– Знает тебя, но не знает меня. Не знает никого в моем отделе.

– В том-то все и дело. У нас с Мэвис отношения давние. Не хочу, чтобы она из-за этого психовала. Она и так вся в кусках.

– А какой у нее срок?

– У Мэвис? – Ева по привычке взъерошила обеими руками волосы. – Полным ходом движется к обратному отсчету. Думаю, еще пара недель, а может, меньше. Я обещала ей, что я этим займусь. Прошу тебя, дай мне сдержать слово.

– Это та самая Мэвис Фристоун, королева эстрады?

– Она самая.

– Моя восемнадцатилетняя дочь ее сумасшедшая поклонница.

Ева почувствовала, как расслабляется нервно-мышечный узел у нее между лопаток.

– Может, ее обрадует пропуск за кулисы в следующий раз, когда у Мэвис будет концерт в Нью-Йорке? Или в любом другом месте, если ты отпустишь ее на частном самолете.

– Я стала бы ее героиней на всю жизнь, но все это подозрительно смахивает на взятку.

Теперь Ева позволила себе усмехнуться:

– Это чертовски хорошая взятка. Я была готова предложить выпивку или спортивные билеты, если бы понадобилось. Спасибо тебе, Смит.

– У меня тоже есть друзья, и я тоже не люблю их предавать. Теперь слушай, что мне нужно. Ты будешь отсылать мне копии всех своих отчетов, всех показаний, всех записей. Я должна быть в курсе каждого твоего шага в этом расследовании. Я заведу на нее свое собственное дело и буду держать его здесь. Если в какой-то момент я сочту нужным вмешаться, назначить кого-нибудь из своих в помощь тебе или взять ответственность на себя, не желаю слушать никаких возражений.

– Без разговоров. Я тебе должна.

– Найди их – женщину и ребенка, – и будем считать, что ничего ты мне не должна. – Смит вытащила карточку. – У меня сейчас нет ничего такого, что отражало бы данную ситуацию, но я пороюсь в архивах, посмотрю, не было ли в городе чего-то похожего по почерку.

– Спасибо. Спасибо за все.

– Важнее всего пропавший человек, а не тот, кто тут командует парадом. – Смит протянула Еве карточку. – Мой домашний и сотовый указаны на обратной стороне. Днем или ночью.

Ева взяла карточку и протянула руку.

Вернувшись к себе в кабинет, она нашла Рорка за столом. Он работал на ее компьютере. Он вскинул на нее взгляд и вопросительно поднял брови.

– Мне повезло. Выбила разрешение.

– Вот и хорошо. Я начал проверку ее истории. Хочешь поработать здесь или дома?

– Ни тут, ни там… пока. Прямо сейчас я хочу повидать одного мужчину. Водителя автобуса.

Водителя автобуса звали Айзек Бронштейн, и он представлял собой двести фунтов плотного сала в трикотажном костюме футбольной команды «Нью-йоркских великанов». Ему было пятьдесят два года, он был женат и проводил субботний вечер, наблюдая за внесезонным матчем за компанию с сыном и мужем сестры, пока его жена, сестра и племянница смотрели какой-то бабский – по его словам – фильм в соседнем кинотеатре.

Он был очень недоволен, что его оторвали от матча, но его раздражение как рукой сняло, как только Ева упомянула, что речь идет о Тэнди.

– «Лондонский мост»? Я так ее называю. Конечно, я ее знаю. Вожу ее чуть не каждый день. Проездной держит всегда наготове, не то, что некоторые. Улыбка такая славная. Садится всегда сразу позади меня. Если кто другой там сидит, я велю им встать и очистить место. Она в положении и все такое. Подарила мне на праздники целую коробку печенья. Сама пекла. У нее неприятности?

– Пока не знаю. Она ехала с вами вечером в четверг?

– В четверг… – Бронштейн почесал подбородок, остро нуждающийся в бритве. – Нет. Странно, как же я сразу не сообразил? Вот теперь, как вы спросили, вспомнил. Она сказала: «Увидимся завтра, мистер Би», – когда сходила на своей остановке. Это она меня так называет: «мистер Би». Я запомнил, потому что она тащила коробку в такой чуднуй бумаге и с таким здоровущим бантом наверху.

Он оглянулся на своих родных, взорвавшихся от возмущения из-за какого-то судейского решения.

– Офсайд, мать твою! Поцелуй меня в зад! – крикнул один из них.

