Слезы подступили к глазам Айрис и, сделав вид, будто ищет что-то, она встала и открыла дверцу холодильника. Но Анна успела заметить выражение на лице дочери.

– Лаура, дорогая, – сказала она, – уже поздно. Тебе не пора спать?

Айрис пришла в себя.

– Не стоило тебе слышать всего этого, Лаура. Слишком это страшно, слишком безобразно.

– Мне пятнадцать, мама.

– Все равно не стоило.

– Ты мне не доверяешь?

– Конечно, мы тебе доверяем. Но это такое серьезное дело, не нужно, чтобы оно отягчало чью-нибудь совесть. Папа и я должны все обговорить и обо всем подумать, но тебе лучше ничего не знать.

– Лаура знает, что происходит в мире, – спокойно возразила Анна. – Нельзя отгораживать ее от жизни, от жизни все равно не спрячешься.

– Со мной все о'кей, мама, – вставила Лаура, – не переживай.

Айрис поцеловала встревоженную девочку в лоб.

– Я люблю тебя, Лаура.

Как только Лаура вышла, Айрис разрыдалась.

– Ты можешь этому поверить? – сквозь слезы проговорила она. – Кто бы мог подумать, что наш сын станет скрываться от закона? Что бы сказал папа? А мы так гордились Стивом, он был таким…

– Не надо, Айрис, не плачь. Слезами ничего не исправишь. Где поднос? Налей и Тео чашку.

Джимми ушел наверх, и Тео со Стивом остались одни. «Ну почему у Стива такой высокомерный вид?» – подумала Айрис. Сама его манера держаться приводит Тео в ярость. Он должен понимать это. Но ему как будто все равно, он словно нарочно старается разозлить Тео. Она провела рукой по лбу, будто так могла прогнать эти мысли.

Филипп, который некоторое время назад лег спать, сейчас снова спустился вниз и стоял в дверях в одной пижаме. Мальчик был испуган, но и полон любопытства.

– Иди к себе, сынок, – обратился к нему Тео. – Я понимаю, тебе хочется узнать, что происходит, но подожди до утра. Утром я тебе все объясню. Ночью тебе нужно спать. Иди, беспокоиться не о чем, – добавил он мягко.

Затем, словно ему в голову пришла новая мысль, воскликнул, повернувшись к Стиву:

– Эх, попадись они мне в руки, эти профессора!

– Я же объяснял, – терпеливо сказал Стив, – профессора здесь ни при чем. Мои друзья и я действовали самостоятельно. Мы и сами умеем думать. Ты ничего в этом не понимаешь.

– Так уж и не понимаю? Любой, кто читает газеты, знает, что происходит.

По лицу Тео градом струился пот. Айрис никогда не видела его в такой ярости – вздувшиеся на висках вены, казалось, вот-вот лопнут. И все же он еще держал себя в руках и говорил относительно спокойно.

– Когда я вспоминаю себя в твои годы… Я бы никогда не осмелился…

– «Времена, они ведь меняются», – процитировал Стив. – Но тебе, скорее всего, не нравится Боб Дилан.

– Почему же, он прекрасный певец. И зарабатывает немалые деньги. Все они такие, эти звезды эстрады. Распевают о том, как отвратителен им дух стяжательства, пропитавший наше общество, а сами не стесняются делать деньги и жить в роскоши. Свернуть бы им всем их проклятые шеи, чтобы они никогда больше не пропели ни одной ноты.

– Ты все сказал? – спросил Стив. – Если все, я пойду спать. Я устал.

Тео бросил на него гневный взгляд.

– Да, ты, конечно, очень устал. Денек у тебя выдался на редкость тяжелый. Не легко, должно быть, учинять разгром в отделе регистрации призывников.

Атмосфера в комнате была ледяной, словно кто-то отключил отопление. Капли дождя блестели на стеклянной стене, отделявшей комнату от террасы. Все стояли в дальнем конце комнаты, и Айрис, чувствовавшей себя бесконечно несчастной, пришла вдруг в голову мысль о зеваках, собравшихся на месте дорожного происшествия или вокруг упавшего на улице прохожего.

Вы только посмотрите на него, думал Тео, стоит здесь с презрительным видом в грязной мокрой куртке, борода неопрятная… а ведь такой красивый мальчик. Что он пытается доказать?

– Ты пачкаешь ковер, – вслух сказал он.

– Во-первых, это всего лишь вода, а во-вторых, подумаешь, ковер. В жизни есть куда более важные вещи.

– Вот как? А ты заработал хоть на один ковер? Да ты самого себя еще не можешь прокормить, а осмеливаешься говорить с нами… смотреть нам в глаза, кривя губы. Что это у тебя на брюках?

Стив взглянул на темные пятна.

– Кровь, наверное.

