Ошибка небес

Пролог

Афганистан. Провинция Балх.

– Поздно, слишком поздно, – именно эта мысль поглотила Кассандру, подчинила себе ее волю, стала определяющей в тот роковой момент, когда она увидела отблеск снайперской винтовки, перенаправленной на НЕГО. Слишком поздно привлекать его внимание, кричать об ужасной опасности, слишком поздно для всего, что бы она ни сделала, что бы ни предприняла, судьба не допустит, чтобы в живых остались оба. «Поздно, слишком поздно… Не дай Бог, чтобы было слишком поздно», – вертелось в ее мозгу, существовало как бы своей жизнью. Резкий скачок. Самые быстрые в ее жизни десять шагов. Залетная пуля задела плечо. Толчок. Удар. Раздирающая боль в диафрагме и лишь одна мысль: «Слишком поздно… Лицо. Его лицо.

Он жив! Он будет жить! Он что-то говорит. Боже, что же он говорит?

Темнота. Поздно, слишком поздно»…

Афганистан. Провинция Балх.

…«Поздно, слишком поздно», – как молитву повторял юный военный врач, – «поздно…неужели поздно?». Казалось, эта мысль стала живой, стояла рядом и помогала ему. Хрупкое тело лежащей, секунду назад тужившейся из последних сил женщины, обмякло в его руках. «Кесарево», ‒ слово, сказанное одними губами, током пронзило все его тело. Он никогда не делал кесарево. Секунды отбивали ритм.

Лицо покрылось испариной. Нужно принимать решение. Лишь бы не слишком поздно. Обезболивающее. Видавший виды скальпель. Мягкая женская плоть. «Лишь бы не поздно». Детский плач песней разрезал накаленную обстановку палаты.

«Малышка. Жива! Она будет жить! Нет, не поздно».


Глава 1.

‒ Переспала и бросила!? Опять? Какого черта, Лаки! ‒ фривольная фраза, так легко и так громко сказанная Лизой Макфер, за считанные мгновенья облетела бар «Подкова».

‒ Шшшшшш, Лиз, хотя, что уже, тебя разве что тот парнишка в наушниках не услышал… а нет, услышал, – выдохнула Лаки, увидев, как единственный парень, до этого не обращавший внимание на подруг, заинтересовано покосился в их сторону.

«Стоит отдать ему должное, – подумалось Лаки, – он хотя бы попытался сделать вид, что брошенная на потеху всему бару реплика, его не заинтересовала».

‒ Милые дамы! – прервал размышление Лаки баритон, сидевшего справа мужчины, – Позвольте угостить вас?

‒ Спасибо, но мы с подругой хотели бы пообщаться тет-а-тет.

‒ Тогда вам следовало бы делать это несколько тише, – расплылся в улыбке его друг.

‒ Мы это учтем, – куда менее учтивым тоном, нежели подруга, пробубнила Лаки, взяв Лизу за локоть и, буквально выдернув с ее места, потащила к выходу из бара.

‒ Милая, что случилось, мы уходим? Почему? – глаза Лизы выражали само невинность, и не являйся она единственной близкой подругой, Лаки с огромным удовольствием выплеснула бы на нее всю злость, накопившуюся за сегодняшний день.

«Можно подумать, я специально теряю интерес к отношениям, когда появляется намек на их дальнейшее развитие, – размышляла Лаки, таща подругу прочь из бара, – Боже, ну почему мужчинам недостаточно просто встречаться, заниматься сексом, к чему эти разговоры: «Что дальше?», «К чему ведут наши отношения?». Да и вообще, что за мужчины мне попадаются?».

Лишь оказавшись за пределами злополучного бара, Лаки смогла обуздать      свою беспричинную злость и, придав своему голосу непринужденный тон, ответила подруге.

‒ Думаю, Лиз, мы и так сделали все, чтобы нас здесь запомнили. Давай просто прогуляемся? Да и в погоне превратить меня в милое одомашненное создание, ты забыла, что мы собрались перемыть косточки твоему жениху. Кстати, довольно милое колечко.

‒ Милое? Милое колечко? Это все, что ты можешь о нем сказать? Майк выложил за него целое состояние, а ты едва взглянув, называешь его милым? Ну, спасибо, подруга.

‒ Я бы не сказала, что два часа «убитых» на разглядывание со всех сторон этого чуда ювелирной мысли и попутного уверения Майка, что оно тебе понравится, и нет «оно не слишком простецкое», и «да, я, конечно, знаю, что ты самая чудесная девушка в мире и кольцо должно быть тебе под стать» можно назвать «едва взглянула»,‒улыбка осветила лицо Лаки, сделав ее похожей на хитрую лисицу, утащившую курицу из курятника, – я безумно за тебя рада. Он просто мечта любой девушки.