– Арбитры, мать их, – пробормотал Бронштейн. – Пардон, – добавил он. – Ну, словом, я спросил ее, ну, об этой коробке, когда она села в автобус, а она и говорит, что, мол, позвали ее в гости на смотрины детского приданого. В выходные. Слушайте, эта малышка пострадала? Что с ней? Я ей говорил, надо было взять декретный отпуск, уж больно срок велик. Она в порядке? Она и ее ребенок?

– Надеюсь, что да. Скажите, вы не замечали, чтобы кто-то проявлял к ней излишнее внимание, когда она ездила в автобусе? Держался слишком близко, наблюдал за ней? Что-то в этом роде?

– Нет. А я бы заметил. – Теперь он почесал выпирающий живот. – Я вроде как присматривал за ней на маршруте, понимаете? Есть у меня постоянные пассажиры, и есть среди них такие, что не прочь завести разговор. Знаете, некоторые люди не могут спокойно пройти мимо одинокой женщины, если у нее пирожок печется в духовке. Ну, вы меня понимаете. «Как вы себя чувствуете?», или «Когда у вас срок?», или «Имя уже выбрали?» В этом роде. Но к ней никто не приставал. Я бы им не позволил.

– Как насчет людей, выходивших на ее остановке?

– Кое-кто выходит. И постоянные, и случайные. Но я ничего подозрительного не видел. Кто-то обидел эту девочку? Ну, говорите, я ей вроде как отец. Кто ее обидел?

– Я не знаю. Ее никто не видел, насколько мы можем судить, с шести часов вечера четверга.

– О господи! – На этот раз Бронштейн никак не прореагировал на вопли и проклятия болельщиков, раздавшиеся с другого конца комнаты. – Господи, этого не может быть.


– Людям она нравится, – сказала Ева, вернувшись в машину. – Как нравились Копперфильд и Байсон.

– Скверные вещи случаются с людьми, которые всем нравятся, – заметил Рорк.

– Да, да, случаются. Я подъеду к магазину, где она работает. Пройдусь оттуда до автобусной остановки. Может, что-то почувствую.


Остановившись возле «Белого аиста», Ева наблюдала за машинами, несущимися по Мэдисон-авеню. Час был поздний: Тэнди уходила с работы много раньше. К тому же это была суббота, а не будний день. Но к шести часам уже сгущались сумерки, и Ева вспомнила, что в четверг день был облачный.

Уличные фонари горят, отметила она. Водители включили фары, резкий белый свет резал мутный темный воздух.

– Холодно, – сказала Ева вслух. – Люди кутаются. И в четверг было то же самое. Торопятся, ускоряют шаги. Всем хочется поскорее попасть домой, или куда там еще они спешат. Ранний ужин, коктейли после работы, может, какие-нибудь дела по дороге домой. Она выходит. Ей надо дойти до Пятой авеню, чтобы сесть на свой автобус. Два квартала, перейти на ту сторону, и еще один квартал по переулку.

Ева двинулась вперед. Рорк не отставал от нее ни на шаг.

– Она обязательно пойдет к светофору. Либо пройдет вперед два квартала и потом пересечет улицу, либо, если свет благоприятен, перейдет прямо здесь. В любом случае на месте стоять не будет.

– Невозможно угадать, где она перешла улицу.

– Невозможно. – Но поскольку свет им благоприятствовал, Ева продолжила путь через перекресток. – Самое маловероятное место для похищения – если речь идет о похищении, – это на углу. Больше людей, больше толкотни. Надо подойти к ней сзади.

Ева показала, как это могло быть, когда они были в середине квартала. Отстала на несколько шагов, потом быстро нагнала Рорка и обхватила его рукой за талию.

– С оружием? – задумчиво спросил он. – Если нет, она будет протестовать: позовет на помощь, начнет вырываться. Тут даже самый равнодушный и бессовестный сукин сын остановится и обратит внимание, если увидит, что кто-то покушается на беременную женщину.

– С оружием, – согласилась Ева. – Или это был тот, кого она знала. «Привет, Тэнди! – Она слегка переменила позу и еще крепче сжала талию Рорка. – Как дела? Да, мощный груз тебе приходится таскать. Хочешь, подвезу до дому? Вон моя машина стоит. В двух шагах отсюда».

– Очень похоже на правду. – Рорк вместе с ней повернул на запад, к Пятой авеню. – И кого же она знала?

