Анна Дубчак - Осенние любовники

– У тебя тайны? Ты не доверяешь мне?

«Вот так всегда, – подумала Наталия, – стоит только приблизить к себе кого-то, как сразу же начинаются сложности...»

– Я тебе доверяю, Сонечка, но, как мне кажется, в твоем положении тебе не стоит знать всего того, чем мы занимаемся... Это грязь, это смерть, это страшно, наконец... Ты понимаешь меня? Мне бы хотелось, чтобы ты побольше отдыхала, смотрела комедии, слушала приятную музыку, гуляла и не забивала себе голову этими кошмарами... Абстрагируйся и забудь, что ты живешь под одной крышей с полусумасшедшей музыкантшей, которую посещают видения, и прокурором города... Ты понимаешь, о чем я?

– Кого-то убили? – как ни в чем не бывало спросила Соня, словно она и не слышала всего того, что только что ей сейчас наговорила Наталия. – Я знаю этого человека? Это связано с Сарой? Ну скажи мне, пожалуйста... Сережа тоже молчит... Ты ему, случайно, ничего такого не говорила?

– Нет... Но если быть до конца честной, то я сказала Логинову... Он должен знать, чтобы не травмировать тебя...

– Но ведь он же может сказать Сапрыкину, и тогда все будет кончено! – разволновалась Соня.

– Ты очень странно рассуждаешь... Но это твое личное дело... Что касается меня, то я все сказала... И не обижайся...

Соня молча повернулась и вышла из кабинета. Но через минуту вернулась и сказала:

– Знаешь, здесь так пахнет копченой рыбой... У меня слюнки текут...

– Ну так поди и поешь... У нас же еще осталась...

– Я видела коптильню и какую-то старуху... или старика, я так и не поняла... Был дым, туман, какие-то деревья... И пахло копченой рыбой, тиной, водорослями... А до этого я видела барышню в кондитерской... Я ничего не понимаю... Но на всякий случай записала...

Было утро, но в комнате было темно, пасмурно и неуютно. Игорь, которому удалось поспать всего пару часов, чувствовал себя разбитым и невыспавшимся. Наталия же, закутавшись в теплый халат, мечтала о большой чашке горячего чаю... Они с Соней все-таки съели целую копченую селедку, после чего Соня почти без труда выпытала у Наталии про Германа.

– Коптильню? А ты не могла бы зарисовать ее?

– Это еще зачем? Обычная избушка...

– А то, что чешуя могла быть и на коптильне... Ведь ты же сама сказала, что пахло копченой рыбой... Значит, можно сказать, что эксперимент удался... – Он закрыл глаза и натянул одеяло до подбородка: – Если бы ты знала, Ната, как мне не хочется покидать эту теплую постельку... Знаешь, иногда мне кажется, что я оказался прокурором совершенно случайно, что мне просто не повезло в жизни... Ну что такое прокурор? Это реки крови, трупы, преступники, смерть...

– Вот и я тоже сейчас подумала: с какой это стати я провела всю ночь у Монахова, вытрясая у него информацию о погибшей в прошлом году учительнице математики, когда мне положено в ноябре вообще отдыхать! Ведь я, если ты, конечно, не забыл, преподавательница сольфеджио, музыкальной литературы и фортепиано вообще-то... А в музыкальной школе, где я должна работать, сейчас осенние каникулы... Напрасно я согласилась вести это дело...

– Ты про Литвинову? Что-нибудь новое? И при чем здесь Монахов?

– Ты можешь, конечно, не поверить, но у Монахова с Литвиновой был роман...

– Роман? Но как ты об этом узнала?

– Все очень просто: вчера я была на поминальном обеде в лицее и узнала массу интересных вещей... Но самое главное, это то, что у Литвиновой в лицее могли бы быть большие неприятности вплоть до увольнения, и только покровительство Монахова позволило ей не потерять работу... Он собирался, как я поняла его, жениться на ней...

– А что за конфликты в лицее?

– У нее оказался очень тяжелый характер... Она была максималисткой и бравировала своими принципами и бескомпромиссностью...

– А с кем конкретно она конфликтовала?

– Да со всеми понемногу... Ну посуди сам: на поминках никто, кроме директрисы, о ней не сказал ни слова. Разве это нормально?

– А ты не пробовала разговаривать с учителями?

