– А я здесь! – Она сейчас была очень рада видеть этого бодрого оптимиста.

– Все хорошо! Вода пошла, бойлеры я включил, так что гостей можно возвращать в номера. Надо сказать, вам удалось справиться с проблемой очень быстро. Еще и часа дня нет.

– Огромное вам спасибо, если бы не вы, все бы затянулось.

– Что вы, Ольга Евгеньевна, это заслуга Никиты. Это он сообразил, что надо вызвать цистерны с водой. Кстати, идея просто на пять. Но, конечно…

Остаток фразы Юрия Петровича Софья Леопольдовна уже не слышала, Вяземская решительно прикрыла дверь. Но и этого было достаточно. «Пока Софа злится и воображает невесть что из себя, мы тут одной дружной компанией решаем проблемы!» – сказала сама себе довольная Вяземская, а вслух произнесла:

– Да, горничные, видимо, без меня справятся, а мы с вами давайте хоть что-то съедим, я же сегодня еще ничего не ела. Пойдемте к Зине на кухню, небось не прогонит!

– С удовольствием, работа на морозе добавляет аппетита!

Они спустились в ресторан и заглянули на кухню. Здесь был аврал, Лопахина не отсиживалась в кабинете, она работала наравне с остальными.

– Леля, привет, ни минуты нет! Надо успеть все к приезду гостей.

– О, я думаю, что раньше позднего вечера их нечего ждать! – рассмеялся Юрий Петрович. – Судя по планам Никиты!

– И слава богу, когда выбиваешься из графика – все идет не так, как надо! Но кое-что я уже могу предложить! Особенно вам, Юрий Петрович!

– Что же именно?!

– Зайца в горшочке под сметанным соусом.

– Кролика, вы хотели сказать, уважаемая Зинаида Алексеевна, – рассмеялся Юрий Петрович.

– Зайца, зайца! – улыбнулась Лопахина.

– Зина, мы не хотели бы мешать! – Вяземская указала на суету, которая здесь царила.

– Леля, вам сейчас девочки все принесут в кабинет. Тут у нас, извините, уборка и прочее.

– Точно, Юрий Петрович, пойдемте ко мне. Там вы передохнете, и перекусим вместе! Зина, спасибо. Хорошо, что ты не злая, а то Софа сидит и прямо как чайник на плите пыхтит.

– Знаю, я уже ей предложила кофе, так она не поблагодарила, а только фыркнула. Ничего, успокоится, характер у нее такой.

Вяземская с Юрием Петровичем удобно устроились в кабинете, а через двадцать минут им принесли обед.

– Вот это да! – Юрий Петрович оценил сервировку. Самое большое впечатление на него произвели те самые горшочки с тушеным кроликом.

– Тут белые грибы. Сметана. Очень вкусно! – попробовал он.

– Зина мастерица. Она не только пироги умеет печь.

– Ей вообще нравится заниматься рестораном. Это заметно, – кивнул Юрий Петрович.

– Почему вы так думаете?

– Ну, все люди работают на результат. Это нормально – всем надо жить, всем нужны деньги. Но когда человек получает еще удовольствие от самого процесса, это говорит о том, что выгода не самое главное для него.

– Согласна. – Вяземская задумалась. Она была рада, что потихоньку жизнь отеля возвращается в свое русло. Ольга Евгеньевна понимала, что и комнаты будут убраны отлично, и ресторан покажет, на что способны повара, Вяземскую огорчала только стычка с Кнор. И даже соображение, что рано или поздно они помирятся – все-таки знают друг друга много лет, – не утешало. Было что-то нехорошее, злое и высокомерное в поведении подруги. А Ольга Евгеньевна, человек очень деликатный и трепетный, злости боялась больше всего.

– О чем вы это печалитесь? – Юрий Петрович оторвался от кролика с белыми грибами и сметаной.

– Так, об отношениях. Не хочется, чтобы трудности в работе мешали дружбе.

– Не помешают. Но придется уступить, простить. Ну, кому-то надо сделать первый шаг! – добавил он, заметив возмущение на лице Вяземской. – И вообще, должен вам сказать, что прощение великая вещь. Я думаю, на нем все и держится.

– Да? – с удивлением спросила Вяземская. Юрий Петрович все больше говорил о курах и утках, и казалось, что о другом он даже не задумывается.

– Ну, понимаете, Ольга Евгеньевна, я же был женат. Когда-то. Давно. Развелся. И думал, что ни словом со своей бывшей женой не перемолвлюсь.

– Неужели так плохо расстались?! – нарушила Вяземская собственное правило не вникать в чужие дела.

– Очень. Сейчас я даже вам не смогу рассказать ничего интересного.

