Эль Кеннеди - Ошибка

– Спасибо, – сквозь смех отвечаю я.

На долю секунды его губы снова касаются моих, а затем он берет меня за руку и ведет к двери. Перед ней он останавливается и, галантно поклонившись, открывает ее передо мной:

– После тебя, красавица.

Ох черт. Эти три слова превращают мое сердце в лужицу. Теплую, липкую, сладкую кашицу.

Что ж, теперь я по крайней мере выяснила свои чувства к нему.

Мне кажется, я могу влюбиться в этого парня. Сильно.

* * *

Следующим вечером мы с Такером не на жизнь, а на смерть сражаемся в хоккей на приставке, когда в комнату входит Дин, босой и без рубашки. Проведя пятерней по своим торчащим в разные стороны светлым волосам, он усаживается в кресло рядом с диваном.

– Слушай, я хочу поговорить с тобой о той первокурснице.

– Какой первокурснице? – не отводя глаз от экрана, задает вопрос Такер.

Я тоже не отрываюсь от игры и рассеянно спрашиваю:

– Ты о Грейс?

Моя команда надирает задницу команде Такера, и, по ходу, только лишь потому, что этот идиот отказывается играть за любую другую, кроме «Далласа», которая не участвует в матчах плей-офф сколько миллион лет подряд? Я, конечно же, играю только за «Бостон», потому что именно за нее я болел с самого детства и именно за нее мечтал играть.

– Да, я о Грейс. Если нет никакой другой первокурсницы, которую ты водишь в кино и с которой сосешься на протяжении всего фильма. – Слова Дина сочатся сарказмом.

Я ставлю игру на паузу, чтобы глотнуть колы. Да-да, колы. Потому что по-прежнему стараюсь не кутить. Да и завтра у меня первый экзамен, а мне не хочется прийти на него, страдая от похмелья.

– Я не водил ее в кино, – отвечаю я. – Если помнишь, мы случайно там встретились.

– О, я помню. Как и ту часть со страстными поцелуями. Серьезно, мужик, каждый раз, когда я поворачивался, вы сосались как порнозвезды.

Хорошо, я не стал рассказывать ему, чем мы занимались в кладовке. Тогда бы он вообще никогда не угомонился.

– Погоди-ка, ты встречаешься с первокурсницей? – По лицу Така ничего нельзя прочитать, но я уверен, что слышу в его голосе облегчение.

– Не-е, мы не встречаемся.

– Вот и хорошо, – быстро кивает Дин. – Эти молоденькие телочки любят привносить в жизнь слишком много драмы.

Такер фыркает:

– Драмы? Так теперь мы называем тот случай с Бетани? Только вот, чувак, то была не драма. То было домогательство.

– Это был гемор, вот что, – бормочет Дин. – И большое спасибо, что напомнил мне. Сегодня ночью мне будут сниться кошмары. Козел.

Я закатываю глаза:

– Не переживай, Грейс не такая. С ней не будет никаких драм.

И это одна из причин, почему меня так тянет к ней. Мне еще не доводилось встречать такой простой девушки. К тому же когда я с ней, то совершенно не думаю о Ханне, что…

Значит, ты используешь ее, чтобы забыть про Ханну?

Обвинение летит мне в голову, как хоккейная шайба в ворота.

Нет. Конечно я ее не использую.

Или все-таки использую?

Нет. Это безумие. Грейс на самом деле мне очень нравится, точно так же как мне нравится проводить с ней время.

Но… так получилось, что она здорово отвлекает меня от всей этой ерунды с Ханной.

Здорово отвлекает?

Господи. Какой же я гребаный урод!

Меня наполняет чувство вины, и я внезапно осознаю, как дерьмово вел себя. И в ту же секунду понимаю, что больше не могу видеться с Грейс. Как я могу, если часть меня видит в ней отвлечение? Когда до сих пор у меня сжимается сердце каждый раз, когда я вижу Гаррета и Уэллси вместе? Когда меня по-прежнему снедают зависть, мучительное желание и огромная ненависть к самому себе?

Я уже отправил Грейс эсэмэску со своим номером и даже планировал спросить, не хочет ли она провести со мной завтрашний вечер, но теперь черта с два я это сделаю. Пусть я вел себя как козел, невольно использовав ее для отвлечения, но теперь, осознав мерзость своих поступков, я отказываюсь продолжать наши отношения. Это будет нечестно по отношению к Грейс.