– Я не могла. Они все сидели за столом и ели... Пренеприятное зрелище, скажу я тебе... Вообще непонятно было, зачем они там собрались...

– Сама же сказала, что они ели... А кто оплачивал это странное мероприятие?

– Монахов!

– Интересно... – Логинов все же поднялся и накинул халат. – Знаешь, я не удивлюсь, если окажется, что история Литвиновой еще не закончена... А что, если в ее смерти виноват как раз Монахов? По-моему, это логично. Только человек, чувствующий свою вину, способен на этот странный поступок...

– Ты имеешь в виду поминки?

– Ну да... Давай ты будешь держать меня в курсе дела... И если тебе понадобится наша помощь – скажешь. Идет? Обещай мне, что будешь предельно осторожна...

– Ты думаешь, что Монахов способен...

– А почему бы и нет? Он жил спокойно целый год...

– Откуда ты знаешь, что он был для него спокойным?

– Да потому что никакого уголовного дела возбуждено не было, Литвинову похоронили, а с ней и все вопросы... И вдруг заявляешься ты и начинаешь ворошить прошлое... В случае если Монахов виноват в ее смерти, он обязательно насторожится и будет ждать твоих дальнейших действий...

– Но какие могут здесь быть действия? Ведь если он и виноват, то скорее всего в каком-то нравственном, духовном плане... К примеру, Литвинова узнала, что у него есть еще какая-нибудь женщина... Сара...

– Сара? А при чем здесь Сара?

– При том... – Она покраснела и прикусила губу: проговорилась! – При том, что Монахов совсем недавно сделал предложение и Саре... нашей Саре Кауфман! А кто их знает, может, они встречаются уже не первый год!

– Ну и подружка у тебя... С ней не соскучишься...

– Дело не в Саре, а в Монахове. Он мог наобещать Литвиновой золотые горы, а потом просто бросить ее, как это принято у вас, у мужчин... Мне известно, что Литвинова была влюблена в журналиста Самсонова. Знал об этом и Монахов, поэтому-то он и отправил этого Самсонова в Москву, чтобы не мешался под ногами... А тот и рад стараться! Литвинова этого могла не знать. Вот Самсонов уезжает, Монахов делает ей предложение, и она... соглашается... Представляешь, какую работу она должна была провести в своей душе и в своих мозгах, чтобы заставить себя позабыть Самсонова и согласиться соединить свою жизнь с человеком, который почти в три раза старше ее... И это при том, что все окружающие люди знают ее как человека принципиального и жесткого, бескомпромиссного и волевого... Тебе не кажется это странным?

– Монахов богат, поэтому ради денег можно спрятать подальше не только принципы, но и совесть, я уж не говорю о чести... Все мы живые люди...

– Возможно, что ты и прав...

– Но вообще-то, когда я говорил о том, что Монахов мог быть повинен в ее смерти, я имел в виду вину совершенно другого толка...

– Не понимаю...

– А что, если он ее убил?

– Логинов! Это гениально! Как же я раньше-то об этом не подумала! Только непонятно, чем же она так насолила ему, что он ее убил? Кроме того, ты сам только что сказал мне о том, что на ее теле не нашли следов насильственной смерти... Ее вскрывал Романов?

– Нет... Романов тогда сильно простыл, и вскрытие проводил Сеня Алебастров из мединститута. А что касается причин убийства, то одной из самых важных причин могла быть, как тебе это ни покажется странным, финансовая...

– Как это?

– А так, что Монахов мог нарочно рассказать тебе историю их любви, хотя на самом деле их отношения могли носить чисто деловой характер...

– Но она всего лишь преподаватель математики!

– Да хоть уборщица. Представь, что Литвинова совершенно случайно получила доступ к какой-нибудь секретной информации, с помощью которой начала шантажировать Монахова... Или же просто что-то такое узнала, чего ей не следовало знать, и Монахов из боязни шантажа мог убрать ее... Для этого принялся открыто ухаживать за ней...

– Совершенно верно, директриса лицея рассказала мне, что он на глазах у всех возил ее на своем «мерседесе»... Казалось бы, ну встречались бы где-нибудь на нейтральной территории, зачем же у всех на глазах-то?

– В том-то и дело... Но теперь все осложнилось. Убили его сына.

– Почему убили? Его могла просто загрызть собака.

– А следы кошачьих когтей? А рыбья чешуя?