– В каком смысле – интересного? – живо спросила Ольга Евгеньевна, а потом спохватилась: – Вы не подумайте, мне вовсе не обязательно знать…

– Что вы, я же сам этот разговор начал! Так вот, понимаете, мы не ругались, не скандалили, не делили имущество, мы даже не ссорились. Но жить вместе не могли.

– Отчего же?

– А в доме тоска висела. Такая густая, как туман. И это вот молчание. Все время молчание. Сидим по углам. И молчим.

– А почему же не общались?

– Не получалось. Не о чем было.

– Так не бывает. Ну хотя бы вот… – Вяземская растерялась, – мы же с вами обменялись мнениями об этом зайце в горшочках!

– А, ну да, такое было иногда. А потом снова молчание.

– Как же вы познакомились? Может, не любили друг друга?

– Что с того?! Ну, не любили. Но разговаривать же можно. Что-то обсудить, о ком-то поговорить. А тут просто тишина… И вы знаете, когда разводились, она мне сказала: «Это все из-за тебя. Тебе дела не было до меня!» Я очень обиделся, мне казалось, что я только о ней и думаю.

– А может, она была права? Может, вы занимались хозяйством и на общение с женой времени и сил не оставалось? А ей не хотелось всего этого, она мечтала жить по-другому?

– Так хозяйство у меня появилось после развода. Я же ей квартиру оставил в Москве, а сам на дачу переехал. Потом из нее зимний дом сделал, участок соседский купил. Нет, это все у меня появилось позже. От тоски. Я себе места не находил, так хотел все вернуть. Но она и слышать не желала. А может, виду не подавала. Своенравная была. Потом замуж вышла, и неудачно. Муж буйный был, я не раз усмирял его.

– Господи, а сейчас? Как вы с ней сейчас?

– Хорошо. Спокойно. Я уже, конечно, все забыл. И любовь, которая была, и обиды. Иногда звоним другу другу.

– И что? Есть о чем разговаривать?

– Нет, но теперь я понимаю, что она такой человек. Молчаливый, немного сумрачный, замкнутый. Зря я от нее требовал другого.

– Так как прощение? При чем тут оно?

– Ну, мы же с ней простили друг друга. А ведь каждый считал другого виновным в неудачах.

– Это не вы. Это – время, – задумчиво произнесла Вяземская.

– Оно тоже помогает. Но человек и сам должен спокойнее ко всему относиться. Вы знаете, я часто думаю, что дальше будет? Со мной, с домом, с хозяйством, с тем, что я так люблю? Не могу же я это в кулаке всю жизнь держать. Кулак слабнет, да и охоты сжимать его все меньше.

– И что же делать?

– А ничего. Жить. Просто жить и спокойно относиться к тому, что жизнь совсем не такая, какой тебе казалась. Она имеет право быть иной. Вы думаете, почему я ищу хозяйку? Жену? Небось, думаете, некому в птичнике работать?

– Ну, и поэтому, – смутилась Вяземская.

Юрий Петрович рассмеялся:

– Я подозревал! Что вы! При желании можно нанять людей, как я и делаю. Но мне хочется, чтобы рядом оказался человек, которому это все нужно, интересно. Понимаете, работник может быть, но он не соучастник жизни.

– Да, вам надо найти такого человека, который тоже хочет этим заниматься.

– Вы хотите сказать, что вам это не нравится? Совсем?

Вяземская покраснела.

– Я не себя имела в виду. Я говорила вообще.

– Значит, извините, я вас не так понял.

Теперь Юрий Петрович вдруг смутился и принялся хвалить пирог, который Лопахина передала на десерт.

– Да Зинаида Алексеевна просто кулинар от бога!

Ольга Евгеньевна смотрела на собеседника. Ничего особенного в истории его развода не было – никаких особых страстей. Подумаешь, не сошлись темпераментами. И все же было что-то почти трагичное в его жестах. Вот он аккуратно отщипнул кусочек хлеба, помял пальцами салфетку, повертел в руках ложку – что-то одинокое и печальное крылось во всем этом. Куры, гуси и стройные ряды трехлитровых банок с компотами не могли ничего исправить. Вяземская поняла, все то время, которое он прожил после развода, было наполнено ожиданием нового. А хозяйственная деятельность – это только чтобы не сойти с ума от одиночества и тоски. Вяземской стало его жаль, и она подумала, что за маской деловитости и оптимизма скорее всего скрывается совсем другой человек.

– Юрий Петрович, а где вы работали раньше? Чем занимались? – спросила она.

– Ольга Евгеньевна, не тешьте себя иллюзиями. Я не смогу вести долгие и увлекательные беседы о книгах, театре. И образование у меня не высшее, – грустно улыбнулся Юрий Петрович, – и рассуждать я тоже не умею.