– Никаких драм, говоришь? – эхом повторяет за мной Дин, вырывая меня из моих тяжелых раздумий. – Прости, но вынужден сообщить тебе, что поезд под названием «Драма» уже отошел от станции. Именно поэтому я и спустился.

Я хмурюсь:

– О чем ты?

– Ты знаешь Пайпер?

Такер фыркает:

– Ты серьезно сейчас это спросил? Мы все знаем Пайпер.

Я хмурюсь еще больше, потому что если Пайпер Стивенс замешана в том, что хочет рассказать мне Дин, то ничего хорошего, черт побери, не жди. Она самая настоящая хоккейная фанатка. И так как Пайпер суперсекси, с ней переспала половина нашей хоккейной команды. Чем она, между прочим, очень гордится и всячески это афиширует.

На это мне плевать. Каждый раз, когда я слышу, как кто-то называет ее шлюхой, я угрожаю его прибить. Какого черта? Почти все знакомые мне парни, что учатся в колледже, трахаются направо-налево, и всем все равно, что они так ведут себя. Так что нет, я никогда не буду осуждать Пайпер за ее столь активную сексуальную жизнь.

Но на что мне не плевать, так это на то, что она ведет себя как последняя стерва и распускает грязные слухи и сплетни похлеще голливудских таблоидов.

– Я тут зависал с Нико после обеда, и он рассказал мне, что Пайпер наговаривает всякую чушь про твою первокурсницу, – объявляет Дин.

Я тут же напрягаюсь:

– Что?

– Да. Похоже, младшая сестра Пайпер дружит с Грейс, и вроде как Грейс рассказала ей, что у вас что-то было. Только вот по какой-то причине эта младшая сестра думает, что та все сочинила?

– Ты спрашиваешь меня или рассказываешь мне? – ворчу я.

– И то и другое. Не знаю. Я оставил попытки понять сложности женщин.

– Не ты один, – мрачно говорит Так.

Дин раздраженно вздыхает:

– Я знаю только то, что Пайпер растрезвонивает всем и вся, что какая-то первокурсница всем врет, что целовалась с тобой – а это явная чушь, потому что вчера я отчетливо видел вас и то, как ты засунул свой язык ей в рот по самые гланды.

– В кинотеатре было полно студентов из Брайара. Если ты нас видел, уверен, другие тоже видели.

– О, чувак, еще как видели!

– Тогда почему кто-то ведется на чушь Пайпер? Я не пытался скрывать, что мы делаем.

– Эй, если ты врешь с уверенностью, то люди тебе верят. – Дин пожимает плечами. – Как бы то ни было, решил рассказать тебе, что Пайпер снова ведет себя как Пайпер. По словам Нико, она и в «Твиттере» это разместила. Под каким-то язвительным хэштегом.

Что? Я хватаю свой телефон с кофейного столика и запускаю «Твиттер».

– Какой хэштег?

– Понятия не имею. Но уверен, что ты найдешь его, когда зайдешь на страницу Пайпер.

Я быстро набираю имя Пайпер в окне поиска, нажимаю на нужный профайл и начинаю читать первые несколько твитов на ее странице. Каждое следующее сообщение вызывает во мне праведный гнев, который кипит и пузырится до тех пор, пока не выплескивается через край и я в ярости не вскакиваю на ноги.

О нет, черт побери!

Вам снились эти кошмарные сны, в которых ты идешь по школьному коридору или поднимаешься на сцену, чтобы произнести речь, и вдруг понимаешь, что стоишь абсолютно голый и все на тебя пялятся? И глаза у окружающих становятся все больше и больше, и вскоре на тебя уже словно направлены горячие лазеры, прожигающие кожу насквозь?

Вот сейчас я словно очутилась в таком сне. Да, я полностью одета, но, несмотря на многочисленные заверения Рамоны, что на меня никто не смотрит, я знаю, что любопытные взгляды и понимающие усмешки моих однокурсников не плод моего воображения.

Чтоб Майю Стивенс черти побрали! Эта стерва сделала невероятное – она заставила меня бояться зайти в Карвер-Холл, мое самое любимое место на территории всего университета.

И конечно весьма впечатляет, что даже ограничившись ста сорока буквами, сестра Майи умудрилась сочинить красивую сказочку о жалкой, горемычной героине, чье неистовое влечение к одному хоккеисту подтолкнуло ее придумать невероятную любовную историю, сдобренную соединением пылающих чресел и нескончаемой страстью.

Другими словами, Пайпер назвала меня чертовой лгуньей.

– Это так унизительно, – бормочу я, накалывая на вилку кусочек жареной курицы из своей тарелки. – Мы можем уйти? Пожалуйста!

