- Мужик и должен быть кобелем! И у всякой женщины должен быть свой кобель, а лучше свора. Как это, помните, у классиков: Разгуляй, ату! Порывай, апорте! Хотя лично я предпочитаю более спокойные породы. Например, ньюфаундлендов. Но Нелюбов все-таки больше похож на пойнтера...

Все обернулись и оценивающе посмотрели на Нелюбова.

- Я не хочу, чтобы впредь ты позволяла себе подобные высказывания, - сказал Нелюбов, когда гости разошлись.

- Ты правда думаешь, будто я стану спрашивать у тебя, что мне можно себе позволять, а чего нельзя? - с светским любопытством поинтересовалась Чуча.

- Мне казалось, я могу на это рассчитывать, - в тон ей ответил Нелюбов.

Впрочем, оба скоро оставили светский тон и на вполне портовом языке рассказали, чего каждый из них может ожидать от другого. Разница в ожиданиях оказалась велика. Нелюбов той же ночью покинул квартиру Чучи. Он унес с собой две пары джинсов и горькое чувство очередного поражения.

А через год автомобиль, на котором Чуча ехала в командировку, встретился с другим автомобилем, на котором люди возвращались из командировки. Чуче повезло, она осталась среди выживших, но получила компрессионный перелом позвоночника. Выздоровление шло небыстро, но Чуча твердо верила, что в положенный срок встанет и побежит по делам. Нелюбов очень помогал ей месяцами хранить эту веру. Он примчался, как только узнал о случившимся, и не покидал Чучу, пока она окончательно не поправилась. Все время, пока Чуча лежала, а Нелюбов за ней ухаживал, они, обсуждая будущее, прикидывали, куда Чуча первым делом пойдет, где Чуча будет гулять, как надолго Чуча сможет отлучаться из дома... Но оба избегали говорить о том, кому выпадет честь сопровождать ее, выздоровевшую. Когда Чуча смогла и пойти, и гулять, и отлучаться надолго, она как само собой разумеющееся положила ладонь на руку Нелюбова и произнесла речь, смысл которой укладывался в одну фразу: “Твоя до гроба, да будем счастливы мы оба!”. Нелюбов же изобразил удивление и сказал, что уже две недели встречается с юной скрипачкой, студенткой музыкального училища, и у них все более чем серьезно, а про Чучу он в таком ключе даже и не думал. Хорошо, что Чуча надежно поправилась, а то слегла бы обратно. Врачебная помощь ей все же понадобилась: после того разговора с Нелюбовым Чуча несколько месяцев посещала психолога...

Нелюбов не женился на скрипачке, Чуча бросила ходить к психологу, прошло еще несколько лет, Левке стукнуло десять. Промозглым весенним вечером Нелюбов зашел к Чуче – с Левкиного девятого дня рождения он взял манеру захаживать раз или два в месяц. Зайдет, посидит в кухне пару часов, расскажет что-нибудь забавное, узнает, как дела. И в тот раз он с коньячком зашел посидеть, а Чуча ему говорит: “Оставайся, Нелюбов, до утра”. А Нелюбов и остался, как само собой разумеющееся.

Вот уже больше полугода длился их новый тайный роман. Накопленный за годы знакомства счет все еще оставался 2:2. Но каждый участник романа подспудно боялся, что другой в этот раз переиграет его, и поэтому оба всякое время оставались настороже, готовые грохнуть из всех орудий, если только чуть заподозрят возможный свой проигрыш. Последние дни Чуча вела себя таким образом, что Нелюбов уже не “чуть”, а очень сильно беспокоился, как бы она опять не забила в его ворота. Потому и торопился по заметенной листьями тропе. Он полагал, будто одно его присутствие способно предотвратить катастрофу. И уж конечно он не допускал мысли, что именно его присутствие лучше всего может спровоцировать катастрофу.


Обогнув овраг, он вышел на разбитую асфальтовую дорожку. Когда-то у нее был старт и финиш, указатели маршрутов, белая разметка с указанием длины дистанции, и она была предназначена для дозированного бега. Асфальт сохранился лишь фрагментарно, и теперь служил разве что напоминанием о былом. Впрочем, по остаткам дорожки можно было прийти к старому котловану – двадцать лет назад там задумали строить гигантский бассейн и вырыли огромную яму под фундамент. За прошедшие годы дно ямы поросло травой, откосы – кустарником, и деревья вплотную подступили к краям. Это было живописное место. Там, по словам Чучи, она с Иваном присматривала натуру для фотосессии. Нелюбов подошел к котловану и сразу увидел их на другой стороне.

