(Англия) Элизабет Чедвик - Осенний трон

– Не надо, – сказала королева. – Пусть слезы льются, и пусть другие люди услышат эту песню, чтобы и их сердца рвались от жалости и гнева. Пусть ее поют в каждом городе, в каждой крепости и в каждом соборе от границ Шотландии до самых Пиренеев. Пусть эта песня всех призовет к действию.

В своих покоях в замке Мальборо Иоанн принимал ванну. Прикрыв глаза, он погрузился в теплую воду, от которой поднимался душистый пар. Физическое расслабление всегда приводило его в благодушное настроение и помогало думать.

Белла стояла у огня и сушила волосы двумя нагретыми полотенцами. У нее получилось сбежать от дряхлеющего супруга, и она приехала к Иоанну якобы тайно, но на самом деле все всё знали и только притворялись, что ничего не замечают. Иоанн подозревал, что Белла не прочь навсегда остаться у него. Однако его философия не предполагала рвать яблоки с одного дерева, если вокруг целый фруктовый сад, только и ждущий, когда его плоды сорвут и распробуют. Тем не менее в данный момент общество Беллы было ему приятно. Она разделила с ним ванну, где они насладились друг другом в полной мере.

Окно было открыто, и со двора донеслось чье-то печальное пение.

– Опять эта проклятая песня, – проворчал Иоанн. – Неужели все разом позабыли все остальные песни в мире?

Белла удивленно оглянулась на него через плечо, не переставая мягко промокать волосы:

– Мне она кажется очень красивой. А тебе не нравится?

Ее любовник буркнул что-то и плеснул себе на плечи и грудь воды.

– Или ты завидуешь? – промурлыкала Белла. – Даже в плену Ричард привлекает всеобщее внимание и восхищает своими разнообразными талантами.

– Ну и пусть юстициары таскают его хауберк по всей Англии! – огрызнулся Иоанн. – Внутри его все равно никого нет. Это пустая фантазия.

Белла вполголоса напела один куплет:

– У меня много друзей, но дары их бедны. Не чтят они меня, ибо ради выкупа я здесь в плену уже две зимы.

– И просидит там еще дольше. Ради всего святого, закрой окно!

– Мой отец так не считает. – Она не спеша двинулась к окну.

– Твой отец – старый дурень. Он много чего болтает, но не все его слова сбываются.

– Как и твои.

Иоанн смерил ее мрачным взглядом:

– Кто бы говорил…

Белла зачерпнула из серебряной чаши горсть вишен и надкусила одну ягоду.

– Но если Ричард вернется, что ты тогда будешь делать?

Он дернул плечом:

– С тобой я не собираюсь это обсуждать. Хватит болтать, лучше подлей горячей воды.

Она принесла кувшин, стоявший возле очага, и лила из него воду до тех пор, пока Иоанн не замахал рукой. Вокруг него поднимался пар, как из кипящего котла. Белла подала ему кубок вина.

– Я беспокоюсь о тебе, – сказала она ласково и прикоснулась к завитку волос у него на шее. – Знаю, это глупо, потому что любой человек, протянувший руку голодному волку, заслуживает того, чтобы его укусили. Но я не могу по-другому.

Иоанн схватил ее за руку и впился зубами в ее указательный палец – достаточно сильно, и она вскрикнула и попыталась вырваться, но он держал ее крепко.

– Да-да, это очень глупо, ведь ты знаешь, что я принесу тебе только боль. – Он отпустил ее. – Тебе пора идти. Увидимся позднее в зале.

Белла отошла, потирая палец, и потом, тряхнув волосами, скрылась за прикроватным пологом, чтобы одеться.

Иоанн закрыл глаза. Теперь принц с нетерпением ждал, когда она уйдет. Ему не хотелось думать о Ричарде, наоборот – хотелось забыть о нем хотя бы на пять минут, но это как больной зуб: о нем невозможно забыть. Да если бы он стал королем, то справился бы с задачей гораздо лучше старшего брата! Ну почему Ричард не умер в плену? Тогда все решилось бы само собой.

Из-за полога вынырнула Белла в льняном платье цвета лесной зелени. Она на ходу прикалывала вимпл. Вопреки желанию остаться в одиночестве, Иоанн залюбовался тем, как ловко она скрепляет ткань булавками.

– Вот теперь ты почтенная матрона, по крайней мере с виду.

– Я играю свою роль. Нужно делать то, что заставит окружающих уважать тебя. Люди завороженно смотрят на хауберк твоего брата, но на самом деле они восхищаются человеком. Стали бы они восхищаться тобой, любимый мой? Сомневаюсь. – И Белла вышла, прикрыв за собой дверь.

