Я бы занялся этим, если бы она не заводила меня так сильно. Чувствуя её дыхание у моего рта, я не могу сдержаться, и рыча, накрываю её губы в жёстком поцелуе. Какого хрена я делаю? Она хватает мою голову, зарываясь пальцами в волосы. Я сжимаю её затылок и ещё ближе притягиваю её к себе, углубляя поцелуй. Небольшой стон срывается с её губ, и я теряю весь чёртов контроль.

Закрыв дверь одной рукой, я подвожу её к столу. Она отчаянно сжимает мою рубашку, и мне удаётся оторвать свои губы от неё, но только для того, чтобы снять её окровавленную рубашку через голову. Схватив за край рубашки, я стягиваю её с неё. Длинный фиолетовый шрам извилистой линией тянется вдоль её живота, заставляя мой пульс учащённо биться. Я сглатываю и снова впиваюсь в её губы. Она ударяется ногами об стол и опускается на него. Я не должен этого делать, но не могу сопротивляться порыву. Эта женщина, как героин — может убить вас, но стоит этого чёртового риска. Она неуклюже пытается расстегнуть мою молнию и стянуть джинсы по бёдрам.

— Это чертова ошибка, — стону я в её губы, сдергивая её спортивные штаны.

— Всё, связанное с тобой, ошибка, — говорит она, царапая ногтями кожу от моей шеи к плечам. Чёрт побери!

Исследуя ртом её шею, я упиваюсь её запахом. Сняв с меня боксёры, она так сильно сжимает и поглаживает мой член, словно он принадлежит ей. Я развожу её бёдра в стороны, сметая телефон и бумаги со стола.

— Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не станешь такой же неправильной, как и я, — рычу я в ответ.

Она толкается в меня бёдрами, разрешая моему члену проникнуть в неё. Вздохнув, я толкаю её на стол и прижимаю руки у неё над головой. Я прижимаюсь к её груди, и мои руки, словно змеи, скользят по её телу. Я не смогу продержаться три секунды, в течении которых мне нужно будет сорвать с неё трусики. Поэтому я отодвигаю их в сторону, и толкаю свой член в её тугую мокрую киску. Издаю стон, когда она сжимает меня, и запрокинув голову, жёстко впиваюсь пальцами в её бедра.

— Чёрт, женщина, — шиплю я, глубже вонзаясь в неё и задерживая член внутри неё.

Тепло. Влажно. И чертовски туго. И если я начну двигаться прямо сейчас, то потеряю свой долбаный контроль.

Она ёрзает подо мной, выгибая спину и хватаясь за край стола. Я так сильно вонзаюсь в неё, что с каждым моим толчком, её тело скользит по столу. Каждый раз, когда я двигаюсь в ней, она двигается со мной.

— Чёрт, — стону я, и обернув вокруг неё руки, тяну её вверх.

Она тяжело дышит.

— Что ты… — выдыхает она.

Я перевожу взгляд на её трусики, хватаюсь за край и рву их на ней. Никогда ещё я не нуждался в женщине так отчаянно. Все запреты уходят на задний план. Здесь нет ничего, кроме примитивной потребности.

— Я не могу трахнуть тебя достаточно глубоко таки образом, — объясняю я, стягивая её со стола и поднимая.

Она оборачивает ноги вокруг моей талии, пока я жёстко и глубоко вдалбливаюсь в неё. Она стонет, запрокинув голову и впившись ногтями в мои плечи, и издаёт громкий сексуально-опьяняющий стон, пока ресницы дрожат. Я прокладываю дорожку из поцелуев вниз по её шее, покусывая, и с каждым укусом она ещё сильнее впивается в меня ногтями.

— Скажи мне, что чертовски этого хочешь, Тор, — требую я, яростно врезаясь в неё.

Всё, что она делает — это стонет, и я замираю, прижимая её к себе настолько сильно, насколько могу. Она ёрзает на мне, пытаясь получить освобождение. Сделав несколько шагов, я прижимаю её к стене так, чтобы она не смогла двигаться. Будь я проклят, если не получу то, что чертовски хочу.

Я выгибаю бровь и выжидающе смотрю на неё.

— Чёрт, скажи мне.

Но она только смотрит на меня. Это чёртова пытка быть в ней, чувствовать, как она сжимает меня, но не иметь возможности двигаться.

— Просто скажи это! — рычу я.

Она борется со мной, трётся об меня бёдрами, а я вжимаю её сильнее в стену.

— Скажи мне.

Она встречается со мной взглядом и хватается руками за мой затылок, притягивая моё лицо к себе.

— Я хочу, чтобы ты трахнул меня так, словно заплатил за меня.

