- Это твое «хорошо» закончилось, не мое…

- Не обманывай себя. Ты не можешь чувствовать себя хорошо, рядом с мужчиной, который хочет уйти. А я не могу делать вид, что не хочу уйти.

- Не могу, не хочу… Это ужасно. Это просто ужасно, Глеб.

- Ничего ужасного, поверь. Не надо делать драмы из чернового эпизода глупой юности. У нас все еще впереди…

Услышав про «черновой эпизод», Алена зарыдала в голос. Доктор Глеб приготовил ей успокоительный отвар из трав, и если бы она не прогнала его сама, наверное, предпринял бы все меры по ее реабилитации (посещения психологов, трудотерапия под наблюдением врача, расслабляющие массажи, душеспасительные беседы и тому подобные вещи).

- Если бы я захотела, он организовал бы ночные дежурства у моего изголовья, - говорила потом Алена, и Чуча не могла понять, с грустью это было сказано или с гордостью. Очевидно было, что Алена еще долго надеялась вернуть Доктора Глеба в свою жизнь, а он, долгое время оставаясь «ничьим», согревал этим ее надежды. Надежды рухнули в тот момент, когда Алена увидела, как Глеб укутывает в свой свитер Полину. Это случилось на одной из майских вылазок, и в темных оврагах, окружавших палаточный лагерь, стояла вода. «Боже, какими мы были наивными!» - подумала Алена, наблюдая заботливый взгляд, направленный не на нее, и едва обозначенную улыбку, предназначенную не ей, и точные мягкие движения рук, которые желали согреть другую женщину… Алена пошла искать Чучу, а Полина с удивлением подумала, что, кажется, скоро ей опять будет о чем писать в своем дневнике.

 

Полина на Доктора Глеба заглядывалась давно. Одно время она опасалась, что не справится с собой и упадет в неразделенную любовь. Однако давние тренировки по непозволению себе влюбляться в харизматичных актеров не прошли даром: Полина смогла вновь убедить себя, что допускать чувства к популярному мужчине - глупо, потому что безнадежно, а безнадежно, потому что ненадежно. Ну в самом деле, никаких же гарантий.

- Интересно, каких гарантий ты ожидаешь? – спросила Чуча, когда они разговаривали как раз о возможности не позволить себе влюбиться без уверенности во взаимности.

- Ну как же… Это можно назвать гарантией приближения. Чем свободнее подступы к мужчине, тем выше гарантия.

- Иными словами, - рассмеялась Чуча, - если мужик вообще никому не нужен, то гарантия становится стопроцентной!

- Вроде того, - пришлось согласиться Полине.

- А тебе он в таком случае зачем?

- А ты считаешь, что в этом вопросе хор не может петь фальшиво, и если человек пользуется большим спросом у противоположного пола, так он, значит, обладает какими-то особо ценными характеристиками? А если полк вокруг не толпится, стало быть, никакой пользительностью он не обладает?

- Боже мой, да конечно! Решать головой половые вопросы так же бессмысленно, как играть в шахматы, основываясь исключительно на интуиции. Тебе нравится Глеб – это факт. Но ты от факта открещиваешься, потому что Глеб не представляется тебе доступным. Зато ты подбираешь какого-нибудь Чердака, нянчишься с этой пьяной образиной и убеждаешь себя, что он вполне тебя устраивает. Где же тут логика: отказываться от здорового, красивого, умного мужика в пользу спивающегося неврастеника? А и нет тут логики, потому что устраивает тебя как раз Глеб – к нему склоняет тебя инстинкт, а инстинкт не дурак, он плохого не посоветует… А Чердак тебя не устраивает, да и не может устраивать не одну здоровую на голову бабу – просто потому что он бесперспективен как самец, ни добыть, ни защитить. И сколько раз ты не повторишь, что Чердак – гениальный поэт, он все равно не станет для тебя желанным отцом твоих детей, тогда как Глеб – уже стал.

- Это какие-то рассуждения течной самки, чесслово. Хорошо. Пусть с точки зрения продолжателя рода Глеб более привлекателен. Пусть. Но что мне в том, если подступы к нему перекрыты толпами прочих алчущих продолжить с ним свой род?

- Боишься не выдержать конкуренции?

- Терпеть не могу конкурировать. Ждать и догонять – самые паршивые занятия, а конкурирование сплошь из них состоит.

- Это все комплексы, - Чуча делано-сладко потянулась. – Конкуренция ничем не хуже любого другого занятия. И вообще это двигатель прогресса.

- Двигатель – да. Но посмотри на этот прогресс и одумайся.

