоже к себе пойду. Ане позвоню, как она там.

Софья Леопольдовна скрылась у себя в комнате.

– Ну как Аня станет самостоятельной, если Софа звонит ей каждые полчаса. А знаешь, какие вопросы она задает?! – с возмущением поделилась Вяземская.

– Какие?

– Что она готовила на обед! Куда ходила утром, и что они с этим самым Хайнрихом будут делать вечером! Просто удивительно. Она требует пошагового отчета, а потом удивляется, что дочь такая инфантильная!

– Леля, но ведь это вполне в духе Софы. Держать руку на пульсе, да так, чтобы рука онемела. Это ее стиль, тут ничего не поделаешь.

– Ах да, ты права! Ну что, пойдем готовиться к балу?

Летний вечер был светлым, сумерки не спешили, и только зажженные в парке гирлянды напомнили о приближении ночи. Старый купеческий дом, который благодаря флигелям широко разместился на краю обрыва, выглядел большой усадьбой. Сейчас он манил новым фасадом, яркой крышей, блеском окон. Ветер, который начался к вечеру, шевелил кроны деревьев, кустарник, и вся эта зелень, словно театральный занавес, обнажала подъездную дорогу, крыльцо, псевдоклассические колонны и маленький, немного нелепый круглый фонтан. Все вместе это напоминало декорацию к спектаклю.

В саду слышались голоса. Мелькали фигуры, все больше машин останавливалось у ограды.

– Девочки, слово «ужин» не очень подходит к этому мероприятию. Это бал, прием… ну, даже не знаю, какое слово еще подобрать! – сообщила Софья Леопольдовна в результате долгих наблюдений из окна своей комнаты.

– Может, нам не ходить?! – Вяземская выглянула из-за двери, и подруги увидели ее бигуди и белый густой крем на лице.

– Почему это?! – отозвалась Лопахина. – С какой стати? И потом, нас пригласили, официально. Значит, мы не можем обидеть хозяина. Кстати, я уже готова!

– Я тоже. – Кнор вышла в гостиную. Ее действительно трудно было представить в юбке, и уж тем более в длинном платье. Брюки и она казались неотделимыми друг от друга. И Вяземская была права – они шли Софье Леопольдовне, делая выбранный ею стиль завершенным.

– Отлично, – одобрила Лопахина, увидев подругу, – просто супер. Ты – из двадцатых годов.

– Это исключительно форма очков и длинный шарф, – вдруг смущенно заметила Софья Леопольдовна.

– Нет, это ты. Твои манеры, твоя прическа. Это то, что сделала именно ты, – Лопахина улыбнулась. Она говорила искренне и очень хотела, чтобы подруга поверила ей. Софья Леопольдовна улыбнулась, широко, по-детски.

– Девочки, а вот и я, – из своей комнаты наконец, вышла Вяземская.

– Леля! Откуда такое платье?! – в один голос воскликнули подруги.

– Оно давно у меня. Но вы же знаете, я не поправляюсь. Я держу вес, и оно до сих впору мне.

– Вот что значит классика! Вот что надо покупать! – Лопахина восхищенно осматривала подругу.

– Это ведь из Италии? Это он тогда привез? – догадалась вдруг Кнор.

– Да, это его подарок. Он угадал с размером, с цветом и фасоном. И вот, пожалуйста, я до сих пор его ношу.

– Просто удивительно! – Софья Леопольдовна отдала должное вкусу итальянского парламентария. Это темно-зеленое классического покроя платье выбиралось с любовью, дарилось от чистого сердца, от души, с надеждой. И, наверное, потому, а не из-за фасона или умения не есть лишнего, оно так долго служило Ольге Евгеньевне. Во всяком случае сейчас, перед началом торжественного ужина, хотелось думать именно так.

– Все, девочки, пора! А то мы опоздаем! – поторопила всех Лопахина, и они вышли в объятый летним ветром парк.

Столы были накрыты в большом зале ресторана. Круглые, украшенные букетами цветов и высокими белыми свечами, они сами по себе казались украшением. Лопахина, чей профессиональный опыт участия в торжествах был огромен, с первого же взгляда оценила обстановку.

– А мальчик Никита – молодец. Скатерти дорогие, посуда тоже. Никаких искусственных цветов, дешевых салфеток и лишних декоративных деталей. Интересно, его кто-то научил? Или он сам додумался до этого?

– Он же сказал, у него был дизайнер или стилист… Думаю, это ему посоветовали. – Кнор тоже придирчиво изучала обстановку. И только Ольга Евгеньевна вела себя так, как положено вести себя даме на балу. Она успевала улыбаться, знакомиться, говорить приятные вещи и краснеть от комплиментов. Выглядела Вяземская действительно очень хорошо. И благородно. И когда она просто стояла посреди большого ресторанного зала, окутанная теплым ярким светом, казалось, что именно она хозяйка этого старинного особняка и что она встречает людей, которые постепенно заполняют зал.

– Леля, не тяни одеяло на себя! – успела съязвить Кнор, но Лопахина одернула ее:

– Ну что ты в самом деле! Кто нам мешал быть такими же?! Но ведь мы не сообразили, не запаслись платьями, не умеем быть такими приятными.

Софья Леопольдовна закатила глаза, что означало: «Шуток не понимаете!»

Гости рассаживались, читая маленькие карточки, стоящие около приборов. И в результате подруги оказались разделены – они сидели за разными столами, в обществе незнакомых людей, с которыми им предстояло провести вечер.

Было какое-то особое значение у этого мероприятия, которое относилось исключительно к гостинице и не имело прямого отношения к подругам. По сути, попали они сюда случайно, но именно этот ужин стал началом, открытием новой страницы в их жизни. Даже если в душе каждой из них и поселились сомнения в разумности предпринятого шага, торжественность мероприятия, внимание к ним, радушие и галантность, с которыми их здесь встретили, эти сомнения если не развеяли, то заретушировали. Подруги неожиданно ощутили себя на несколько лет моложе, и дело было не в том, что они принарядились и постарались хорошо выглядеть, дело было в уверенности, которая вдруг проступила в их поведении. «Зрелость от молодости отличается иногда не столько разумностью, сколько трусостью», – неожиданно подумала Лопахина и широко улыбнулась сидящему рядом господину. Этот моложавый мужчина, отвечавший во время реконструкции здания за технические коммуникации, очень хотел заговорить с Зинаидой Алексеевной – женщиной, привлекающей своей «масштабностью», но робел и не мог найти нужных слов.

– Для канализации мы использовали импортные трубы. Они более прочные и не так быстро изнашиваются, – наконец произнес мужчина.

Лопахина, которая только-только положила в рот кусочек заливного, поперхнулась, но виду не подала:

– Что вы говорите? Да, я знаю, как это важно – прочность! Я же кондитер, у нас только внешне все нежное, сладкое, воздушное. А когда делаешь торт на двести человек, прочность инструмента важна.