‒ О, брось. Он же твой брат. Ты годами пыталась свести нас.

‒ Что еще раз говорит о моей гениальной прозорливости.

‒ Да, а еще о невероятной скромности. И как же ты, бедняжка, выживаешь в этом коварном мире?

Радостный смех девушек разнесся по улице, унося все тревоги и дрязги прошедшей недели.

Начавшую говорить о свадьбе Лизу Макферт было уже не остановить. Хотя именно на это и надеялась ее лучшая подруга, а скоро и родственница. Как же приятно было Лаки просто слушать счастливое щебетание родного голоса, забыв на время о своих проблемах. Однако, через несколько часов составления радужных планов свадьбы, покупки дома, рождения и воспитания детей, да что там детей, Элизабет добралась даже до внуков, Лаки поняла, что ни ее ноги, облаченные в туфли на высоченных каблуках, ни, тем более нервы, не выдержат и минуты той сладко-паточной несусветицы, которую с немеркнущим восторгом излагала подруга.

Попрощавшись с будущей невесткой, мисс Лаки Хартли посадила ее в такси и поплелась домой, решив, что пару оставшихся кварталов она как-нибудь да протянет. Шагая по мостовой, девушка устало прикрыла глаза, подставляя легкому ветру свое лицо. Стараясь не думать о проблемах с партнером по бизнесу, очередном неудавшемся романе и утренних родительских наставлениях, она вспомнила взволнованные и счастливые лица брата и лучшей подруги, рассказывающие ей то, что и так было очевидно – они женятся. Два года взаимного подтрунивания и перемигивания, год бурного романа, три года совместного проживания и, как итог: «Дорогая сестра, ты не поверишь, мы решили пожениться». Да уж, кто бы мог подумать!

Улыбку Лаки «стер» яркий свет фар, так не вовремя ворвавшийся в ее мир. Свет, за которым последовал визг тормозов и удар, откинувший девушку на несколько метров. Свет, яркой вспышкой ворвавшийся в мозг Лаки, разлетелся на миллионы искр, которые в тот же миг поглотила тьма.


Глава 2.


‒ Боже, выключите кто-нибудь этот писк, ‒ вот уже несколько дней это было единственным желанием бедной девушки, лежащей на больничной койке, то приходящей в сознание, то вновь впадавшей в беспамятство. Именно этот терзавший ее писк выхватывал из счастливого сна, где она успела спасти своего возлюбленного, где их ждала счастливая совместная жизнь, где они оба были живы, в мир, где есть боль и писк, а значит, она не успела его спасти. Слезы бежали по бледным щекам, но руки, как плети, безжизненно лежащие вдоль туловища, отказывались повиноваться желанию хозяйки, смахнуть их. – Может это ад? Возможно, я успела? И это я мертва, а

Ричард жив? Господи, пожалуйста, пусть…

‒ …. пожалуйста, кто-нибудь! Доктор! Пожалуйста! Сюда! Она очнулась! Доктор!!! – умоляющий женский крик прервал болезненные рассуждения пациентки. Девушка в который раз за эти дни,

попыталась открыть глаза, но веки, едва дрогнув, вновь предали ее.

‒ Доктор, смотрите, у нее текут слезы, и, я клянусь, она почти открыла глаза.

‒ Миссис Хартли, я же уже говорил Вам, такое бывает у пациентов в коме. Наши приборы показывают некоторое улучшение состояния пациентки, но говорить о скором выходе из комы преждевременно.

«О, мало ли что думает этот идиот, можно подумать в этой дыре есть нормальные врачи. Давай, Кэс, ты сможешь, ты и не из такого дерьма выпутывалась, давай».

Уже не прислушиваясь к разговору женщины, непонятно с какой стати, так волновавшейся за нее и псевдо врача, Кассандра раз за разом напрягала веки, в попытках открыть глаза. Ведь то, что она увидит или не увидит, даст ответ на мучавший ее вопрос: «Кто выжил: она или Ричард?». И хоть боль во всем теле, надоедливый писк медицинских приборов и спорящие голоса забирали последнюю надежду на спасение любимого, Кассандра не могла принять этот ужасный факт, заставляющий ее сердце разбиваться на части и приносящий ей несравненно большую боль, нежели телесная.

Свет, наконец-то прорвавшийся к ее глазам, импульсом прокатился по всей нервной системе, на доли секунды вернув Кассандре власть над собственным телом. Справившись с первым болевым эффектом попадания света в глаза, Кассандра вновь осторожно приоткрыла веки. Картина, которая предстала перед ней, не только не прояснила ситуацию, но и добавила еще больше вопросов. Чистая просторная палата с кучей новомодной техники, которой не то, что в той дыре, где ее застала пуля снайпера, не могло быть, но и в природе не существовало. Всюду цветы, фотографии незнакомых людей в рамках. А главное, доброе, заплаканное, но счастливое лицо с любовью смотрящей на нее женщины, до этого момента так ожесточенно спорившей с доктором, окончательно уверило

Кассандру, что пуля настигла ее и каким-то чудом она попала в рай.