- Короче. Мой тебе совет: брось думать и иди очаровывать Глеба. Может, он только того и дожидается? В конце концов, они с Аленкой уже месяцев пять как не вместе… И хотя ты верно говоришь – желающих на вакантное место завались, однако же наш блистательный доктор все еще одинок. Одинок, Полинька!

Однако Полина настояниям Чучи не вняла и продолжала довольствоваться куда как скромной участью дамы, откликающейся время от времени на призывные взгляды, и вместо того, чтобы раскинуть руки на пути Глеба, лишь искоса следила, не выбрал ли он еще кого-нибудь из хороводящихся вокруг девиц.

Она настолько не верила в успех предприятия, что даже заговаривала с Глебом очень изредка, лишь в тех случаях, когда могла сказать ему что-то язвительное, нарочно делая сближение еще более невозможным.

- Чего ты ершишься? – удивлялась наставница Чуча.

- Хочу отрезать себе последние пути к наступлению, - улыбалась Полина.

Но вопреки женским расчетам, однажды хмурой мартовской ночью Доктор Глеб постучал в хлипкую дверь съемного домика. Полина открыла ему и не прогнала. Не прогнала бы, даже будь он в десять раз пьянее, - а пьян он был и так порядочно.

- Ты чего тут? – спросила она, подразумевая, что к ней Глеб может прийти только по делу.

Он встал к ней почти вплотную, расстегнул ремень, и пуговицу, и молнию, и брюки упали к его – и ее – ногам вопяще-пошлым ответом.

Полина укротила мгновенно встрепенувшееся в ней возмущение. Чем эта откровенность, показавшаяся ей вульгарной, хуже любого из тех призывных взглядов, на которые она уже откликалась? И разве податель откровенного ответа не был ей желаннее, чем любой из бросавших взгляды? Полина вынула шпильку из волос и приглашающим жестом указала в комнату – на ту ее часть, где под бабушкиными перинами грелся давно обеспружиневший диван.

Синее небо наступившего апреля пришлось как раз кстати. В его свете великой природной гармонией выглядело безмысленное довольство, которое Полина испытывала на следующий день после свидания, ощущая счастье низом живота – там при воспоминании о прикосновениях Глеба родились сериями короткие спазмы, и волны мурашек доходили до самой макушки. Апрельская синь ярче высвечивала и горечь, что покрывала Полину, как короста, когда Глеб не звонил день, два, четыре.

Под апрельским небом одинаково романтичны и встречи, и расставания. Особенно если про них никому неизвестно. Полина по-прежнему не верила в будущее – уж слишком Глеб прагматичен, слишком сдержан в словах-обещаниях, не кажет даже половинки, даже четверти той необузданной страсти, которая одна залог вечного блаженства. Кто когда измерял силу страсти, в амперах ли она измеряется или в джоулях, а может быть, в лИстах и бетховенах – этими вопросами Полина не задавалась, однако не сомневалась, что твердо знает ту меру  мужской страсти, которая будет отмашкой к полному раскрытию и последующему великому слиянию. Доктор Глеб никак не демонстрировал ничего похожего. Ночуя у нее, он ни разу не забыл завести будильник, и ни разу не пропустил первую лекционную пару, вдохновленный ее утренней соблазнительностью.

Она в свою очередь воздавала оком за око – принимала ленивую позу сытой львицы, глядела с прищуром, лишних движений не делала. Ни упреков – но и поощрений тоже ни. Так они и кружили настороженно до половины апреля, по негласной договоренности никого не посвящая в свою игру. Поэтому Алена, наблюдая, как Глеб укутывает Полину свитером, не знала, что наблюдает начало второго тайма.

Второй тайм затянулся - то ли лето способствовало, то ли судья как-то уж чересчур зазевался и забыл про свисток. Отношения Полины и Глеба вышли за границы татами ее съемного домика, про них все узнали – в этом смысле отношения изменились. Во всех же прочих – нет.

Однажды, когда Луна надежно закрепилась в созвездии Девы, и Левушка обзавелся женой, Полина, давно уже ощущавшая то ли скуку, то ли тоску, приятным безветренным вечером поставила на стол большое блюдо с белыми яблоками и села долго-долго на них смотреть.

Смотреть пришлось действительно долго, - Глеб никак не хотел принимать молчаливо ему навязываемый диалог. Полина сдалась – первый раз.

- Глеб, - сказала она.

- Ммм? – спросил он.

- Ну, Глеб, - настаивала она.

- Ну, что? – уступил он.

- Осень скоро. Хорошо.

- М-угу.

- Я хочу, чтобы нам было хорошо – долго, всегда.