Чуча в коротком красном пальто стояла на самом краю. Одной рукой она опиралась на зонт-трость, а другой указывала Ивану на гряду багровых рябин. Из-под ее ног широкой пеленой спускался ко дну котлована золотистый кустарник. Волосы Чучи стлались по ветру, придавая образу законченно романтический вид. Иван замечательно ей соответствовал в длинном молочной белизны плаще и такого же цвета широкополой шляпе.

Нелюбов ускорил шаг. Черное пальто развевалось за ним, как бурка за Чапаевым.

Чуча закончила позировать и принялась что-то втолковывать Ивану, взмахивая свободной  рукой и ударяя в землю зонтиком. “Не иначе, лапшу ему вешает,” - злобно подумал Нелюбов. 


- Заказчик – жу-утко капризный тип! - говорила Чуча. - Три года (взмах рукой), как научился делать свои табуретки, полгода, как перестал делать их в подвале собственного дома, а хочет, чтобы ему устроили брэнд – цитирую – европейского уровня. Европейского! (удар зонтиком в землю). А сам до сих пор на “Ниве” ездит, которая даже не “шевроле”. Он, как и многие другие прочие, думает, будто может формулировать задачу. Три раза уже формулировал (удар зонтиком в землю). Сформулирует, посмотрит на результат, поморщится и рассказывает, какие мы кругом дураки, что не поняли, как должно быть на самом деле (взмах рукой). Теперь, наконец, он захотел свои табуретки увидеть на фоне пышного увядания. Это очень удачная мысль, в самом деле: ты снимешь такой пейзаж, что он забудет начисто про свои деревяшки (три убедительных тычка в землю зонтиком).

Иван слушал Чучу, слегка наклонив голову, словно пытался расслышать нечто, звучащее за ее речью.

- Иван! Я умоляю тебя, сними ему его несчастную мебель, он замучал меня! Я, когда увидела твои работы, прямо обмякла – это то, что нужно для его табуреток!

- Какие именно работы ты имеешь в виду?

- Нет, не конкретные работы, а стиль, настроение! Очевидно, что ты можешь сделать то, что надо! Вот взгляни, мне кажется, эти рябины и вязы за ними...

Иван, в десятый раз созерцая рябины, спросил, как называется фирма капризного заказчика.

- О, название подстать! Три непроизносимых псевдоиностранных слова, жуткое сочетание согласных. Вторую неделю никак не могу их запомнить! Мне важно получить твое принципиальное согласие на съемку, а уж потом все детали.

- Я пока не определился, - улыбнулся Иван. - Ты сказала, что этот проект может быть важен для Полины, поэтому я согласился на встречу. Но теперь я вижу, что Полина здесь совсем ни причем.

Чуча с шутливым раскаянием на лице положила руку на обшлаг его пальто.

- Вообще-то я рассчитываю уговорить Полину принять участие в этом деле. Но знаешь, она имеет жу-уткое предубеждение против рекламы, я подумала, что мне понадобится дополнительный стимул для ее привлечения. А тут такая удача – классный фотограф и полинкин возлюбленный в одном. Заманить ее тобой, а тебя ею – разве не удачная мысль? Все при деле, всем хорошо, а я молодец.

Чуча говорила и сама диву давалась, до чего гладко у нее выходит: никакого проекта вовсе не было.

Иван с той же улыбкой смотрел на Чучу, а потом взглянул поверх ее плеча и заметил:

- По-моему, к нам идут.

Чуча стремительно обернулась.

- А, это Нелюбов! Помнишь, вы встречались в “El Patio”.

Иван не ответил, смотрел на приближающегося Нелюбова с прищуром поверх Чучиной головы. Нелюбов, не снижая скорости, преодолел последние отделяющие его от Чучи метры, сказал ей:

- Привет! -

а Ивана сперва проигнорировал.

Чуча бровь приподняла, нижнюю губу перекосила и ответила небрежно:

- Привет.

Вот тогда Нелюбов и обратился к Ивану. Причем сразу тактильно - вцепился обеими руками в воротник такого приятного на ощупь пальто и крутанул в сторону. Иван в свою очередь ухватил Нелюбова за грудки, и они закружили прочь от Чучи. Через несколько шагов кто-то споткнулся, оба покатились по земле; не расцепляясь, закатились в полную ржавыми листьями ямку. Белое пальто Ивана доминировало. Послышались звуки ударов - три, четыре, не больше. Противники, неловко барахтаясь в листьях, отползли друг от друга. Некоторое время наводили ревизию, подсчитывали урон. Поднялись и пошли, соблюдая между собой метровую дистанцию.

- Ты мне лицо разбил! - говорил Нелюбов, ощупывая скулу и губы.