Я начинаю толкаться в неё, чертовски сильно прижимая её к стене. Через несколько секунд она уже кричит, цепляясь за меня, словно я забираю у неё грёбаную жизнь. Её киска засасывает мой член, и я чувствую, как каждый мускул в моём теле сжимается. Когда у меня на лбу появляются капельки пота, я пытаюсь ухватиться пальцами за любую часть её тела, зарываясь лицом в её шею, и стону, кончая в неё.

Она медленно опускает ноги на пол, и мы стоим, испачканные в крови человека, который пытался её убить, потные, запыхавшиеся и прижимающиеся друг к другу. Схватив её за подбородок, я заставляю посмотреть на меня.

— В следующий раз, когда ты меня ударишь, я ударю тебя в ответ. Никогда не испытывай мой чёртов лимит.

Она вырывает подбородок из моих рук, отталкивая меня от себя.

— Я могу простить тебе моё удушение, но если ты ударишь меня, то тебе придётся спать с одним открытым глазом, — она хватает спортивные штаны и натягивает их на себя без нижнего белья.

Я рассматриваю её, надевая джинсы.

— Не смей меня бить, и не будешь волноваться ни о чём таком.

— Не будь придурком, и я не буду тебя бить, — фыркает она, натягивая на себя грязную рубашку.

Без лифчика её соски отчётливо видны сквозь тонкий материал, и она выбегает из офиса, откинув взмахом руки почти шоколадного цвета волосы.

Я быстро шагаю в коридор.

— Что, теряешь свои чёртову мораль, да? Думаешь, если можешь показать свои чёртовы сиськи, мой брат согласится тебя трахнуть? — кричу я ей вслед.

Она ничего не отвечает, просто поворачивается, показывая мне средний палец через плечо и вызывающе покачивая бёдрами, исчезает за углом.

Делая вдох, я сильно сжимаю кулаки. Я должен несколько раз вздохнуть, чтобы успокоиться. Эта грёбаная женщина забирается мне под кожу, словно грёбаная сыпь. Повернувшись, я так сильно захлопываю дверь, что в углах образуются трещины. Она делает со мной то, что ни одна женщина никогда не делала, и я почти ненавижу её за это.


Глава 34

ВИКТОРИЯ

За последние два дня я едва перекинулась с Джудом парой слов. Сегодня утром я проснулась с ним, обёрнутым вокруг меня, словно виноградная лоза. Мои эмоции били через край. Я ненавижу его, но меня ужасно тянет к нему. Он пытался поговорить со мной, но я так чертовски зла на него и на себя. Джуда нельзя назвать понимающим, поэтому кинув парочку фраз, он сразу сдался и ушёл.

Когда же это стало нормой? Когда я перестала находить в этом хоть что-то отвратительное? Когда я перестала находить что-то отвратительное в нём?

Я сижу на кровати с Калебом и наблюдаю за игрой. До сих пор не понимаю, какого хрена там происходит, хоть Калеб и пытается объяснить мне правила.

— Боже, в миллионный раз повторяю тебе, женщина, это штрафной, если ты выходишь за линию! Вот для чего этот флажок, — он раздражённо машет руками.

Дверь распахивается, и входит Джуд.

— Мы уходим. Поторопитесь, — командует он, покидая комнату.

— Какой радостный, — бормочу я Калебу.

Он пожимает плечами.

— Это же Джуд, что тут удивительного?

И то верно, прямо в точку.

Через несколько минут я следую за Калебом вниз по лестнице. До сих пор не люблю ходить по этому дому или находиться рядом с его дядюшками. Я всё время ощущаю их взгляды, наблюдающие за мной. Я не чувствую себя в безопасности, если я не с Калебом или Джудом.

Джуд смотрит на меня испепеляющим взглядом.

— Вы готовы?

— Ага, угомонись уже, — ворчит Калеб, хватая ключи со стола, мимо которого мы проходим.

Я хочу спросить, куда мы направляемся, но одёргиваю себя, предпочитая не знать, ведь у меня нет особого выбора в решениях. Мы идём к машине, и я устраиваюсь на переднем пассажирском сиденье.

Мы едем где-то тридцать минут, и Джуд как обычно молчит, в то время как мы с Калебом боремся за радио.

— Я не слушаю такую ужасную хрень! — кричу я на Калеба, толкая его локтем, когда он наклоняется между двумя передними сидениями.

Он смеётся и хватает меня за руку, прижимая её к моему телу.

— Дай угадаю, ты хочешь слушать какое-то розовое английское дерьмо?

— Английское дерьмо?! То, что я британка, ещё не означает, что я слушаю именно такого рода музыку, идиот.

— Прекратите ворковать друг с другом! — Джуд протягивает руку и переключает станцию, останавливаясь на каком-то жёстком хардкоре. — Заткнитесь! Вы оба, — он включает музыку на такую громкость, что мои барабанные перепонки грохочут у меня в голове. Джуд барабанит руками по рулю, кивая головой в такт музыке.