– Головоломка какая-то... Чувствую, что надо мне встретиться с Алебастровым... Как ты, говоришь, его зовут?

– Сеня, Семен. Он преподает анатомию в мединституте, но иногда подрабатывает в морге... Вернее, когда его попросят...

В дверь постучали. Она вздрогнула от неожиданности.

– Все остывает, а тебе, Игорь, еще полчаса назад нужно было выходить из дома... – послышался нежный голосок Сони.

И Логинов, опомнившись, подскочил с кровати и кинулся из спальни.

Кафе «Арлекино» располагалось в подвале девятиэтажного дома, но считалось одним из самых известных и популярных молодежных заведений города. Вечерами здесь звучала громкая музыка, парни и девушки, приехавшие сюда с самых окраин, могли найти в этом полутемном подвале все, начиная с хорошей порции тяжелого рока, металла, поп и диско и кончая выпивкой и наркотиками... Утром все видимое пространство вокруг кафе было усыпано окурками, пустыми банками из-под колы и пива, обертками от жевательной резинки, печенья, шоколада... А из подъездов близлежащих домов уборщицы выгребали разноцветные использованные презервативы, рваные колготки и даже нижнее белье... Молодежь веселилась.

В утренние часы кафе было открыто, как ни странно, для детей, которые приходили сюда, чтобы съесть горячий гамбургер, сосиску с булкой и кетчупом, выпить пепси или фанту и поиграть в игральные автоматы или в компьютерные игры.

Наталия спустилась по крутой мраморной лестнице и открыла тяжелую дубовую дверь: за два года существования «Арлекино» хозяева сумели получить достаточную прибыль, чтобы отделать помещение по последнему слову европейского дизайна, закупить оборудование для кухни, компьютеры и даже кондиционеры, благодаря которым, кстати, в утренние часы в кафе не оставалось ни следа от сигаретного дыма, перегара и запаха пота... Здесь было свежо и прохладно. Пахло свежим кофе и горячими булочками.

Она подошла к буфетной стойке и уселась на высокий круглый стул. Девушка с заспанным бледным личиком смотрела на нее выжидательно.

– Мне кофе и один апельсин.

В кафе в этот ранний час почти никого не было.

– Я ищу одного человека, – сказала Наталия и сделала несколько глотков горячего кофе. – Его зовут Герман. Мы должны были с ним встретиться здесь вчера в три. Но я не смогла прийти... Скажите, он приходил?

– Монахов, что ли? – покраснела девушка. – Да, он был... Спрашивал вас... Это вы Настя?

– Да...

– Но я так поняла, что он получил еще одну записку... Я почему запомнила, у нас не так часто оставляют записки или письма... Но Герман – это совсем другое дело... Он всегда и всем нужен... Так вот, примерно в три часа к нему подошла девушка и отдала в руки записку. Он прочитал и, судя по выражению его лица, был сильно удивлен...

– А девушку-то он знал?

– Думаю, что нет, потому что когда он прочитал записку и обернулся, чтобы ее расспросить, ее уже не было... И он тогда еще спросил у меня: «Ты эту не видела?» Обычно он обращается к своим девушкам по имени, а тут вдруг это грубое «эту»... Поэтому я и решила, что он с ней не был прежде знаком...

– А вы ее запомнили?

– Конечно... Яркая красивая девица...

– Она и раньше здесь бывала?

– Ни разу. Я бы запомнила. И хотя здесь по вечерам бывает столько народу, что не протолкнуться, я как-то почти всех знаю в лицо... Мне за это платят...

– А зачем вам знать всех в лицо?

– Просто люди постоянно разыскивают друг друга, вот и приходится их запоминать не только в лицо, но и по именам... Например, меня спрашивают: ты не видела здесь Катю Рыжую? И я отвечаю, что она только что вышла с каким-то парнем по имени Макс, но сказала, что скоро вернется... И все в таком роде...

– Понятно. А сколько хотя бы лет было этой девушке?

– Трудно сказать... Может, двадцать с небольшим.

– А что было потом, после того как Герман прочитал записку?

– Знаете, он сказал, что ему еще ни разу не приходилось... Можно я это слово пропущу?

– Как хотите, – сначала не поняла Наталия. – А в чем дело?

– Он сказал: мне еще ни разу в жизни не приходилось... словом, заниматься этим на кладбище... И я так поняла, что ему кто-то назначил свидание то ли на кладбище, то ли рядом с ним...