- Нам хорошо.

- Да?

- Нет?

Молчание.

- Глеб.

- Ммм?

- Мне иногда кажется, что нам не так хорошо, как могло бы быть…

- Разве?

- Да. Мне кажется, что ты просто так со мной… Я не знаю, почему ты со мной. Почему?

Молчание.

- Ты меня не любишь, Глеб. Я тебя люблю, а ты меня – нет. В этом все дело.

Молчание.

- Глеб, мы совсем взрослые, такие, что пора уже и стать взрослыми. Как ты думаешь, у нас есть будущее?

- Конечно.

- А какое оно?

- Я не знаю.

Молчание.

- А я знаю. Нет у нас никакого будущего. У тебя есть, у меня есть, а у нас нету. Ты уходи, Глеб. Сейчас уходи. Не надо ничего. Не могу больше.

Глеб подумал и ушел. Порознь они депрессовали на тему «никто меня не любит» - Глеб потаясь, Полина – напоказ. Глеб сублимировал в своей ординатуре, Полина - над дипломной работой.

В ту пору депрессия на тему «никто меня не любит» была весьма популярной. Потому что все головы были набиты любовью – и самыми причудливыми представлениями о ней. Из-за этих представлений моделировались занятные ситуации, порождавшие массу трагических недоразумений. Проповедуя свободу любовных отношений, члены общества желали быть последовательными, а их последовательность выражалась в неограниченности половых порывов во все стороны. И вот, боясь нарушить свободу любимой личности, юный любовник со спокойствием, вполне похожим на равнодушие, наблюдал, как его подруга обвивается вкруг другого, а она в свою очередь делала вид, будто не замечает, где в этот момент находится рука ее возлюбленного, хотя очевидно было, что рука эта ведет себя слишком фривольно по отношению к совершенно незнакомой девушке, случайно (или же нет?) оказавшейся рядом. Потом они оба с удивлением ощущали недовольство собой и друг другом. Источник недовольства он определял для себя тем, что «она» слишком приземленная, она же полагала, что «он» чересчур оторван от земли – на этом и строились взаимные претензии, заканчивающиеся тяжелой депрессией на вышеупомянутую тему.

Другим поставщиком депрессующих был поиск смысла жизни. Его все искали вдумчиво и напряженно посредством уединенных или групповых размышлений, а также творя стихи, песни, драмы и романы, что чаще всего заводило в дебри творческого кризиса. Так вот, искали однозначный (обязательно однозначный!) ответ на Самый Главный Вопрос, не находили его и по очереди от этого болели. А к очередной жертве неуловимого ответа стайкой летела бригада скорой психиатрической помощи с бутылками портвейна в карманах и за пазухой. Посреди захламленной комнаты накрывали газетой тяжелый дедовский табурет, устанавливали на него стаканы и буханку хлеба, усаживались на полу вокруг него и, ломая хлеб и звякая стаканами, проводили беседу.

- Как же мне все осточертело, - говорила жертва ненайденного ответа, бледная и демонически мрачная.

- Ты плюнь! – начинал уговаривать Нелюбов. - Хочешь, я тебя с клевой бабой познакомлю?

- Отстань, Нелюбов, - вяло отмахивалась жертва. – Как только можно быть таким незадумчивым? Ну, ты же посмотри, что на свете делается – какие бабы, окстись!

- А ее, кстати, Света зовут, - задумчиво отвечал Нелюбов, и все смеялись (жертва – невесело).

- Вы, дураки, ржете, а он, между прочим, дело говорит, - заступался кто-нибудь за Нелюбова. – Шотландские ученые доказали, что регулярный секс лечит депрессию…

- Не у всех, - уныло качала головой жертва. – У некоторых регулярный секс депрессию провоцирует…

- Ну хочешь, вылазку организуем? – не унимался Нелюбов. - Я тут с клевым чЕлом познакомился, лесник, и живет в лесу, прям рядом с озером. У него и баня есть. Приглашал. Соберем девчонок и – на выходные! А?

- Избушка в лесу – это концептуально, - мечтательно говорила жертва. – Только чтоб без лесника, девчонок и Нелюбова. Морита-терапия.

- Морита? Это что-то, связанное с суицидом? – пугался Нелюбов.

- Не-ет. Это что-то, связанное с личностью шинкейшицу. Данному типу личности свойственен максимализм во всех жизненных проявлениях. А поскольку такая личность, как правило, обладает большой внутренней силой, то она способна самостоятельно избавляться от внутренних проблем путем самосозерцания. Морита-терапия предполагает изоляцию от общества.