– Сучка! – буркнул ей вслед Иоанн почти беззлобно и погрузился в воду.

Принц вытирался, когда его туалет был прерван слугой – прибыл гонец:

– Он говорит, что передаст доверенное ему сообщение только вам, сир, и больше никому.

Иоанн слегка удивился:

– Вот как? Ну ладно, пришли его ко мне.

К тому моменту, когда гонца ввели в покои, Иоанн уже облачился в просторный халат и мягкие меховые туфли. Взмахом руки он отпустил прислугу и уставился на человека, стоящего перед ним на коленях. На том были скромные, простые одежды, в которых ничто не привлекало внимания и не указывало на достаток или значительность, а черты лица казались приятными и тоже весьма непримечательными. Перед тем как допустить посланца в покои принца, с него сняли меч и нож.

Письмо, которое он вручил Иоанну, было скреплено маленьким личным клеймом Филиппа Французского. Иоанн взломал печать и развернул свиток, но тот оказался пустым.

– Ничего не было написано, сир, на тот случай, если меня перехватят. На словах же король Франции велел передать, чтобы вы остерегались, ибо дьявол на свободе.

Иоанн, уставившись на пустой лист, обдумывал услышанные слова. У них могло быть лишь одно толкование, и расспрашивать гонца бессмысленно, ведь ему во имя безопасности ничего не поясняли. У Иоанна заныло под ложечкой. Значит, Ричард и император Генрих пришли к соглашению, и как только выкуп заплатят, Ричард помчится в Англию.

– Иди, – приказал он гонцу. – Возвращайся к своему господину и скажи, что ответ я ему привезу сам.

Гонец поклонился и ушел. Иоанн окликнул слуг и, когда те вошли, велел собирать его вещи. Коль дело идет к скорому освобождению Ричарда, нужно попытаться хотя бы замедлить процесс и укрепить собственные позиции, пока не слишком поздно.

Вместо того чтобы пойти в главный зал замка и заняться хозяйственными вопросами или поиграть в кости, Иоанн переоделся в дорожный костюм, набросил плащ и потребовал седлать коня.

Белла поймала его во дворе, когда он уже вставил ногу в стремя и собрал поводья.

– Куда ты едешь? – спросила она.

– Надо кое-какие дела уладить. Не устраивай сцену – возвращайся к мужу.

Он запрыгнул в седло, натянул поводья и пришпорил коня.

Обескураженная, Белла осталась стоять в пыли, поднятой лошадиными копытами. Неужели это навсегда? Он так и будет использовать ее и бросать, когда ему захочется, не считаясь с ее желаниями? Она вздернула подборок и вернулась в зал, чувствуя на себе косые взгляды. Белла отлично знала, что они думают о ней. Мне все равно, твердила она себе. Только это неправда. Ей совсем не все равно. И она ненавидит Иоанна.

Саутгемптон,

декабрь 1193 года

Алиенора стояла на пристани Саутгемптона и готовилась отплыть в Германию. Часть первой, семидесятитысячной, выплаты отправилась к императору в сопровождении германских чиновников еще осенью, а теперь настало время ехать и ей с заложниками и остатком выплаты. Домой она вернется с Ричардом.

Дул сильный холодный ветер, но все же не штормовой. И он был попутным, что считалось добрым знаком: их плавание не будет долгим. Деньги и драгоценности разделили между несколькими кораблями на тот случай, если посреди моря их все-таки застигнет буря. Тогда не все собранные средства пойдут ко дну. Конечно, охранять несколько кораблей сложнее, чем один, но в людях она недостатка не испытывала.

Подростки, которые ехали с ней в качестве заложников, держались храбро и в то же время были охвачены волнением. Алиенора смотрела, как они собрались в кружок и что-то оживленно обсуждают, то и дело заливаясь смехом. То, что для нее – дело жизни и смерти и отчаянная попытка спасти своего ребенка, для них – необыкновенное приключение.

От Иоанна не было слышно ни слова. Она не ведала, где младший сын и что делает, как не знал этого никто другой. Известно было только, что он покинул Мальборо и переправился в Нормандию. Сегодня море было не слишком бурным, но в это время года погода отличается неустойчивостью, и новости с того берега приходили нерегулярно. Алиенора слышала, что Ричард писал Иоанну с распоряжением взять под командование ключевые крепости Нормандии и противостоять любым попыткам Филиппа Французского захватить их. Однако нормандцы не приняли брата короля – они отказались передавать свои крепости кому-либо, кроме самого Ричарда. После этого об Иоанне не было ни слуху ни духу.

К ней подошел внук Ричард, с розовым от ветра лицом и сияющими голубыми глазами.