– Вы меня не поняли. Я спросила вовсе не затем, чтобы прикинуть, насколько увлекательной может быть моя жизнь рядом с вами. Я спросила, потому что мне действительно интересна ваша жизнь. – Вяземская спокойно посмотрела на него.

– Правда? – Юрий Петрович с сожалением заглянул в пустой горшочек из-под жаркого, облизнул вилку и произнес: – Тогда слушайте, расскажу.

Ольга Евгеньевна давно уже ни с кем так долго и обстоятельно не беседовала. Давно напротив нее не сидел человек, который рассказывал бы свою историю, пытался что-то объяснить и больше всего беспокоился о том, чтобы его правильно поняли. «А может, отношения – это вот именно внимание? Обоюдное? В самом деле, мы ничем никого не можем удивить – все истории почти одинаковы», – думала Вяземская, слушая тягучий рассказ Юрия Петровича про его учебу в профессионально-техническом училище и дальнейшую работу на заводе. Точно так же, как и в семейной жизни, в трудовой биографии собеседника не случилось ни взлетов, ни падений, ни интриг. Было ремесло, были начальники и ученики, и были, как свидетельство успеха, хорошие денежные премии и путевка в санаторий.

– Я так обрадовался, так обрадовался. Мне как раз надо было менять колеса на машине! – донеслось до Ольги Евгеньевны. Она кивнула, поддакнула и сделала нетерпеливый жест рукой – мол, продолжайте, очень интересно. И Юрий Петрович расцвел, вздохнул полной грудью, взахлеб принявшись рассказывать о каких-то «рейсшинах», которые пришлось закупать в другой республике. И опять этот рассказ был почти скучен, его оживляли только эмоции, которые вызывают любые собственные воспоминания. Но Вяземская не скучала, она от души жалела человека, который из-за отсутствия обычного людского внимания превратился в некий полуфабрикат. Вяземская не скучала, она вдруг почувствовала нетерпение – ей хотелось, чтобы Юрий Петрович быстрее закончил свой рассказ, и тогда она сама сможет поведать ему собственную историю. Совсем не трагичную и тоже по-своему скучную, но в то же время захватывающую, потому что теперь ее есть кому рассказать во всех деталях.


Никита Звягинцев, немецкие туристы и дочь Софьи Леопольдовны Аня вернулись, когда за окном была черная синь, когда угрожающе заскрипел снег и когда на кухне ресторана решали, как поступить с готовым ужином.

– Леля, ты понимаешь, у нас все готово. Я могу сейчас еду заморозить и оставить на завтра, благо меню позволяет так обойтись с продуктами, – объясняла Вяземской Лопахина.

– Ну, я даже не знаю… – рассеянно протянула та. Она уже очень устала. День был длинным, нервным, да еще этот разговор с Юрием Петровичем. «Как он сказал? Он сказал: «Ольга, я постараюсь быть «вашим человеком». Да, именно так и сказал. «Моим человеком». Интересно, какой смысл он вкладывает в эти слова? Хорошо бы с Зиной посоветоваться», – думала Вяземская, находясь под впечатлением от разговора с Юрием Петровичем и одновременно пытаясь успокоить Лопахину.

– Нет, ну хоть бы позвонил! Мобильную связь никто не отключал. Это вам не вода… – на втором этаже, на лестнице, появилась фигура Кнор. За весь день Софья Леопольдовна ни разу не вышла из своего кабинета.

– Не шути так. Связь тоже может пропасть, – ответила ей снизу Лопахина.

– Самое интереснее, что Анна тоже не звонила и не отвечает на мои звонки. А если быть точной, у нее телефон отключен.

– Может, они в таком месте, где плохая связь? – вежливо сказала Вяземская. Она еще не забыла утренний выпад Кнор.

Та оставила ее реплику без внимания.

– Послушайте, да что с ними может случиться?! Они просто загуляли. С туристами так случается.

– А с владельцами гостиниц тоже? Ни разу не позвонить за целый день и не узнать, как идут дела. Все ли нормально?! – опять с вызовом спросила Кнор.

– Почему не позвонить? Никита звонил несколько раз. Я все рассказала, все объяснила.

– А, ну тогда конечно! – Софья Леопольдовна пожала плечами, потом демонстративно уселась в холле и развернула газету.

– Он тебе звонил? – шепотом спросила Лопахина Вяземскую.

– Один раз. Когда уже вода была.

– Ну и хорошо, никуда они не денутся.

– Конечно, – пожала плечами Вяземская и осторожно произнесла: – Юрий Петрович рассказал мне, почему развелся с женой.