— Да пошли вы оба, чёртовы дегенеративные головорезы! — перекрикиваю я музыку, скрещивая руки на груди.

Джуд не смотрит на меня и просто включает музыку ещё громче. Зазнавшийся мудак! Я отворачиваюсь лицом к окну, старательно игнорируя его. На улице темно, нет никакого лунного света и никаких уличных фонарей. Где это мы, чёрт побери?

Джуд резко поворачивает вправо, и я врезаюсь в дверь из-за внезапного движения. Автомобиль выезжает на неровную дорогу, и я смотрю через лобовое стекло, пытаясь увидеть, куда мы едем.

— Это грязь? Мы на грунтовой дороге? — О, Боже, он везёт меня в лес, чтобы похоронить здесь. Я обращаюсь Калебу. — Если ты позволишь ему убить меня, я вернусь, и буду преследовать вас до конца ваших дней, ублюдок.

Он закатывает глаза и улыбается.

Джуд игнорирует меня, продолжая стучать руками по рулю в такт песне.

Через несколько минут мы выезжаем на гравийную дорогу. Здание перед нами не что иное, как покрашенные шлакоблоки, флаг Конфедерации (прим. — де-факто — независимое государство, существовавшее в период с 1861 года по 1865 год в южной части Северной Америки на территории современных Соединённых Штатов Америки) прикреплён к помятой металлической двери. Весь двор заполняют мотоциклы и пикапы. Несколько толстых мужчин в кожаных жилетах и банданах стоят в стороне от двери и курят.

Это не то место, где я хочу быть.

Джуд ставит машину в режим парковки и поворачивается к Калебу.

— Не выпускай её из машины и не позволяй кому-либо подходить

Он наклоняется и достаёт из-под сиденья пистолет, протягивая его Калебу. Потянувшись за спину, он достаёт из-за пояса джинсов свой пистолет, вставляя пулю в барабан.

— Если не выйду через пятнадцать минут, ты уезжаешь, понял, Калеб?

Не дождавшись ответа, он просто открывает дверь, и я наблюдаю за тем, как он идёт к двери и исчезает внутри.

Я резко поворачиваюсь лицом к Калебу.

— Что значит, если он не выйдет через пятнадцать минут? Какого чёрта он делает? Почему у тебя пистолет в руках? Кого он имел в виду, когда говорил, что кто-то подойдёт к машине?

Калеб вздыхает, нахмурив брови.

— Ты можешь не задавать там много вопросов, Рия?

— Он же твой брат, Калеб, иди с ним! Тупой придурок.

— Ты хочешь, чтобы я пошёл за ним? Серьёзно?! Ты же знаешь моего брата, да?

Вздохнув, я откидываюсь на сиденье и скрещиваю руки на груди.

Минуты ожидания тянутся, словно вечность. Я не знаю, чего жду, возможно, каких-то выстрелов, поэтому нервно поглядываю на Калеба, который держит палец на спусковом крючке. Он тоже нервничает и суетится, глядя на входную дверь.

— Ну же, Джуд, — бормочет Калеб.

Смотрю на часы, и у меня сжимается желудок, когда я понимаю, что прошло уже десять минут.

И когда я уже собираюсь попросить Калеба пойти туда, дверь распахивается, и выходит Джуд. Он обходит автомобиль, выглядя разъярённым. Рывком открыв дверь, Джуд садится на сидение и заводит машину. Он так резко разворачивает тачку, что из-под колёс летит пыль, когда выезжает на грунтовую дорогу.

— Позвони Марни и скажи ему, что Джона Дугласа нужно убить. Ублюдок не заплатил и вывел меня из себя, — рычит Джуд, давя ногой на газ.

Он напряжённо стискивает челюсть и сильнее давит на педаль. Я опускаю взгляд, и в тусклом свете приборной панели вижу тёмное пятно на его правом бедре, которое становится всё больше. Включив внутреннего освещения, я провожу пальцами по темнеющему пятну. Они становятся липкими и красными.

— Остановись! — кричу я на него. Калеб наклоняется между двумя сидениями, осматривая увеличивающийся влажный участок на бедре брата.

Джуд смотрит на меня взглядом полным неповиновения, а затем прибавляет скорости.

— Да ты сошёл с ума, грёбаный придурок! — рычу я. Клянусь богом, он и вправду свихнулся нахрен.

— Ты хочешь умереть? Ведь если я остановлюсь, это реально может произойти. Там остались обозлённые на меня ребята, если ты не заметила, — отвечает он, устремляя взгляд к своей ноге. — Знаешь, поножовщина и всё такое.