– Клиентов, соседей, соучениц по акушерским курсам, пациенток медицинского центра и тех, кто их сопровождал. Кого-то из Англии, отца ребенка. Либо сила, либо знакомство. Возможно, и то и другое. Но это произошло быстро и тихо, иначе – тут ты прав – кто-нибудь обязательно заметил бы беременную женщину, отбивающуюся от кого-то. Мы покажем в этой округе ее фотографию: вдруг кто-то и вправду ее видел.

Как только они дошли до Пятой авеню, Ева свернула на север и двинулась обратным маршрутом.

– Возможно, ее взяли в переулке между двумя авеню, – предположила она. – В переулке всегда народу меньше. Обязательно нужна машина или… – Она, нахмурившись, обвела взглядом горящие окна на верхних этажах домов. – Возможно, квартира где-нибудь поблизости. Но тогда им надо заманить ее внутрь так, чтобы никто ничего не заметил. Мне эта версия не нравится, но исключать ее нельзя.

– Но почему она не оказала сопротивления, оказавшись в машине?

– Ее могли усыпить или запугать. Возможно, похитителей было несколько. Или знакомство. Она могла обрадоваться, увидев знакомого, тем более если знакомый предложил подвезти ее до дому. Так приятно сесть, снять нагрузку с ног.

Ева то и дело оглядывалась, пока они возвращались на Мэдисон-авеню. Люди шли торопливым шагом, причем большинство склонив голову или, по крайней мере, опустив глаза. Каждый думает о своем, каждый заперт в мире собственных проблем.

– Человек, готовый рискнуть, действует уверенно и быстро. Можно сдернуть женщину прямо с тротуара. Так бывает. В одном из переулков, – повторила Ева. – В зависимости от того, где она перешла улицу. Самая правдоподобная версия. Знать бы только, где именно она пересекла улицу. Похититель не стал бы парковать машину – если у него была машина – на проспекте, если действовал в одиночку. Да там и места не найдешь! Он же не мог рассчитывать на везенье. Ближайшая парковка от магазина – вот что ему нужно.

– Логично, – согласился Рорк, вынимая свой карманный компьютер. Он нажал несколько клавиш и кивнул. – Есть место на Пятьдесят восьмой, между Мэдисон и Пятой.

– Это было бы очень кстати, не так ли? Все, что им нужно, это протащить ее пару кварталов на юг. Пошли, посмотрим на эту стоянку.

Ева опять предпочла пеший маршрут, причем самый краткий. Стоянка оказалась автоматической, и в этот субботний вечер ее никто не обслуживал: ни человек, ни автомат.

На стоянке имелась камера наблюдения, но даже если она работала, Ева не сомневалась, что диски меняют и выбрасывают каждые двадцать четыре часа. Она записала указанный контактный телефон.

– Может, нам повезет с диском наблюдения, – сказала она Рорку. – В любом случае у них должны быть записи платежей. Нам понадобятся документы на любые машины, выехавшие с этой стоянки между восемнадцатью и девятнадцатью часами в четверг. – Она сунула руки в карманы. – А может, у него был напарник за рулем и этот напарник ездил вокруг квартала, и это значит, что мы тянем пустышку.

«А может, они заплатили наличными, – подумал Рорк. – Или воспользовались угнанной машиной». Он не сомневался, что Ева учтет и эти возможности, поэтому решил не высказывать свои мысли вслух.

– Если ее взяли так, как ты думаешь, значит, это было заранее спланировано. И время подгадали. Думаешь, ее выслеживали?

– Я думаю, вряд ли похищение было случайным. Вероятность невелика, но я ее прокачаю. Кто-то знал ее маршрут, распорядок, весь уклад жизни. Кому-то нужна была конкретно она или ребенок, которого она носит.

– Подозрение все больше и больше падает на отца, не так ли?

– Номер один в списке, – подтвердила Ева. – Осталось только узнать, кто он такой.

– Хотел бы я надеяться, что именно по этой причине он вряд ли будет обращаться жестоко с ней или с ребенком, но это скорее всего призрачная надежда. – Рорк вспомнил свою мать, вспомнил, как она пострадала от рук его отца, и тряхнул головой, отгоняя страшное воспоминание. – Я слишком много раз видел, что бывает при таких обстоятельствах, на примере женщин, укрывающихся в «Доче».

– Первая причина смерти беременных женщин – насилие со стороны отца ребенка.

– Все это чертовски печально. – Рорк взглянул на другую сторону улицу, на людей, спешащих укрыться от пронизывающего ледяного ветра. На секунду ему почудилось, что он видит переулки Дублина и нависшую над ним зловещую фигуру Патрика Рорка. – Чертовски печальная характеристика человеческой природы.