- А ты мне камеру испортил! - отвечал Иван, рассматривая объектив дорогущей «Лейки».

Так и прошли мимо Чучи, даже не взглянув на нее.

Лицо у Чучи сделалось озадаченным, а рука автоматически потянулась к телефону. Но кому звонить - Чуча понятия не имела и целую минуту заморожено смотрела на дисплей. Потом ее лицо оттаяло, и она решительно набрала номер Полины. Тряхнула головой, чтобы откинуть в сторону пряди волос. К уху она поднесла трубку уже совсем привычным деловым жестом.

- Ты представляешь, они у меня тут подрались! Кто-кто… Нелюбов с Иваном. Да я сама не поняла ничего. Слуушай, позвони Ивану, узнай, чего он там себе думает, а то у меня с ним какие-то полные непонятки…


А у Полины и у самой были с Иваном полнейшие непонятки.

С девичника Чучи Иван увез ее кататься по городу. Они заехали в центральный парк, где накануне украсили ветви деревьев мелкими-мелкими фонариками, и там выпили французского шампанского. От шампанского Полина совсем опьянела, впала в энергично-игривое настроение, перестала рефлексировать и на этот раз не увлекалась вопросом, а достаточно ли хорошо Ивану с ней?

Рефлексия вообще на этот раз подзадержалась и вернулась лишь во второй половине понедельника. Первую половину Полина и Иван провели как вполне узаконенные любовники — с красным вином вместо кофе на завтрак, с раскованным утренним сексом, беззлобно посмеиваясь друг над другом и ни о чем не думая.

На три часа дня у Ивана была назначена фотосессия. Полина тоже засобиралась, - с утра она звонила на работу, рассказала жалостливую историю, пообещала приехать после обеда. На предложение Ивана вызвать такси торопливо ответила:

- Ненененене! Я отлично доберусь на автобусе!

Иван фыркнул:

- Вот еще!

И добавил:

- В таком случае я сам тебя отвезу.

И отвез. Подрулил к самому подъезду, и вышел дверь открыть, и поцеловал на прощанье.

Потом Полина села корпеть над библиографическими карточками и ей вдруг захотелось плакать. Отношения с Иваном ясно и непреложно предстали вопиющим оксюмороном. Чувство неминуемого конца было очевидным, как ощущение ожога. Иван нарисовался, как залетный эпизод, как рекламная пауза среди черно-белого фильма. Будто взяли муху Полину аккуратно за крылышко деликатными щипчиками и окунули в фарфоровое блюдечко с медом - ешь пока, сколько успеешь. Но так же не спросясь и без предупреждения ее извлекут оттуда, окатят холодной водой, смывая мед и весь его запах, и вернут обратно на скотный двор.

Она думала об этом до конца рабочего дня. Когда же позвонил Иван и предложил заехать за ней, Полина не отказалась, как не отказалась однажды при случае попробовать «Вдову Клико».

Во вторник Иван водил ее в театр, а после спектакля доставил удовольствие умной беседой об увиденном.

В среду он уже строил планы на будущее лето. Выбор пал на Черногорию, где Иван знал один особенно удачно расположенный коттеджик.

- Я бы предпочел, чтобы ты уже сейчас занялась загранпаспортом, - сказал он. - Ты выясни, по каким дням твой паспортный стол занимается этим вопросом.

- Ой, не знаю. По чести сказать, я терпеть не могу чиновничьих заведений...

- Ладно, я сам все сделаю. Паспорт мне свой дашь?

Полина промямлила “угу, конечно”, нисколько не веря ни в лето, ни в Черногорию. Но сама по себе готовность Ивана что-то сделать за нее воткнулась в сердце еще одной горькой занозой: никогда еще за всю Полинину биографию мужчина не предлагал сделать что-либо за нее, при том, что она, кажется, всегда только об этом и мечтала. Полина не сомневалась в том, что Иван сделает, как сказал. Полина сомневалась, что сумеет обрадоваться должным образом. Черт возьми, ведь бывает же так: смотришь на шарик, яркий, воздушный, даже на целую связку шариков, даже на большую связку, а настроение все равно не деньрожденское.

И вот на четверг Полина отпросилась, сославшись на неожиданную срочную работу. Иван пожал плечами — дело твое, позвони, как закончишь. Полина твердо обещала. Чтобы обещание выполнить, весь день напряженно думала до полного распухания головы: оставаться ей с Иваном или нет? Голубая Прошлая Мечта и Мечта Сбывшаяся материализовались в ее сознании и раздирали его нескончаемым диалогом:

Голубая Мечта: Дура, ты ж столько лет ждала этого!

Сбывшаяся Мечта: Не радует отчего-то...