«Или это очередной бредовый сон? А может, и не было никакого снайпера? Просто сон. Она спит».

‒ Милая… Лаки, ты очнулась! – миссис Хартли бросилась обнимать дочь, но вовремя спохватившись, лишь аккуратно взяла ее за руку. – Я же Вам говорила, ‒ обратилась счастливая мать к доктору, ‒ моя Лаки – боец. И никакая авария не способна ее сломить!

‒ Лаки, какая Лаки? Я не Лаки! ‒ именно эту фразу громко и отчетливо проговорила Кассандра, но только у себя в голове, так как сухой, но в тоже время распухший язык, не позволил произнести ее вслух. Вылетевший же из ее уст звук, скорее напоминал мычание коровы. Однако это мычание не осталось незамеченным. Глаза миссис Хартли опять наполнились слезами, рот стоящей за доктором медицинской сестры слегка искривила сочувствующая улыбка. И только доктор догадался взять из рук медсестры стакан, предназначенный для Мери Хартли и, приподняв голову пациентки, поднес его к губам мученицы.

‒ Вот, Лаки, попейте. Разрешаю вам сделать пару маленьких глотков.

Вода, призванная взбодрить и улучшить самочувствие пациентки, странным образом подействовала на Кассандру. Прохрипев доктору: «Спасибо», улыбнувшись незнакомой, но крайне озабоченной ее самочувствием женщине, Кэс провалилась в сон.

Проснувшись через пару часов, Кассандра, прислушавшись и осторожно открыв глаза, поняла, что находится не одна в своей палате. На стуле, рядом с ее кроватью, спала все та же странная женщина. Первым побуждение девушки было незаметно ускользнуть из палаты, а там уже, действуя по обстоятельствам, разработать дальнейший план действий. Вот только с большим трудом подвигав кистями рук и стопами, поняла, что ее план обречен.

«Что ж, если откинуть в сторону странное место и еще более странные приборы, не возникает сомнений, что меня принимают за некую Лаки. Кстати, крайне неуместное имя. Похоже эта женщина ее мать. Так что, либо с лицом у меня беда, либо ее вряд ли можно назвать «матерью года»: как можно не узнать родную дочь? Дьявол, возможно, она из одной из спецслужб, а в больнице, все же интересно, что это за больница, разыгрывает комедию, ‒ Кассандра вновь присмотрелась к спящей в крайне неудобной позе женщине, со все еще заплаканным лицом, ‒ м-да, что-то не похожа она на актрису. Ладно. Сейчас, в моем состоянии, мне далеко не уйти, да и непонятно, куда идти и как отсюда выбраться. Остается только подыгрывать этим комедиантам. Если верить словам этой дамочки, они думают, я попала в аварию, скорее всего, ударилась головой, так что, в крайнем случае, можно сослаться на потерю памяти».

Утвердившись в своем решении, Кассандра решила детальнее изучить свою палату. В комнате стоял полумрак, но привыкшие к темноте глаза, легко различали предметы.

Даже в полумраке было понятно, что данная комната далека от Афганистана, притом не только в пространстве, но и во времени. Не было ничего привычного взгляду пациентки, все от техники до обстановки уверяло, что она попала в другой мир, в другое время. Но какое?

«Неужели я так долго лежала в коме?».

Мозг девушки лихорадочно начал составлять план дальнейших действий, но ослабленный организм и, не покидающая ломота во всем теле, скоро заставили Кэс оставить свои попытки найти выход из того сумасшествия, в которое она попала. Оставалось просто лежать на своей больничной койке, в то время как перед мысленным взором проносились картинки прошлой жизни. Как кадры кинохроники перед взором Кассандры пролетала ее жизнь: интернат для сирот, друзья-коллеги, непрекращающиеся занятия, готовящие лучших шпионов-агентов, родители, дни рождения в кругу семьи, выпускной…

«СТОП…Что со мной? У меня не было родителей, не было любящей семьи, выпускного. Господи, что со мной?»

Ответов не было, только чужая жизнь, вновь и вновь вторгалась в воспоминания Кассандры и, смешиваясь с ее жизнью, рвала голову. Жизнь, о которой девочка-сиротка, в судьбе которой были только сухие наставления и далеко не детские обязанности, могла только мечтать. Чужая жизнь. Жизнь Лаки. Чужая. Или ее?