– А хауберк дяди Ричарда не забыли упаковать? – спросил он.

– Разумеется, не забыли, – улыбнулась в ответ Алиенора. – Ведь это же часть короля как-никак.

Мальчик задумчиво прикусил нижнюю губу.

– Он накажет моего папу? – вдруг спросил он.

Алиенора положила руку ему на плечо:

– Пусть разбираются сами – твой отец и твой дядя. Было много недопонимания и ошибок с обеих сторон, но переживать об этом не твоя забота. – Ричард неуверенно кивнул, и чтобы поднять ему настроение, Алиенора пошутила: – Может, нам удастся продать одну из шляп графа Норфолка. Думаю, за нее дадут хорошую цену.

Бабушка и внук обменялись заговорщическими улыбками, глядя, как на пристань въезжает со своей свитой Роджер Биго, граф Норфолк. Он славился любовью к экстравагантным головным уборам, и репутация полностью оправдалась и на этот раз: пышное сооружение из алого бархата венчал плюмаж из павлиньих перьев. Кланяясь королеве, граф снял шляпу эффектным жестом.

– Милорд, превосходная шляпа, – отметила Алиенора.

Граф был не чужд самоиронии:

– Пусть уж лучше она сидит у меня на макушке, чем сомнется в багаже.

– А если ветром ее унесет в море? Тебе придется прыгать за ней!

– Она крепко сидит на голове – лучше, чем вимпл, на мой взгляд.

Алиенора рассмеялась его остроте.

– Плавание обещает быть недолгим. А когда мы окажемся на том берегу, будем надеяться на хорошую погоду и быстрые переговоры.

– Госпожа, со своей стороны я сделаю все, что в моих силах. – Теперь граф говорил серьезно.

– Знаю и благодарю тебя за это. – Алиеноре нравился Роджер Биго.

На него можно положиться, как и на Уильяма Маршала. Более сдержанный, чем Маршал, во всем, кроме головных уборов, он умел сохранять ясный ум и спокойствие при любых обстоятельствах. К тому же граф превосходно разбирался в законах и юридических тонкостях, именно поэтому он ехал с королевой в Германию.

Роджер галантно помог Алиеноре взойти на борт, и вновь она ощутила покачивание палубы под ногами. В число заложников был включен и Уолтер Кутанс. Он прибыл, закутанный в меха и сжимая епископский посох в руке, словно боевое оружие. Зимний ветер разрумянил его щеки и взбил седую бороду. С епископом шагал Болдуин де Бетюн, лорд Холдернесса, и еще несколько рыцарей. Одни из них останутся в Германии как залог второй выплаты, а другие вернутся в Англию, сопровождая короля и королеву.

Наконец прилив достиг высшей точки и начался отлив, корабли с деньгами и драгоценностями отчалили и поплыли в открытое море, пробираясь по темно-серым волнам. Алиенора сидела в укрытии, сооруженном на палубе, обложенная подушками и укутанная мехами. В руке она сжимала крест и страстно молила Бога о том, чтобы путешествие их прошло без помех и ее сын получил свободу.

Алиенора грела руки перед очагом в своих покоях в Шпайере. Она дрожала. Снаружи земля была твердой, как железо, с неба сыпалась перхотью мелкая снежная крупа, но не от холода била ее дрожь, а от волнения.

Крещение она встретила в усыпальнице трех царей в Кельне. Принеся в дар золото и ладан, она молилась там за возлюбленного сына среди горящих свечей. Теперь же прибыла в Шпайер. Хотя придворные встретили ее с почетом и окружили всяческим комфортом, император так и не дал ей аудиенции, и с Ричардом ей не позволили увидеться. В каком-то смысле она оказалась такой же узницей, как и ее сын. И вот сегодня ей обещали, что все изменится. Королева выбрала самое пышное платье и, зная, какое значение германцы придают внешнему виду, надела все свои драгоценности, многие из которых раньше принадлежали матери Генриха, императрице Матильде.

Пришла делегация придворных, чтобы сопроводить ее и свиту туда, где ожидал император. Алиенора расправила плечи и царственным, плавным шагом прошествовала в главный зал.

Там полыхали сотни свечей и трещал огонь в очаге невероятных размеров. Прекрасные ткани и гобелены закрывали стены и сохраняли тепло, и все равно путь к трону Генриха, установленному на возвышении, показался Алиеноре долгим и холодным. Император восседал в короне и полном облачении. Из-под нависающих век он внимательно наблюдал, как идет к нему английская королева-мать. Он змея, подумалось Алиеноре, всего лишь змея, спящая в расщелине под скалой. Но она знала, что ей положено делать, и перед ступенями, ведущими к трону, опустилась в глубоком поклоне.