Рамона упрямо выставляет подбородок:

– Нет. Ты должна показать людям, что тебе плевать на слова Пайпер.

Легко говорить. Мозгами я понимаю, что не должна тревожиться из-за каких-то маразматических скандальных твитов, но мой желудок считает иначе. Каждый раз, когда я вспоминаю хэштег #ГрейсВрунья, мои внутренности от ужаса завязываются в узел.

Да что такое стало с людьми, если они позволяют себе травить человека, ни секунды не задумываясь о том, как это дерьмо приводит в бешенство объект их травли? А вообще знаете что? Я злюсь даже не на тех, кто распускает слухи. Я злюсь на тех, кто придумал Интернет и дал этим мерзавцам площадку, где они могут извергать свой яд.

Гребаный Интернет.

Моя лучшая подруга принимает мое молчание за приглашение трепаться дальше.

– Пайпер стерва, ясно? Ты же знаешь, как сильно она одержима хоккеистами. Она ведет себя так, как будто каждый из них принадлежит ей, что, конечно, абсолютная чушь. Так что, по ходу, ей просто стало завидно, что тебе удалось уложить в постель одного из ведущих игроков, за которым, кстати… – тут Рамона понижает голос и переходит на драматический шепот: – она охотилась, начиная с первого курса, но он все время давал ей от ворот поворот.

Господи боже мой. Теперь мы сплетничаем о Пайпер? Есть вообще в этом гребаном университете взрослые люди?

– Пожалуйста, мы можем не говорить о ней? – Я стискиваю зубы, что делает проблематичным засунуть в рот вилку с лапшой, которую я только что поднесла ко рту.

– Ладно, – соглашается Рамона. – Но знай, что здесь я на твой стороне, детка. Никому не позволено придумывать чушь о моей лучшей подруге и всем об этом рассказывать.

Я решаю не напоминать ей о том, что ничего этого не было бы, если бы кое-кто не намекал Майе, что я все выдумала.

– Если хочешь, можем поговорить о моих страданиях, – мрачно предлагает Рамона. – А именно о том, что после кино Дин так и не попросил номер моего телефона …

Рамона умолкает, когда позади нас раздается звук шагов. Мои плечи напрягаются, но я тут же расслабляюсь, когда понимаю, что шаги принадлежат Джесс. И опять напрягаюсь – это же Джесс. Прекрасно. Начинается еще один раунд пыток.

– Привет, – говорит мне Джесс, в ее глазах я вижу сочувствие. – Я сожалею обо всей этой ерунде в «Твиттере». Майя не должна была ничего рассказывать своей сестре. Ну она и сплетница!

Если бы у меня с собой сейчас был словарь, я бы открыла его на букве «Л», передала бы Джесс и заставила бы ее прочитать значение слова «ЛИЦЕМЕРКА».

К счастью, жужжит мой телефон, и я не успеваю наброситься на нее с резким ответом.

Когда я вижу на экране имя Логана, мое сердце непроизвольно замирает. Меня так и подмывает вскочить на стол и помахать телефоном, чтобы доказать всем в Карвер-Холле, что, вопреки всем язвительным словам Пайпер Стивенс, Джон Логан «знает о моем существовании». Но я сдерживаю себя, потому что, в отличие от некоторых, мне не нужен словарь – я и без него знаю значение слова «бесполезный».

Сообщение от Логана очень короткое.

Он: «Где ты?»

Я быстро печатаю ответ: «В столовой».

Он: «В какой?»

Я: «Карвер».

Ответа нет. Ну и ладно. Не знаю, к чему была вся эта переписка, но его молчание сводит мою только что обретенную уверенность в себе практически к нулю. Я с прошлого вечера умирала от желания поговорить с ним, но он не звонил, не писал, не предпринимал никаких попыток встретиться со мной. И вот, когда он наконец вышел на связь, мы имеем это? Два вопроса, а потом тишина?

Я с ужасом осознаю, что вот-вот заплачу. И даже не знаю почему. Из-за Логана? Из-за Пайпер? Из-за себя самой? Но это не важно. Я не буду плакать посреди столовой и не доставлю всем присутствующим удовольствия наблюдать, как выбегаю из зала через пять минут после того, как пришла сюда. Девчонки за соседним столиком не перестают ухмыляться с тех самых пор, как я уселась, и не спускают с меня глаз. Мне не разобрать ни слова из их приглушенного разговора, но когда я перевожу взгляд на них, все пятеро быстро отводят глаза.