– Кровь, да? То-то мне будет приятно вспомнить об этом, когда придется оплачивать очередной счет за твое обучение. Ну до того приятно!

Тео прошел в другой конец комнаты и задернул шторы. Зашуршал тяжелый шелк, звякнули медные колечки. Когда ОН вернулся, в лице его не было ни кровинки. Он медленно, с трудом, проговорил:

– Последний раз спрашиваю тебя, намерен ли ты порвать с этими людьми, прежде чем твоя жизнь будет окончательно загублена?

– Нет, я не могу этого сделать.

Тео непроизвольно сжимал и разжимал кулаки.

– Тогда мне, как законопослушному гражданину, следует, черт возьми, донести на тебя. Вот так-то!

– Нет! – выкрикнула Айрис. – Нет, Тео! Ты не можешь так думать. В конце концов, они же никого не покалечили, никого не убили. Стив сказал, они в первую очередь думали о том, как избежать насилия. Ты должен принять это в расчет, Тео.

– Нет, Айрис. Не указывай мне, что я должен и чего не должен делать. Посмотри на кровь на его одежде. А ведь он воспитывался в такой семье…

– Дерьмо! – заорал Стив. Он весь дрожал. – Я презираю все это. Это тупое, эгоистичное, узкое…

Он описал широкий круг рукой, словно показывая, что его слова относятся ко всему, находящемуся в комнате: и к людям – матери, отцу, бабушке, брату, и к вещам, которые они с такой любовью приобретали для детей – книгам, картинам, роялю; этим яростным жестом он будто проклинал все и вся, даже невинные розы, подаренные ей Тео ко дню рождения.

– Ты! – сказал Тео. – Ты знаешь, о чем я сейчас подумал? Что ты подхватил вирус какой-то страшной болезни. Ты и говоришь, как больной. В этом доме никто так не говорит.

– Мы вообще говорим на разных языках. Я не желаю оставаться под этой крышей. – Стив повернулся к Анне. – Нана, ты позволишь мне переночевать у тебя? Если нет, я устроюсь под деревом.

– Не будь дураком, – ответила Анна. – Иди, жди меня в машине.

Когда за Стивом захлопнулась дверь, все трое молча уставились друг на друга, словно каждый надеялся прочитать на лице другого ответ на мучивший их всех вопрос.

Айрис заговорила первой:

– Это все бравада. Он испуган до смерти. – Она умоляюще посмотрела на Тео. – Я уверена, я готова поклясться, что он никогда больше не сделает ничего подобного.

– А я совсем в этом не уверен.

– Я отвезу его к себе. По крайней мере он не будет действовать вам на нервы и, возможно, вы сможете немного поспать, – сказала Анна. Надев пальто, она тихо добавила: – Вам придется примириться с тем, что он не оправдал ваших ожиданий. Нельзя вложить свои мысли в голову другого человека.

– Вы правы, мама, – с глубокой горечью откликнулся Тео. – Нельзя сформировать человека по идеальному образцу. Теперь я это понимаю.

У двери на улицу Анна остановилась.

– Внутренний мир любого человека – тайна для окружающих. Мы можем понять только самих себя. – В тусклом свете прихожей Айрис увидела, что по лицу матери промелькнула печальная улыбка, больше похожая на болезненную гримасу. – А иногда и этого не можем.

Раздеваясь, Тео расхаживал по комнате. Всегда такой аккуратный, сейчас он бросил рубашку на стул, а ботинки оставил валяться на полу. И он говорил не переставая.

– Работаешь не покладая рук, хочешь создать надежный фундамент для своих детей, а они тебя отвергают. Но что-то же мы сделали правильно, ведь с другими нашими детьми все обстоит благополучно. Эти бунтари мнят себя людьми с широким кругозором, – продолжал ворчать он, – и считают при этом, что все придуманное не ими, созданное не вчера, сказанное теми, кому за тридцать – хлам. Вдобавок они нелогичны – хотят совершить революцию и в то же время ведут вольный образ жизни хиппи. – Он сел на край кровати, сжав голову руками. – Айрис, я не знаю, что делать. Может, и в самом деле следовало сдать его властям. Для него же было бы лучше. Он бы понес заслуженное наказание, и это послужило бы ему уроком.

Айрис, сидевшая перед туалетным столиком, расчесывая волосы, в ужасе резко обернулась.

– Тео, ты не можешь так думать. Он никогда тебе этого не простил бы, никогда, до конца жизни.

– И все-таки для него же самого это было бы лучше.

– И я… я тоже никогда бы тебе этого не простила. Стив еще ребенок. У него это пройдет. Будь терпелив с ним.

– Ребенок? Ну, нянчиться с ним я не собираюсь, я тебе прямо скажу. Я хочу сделать из него человека, а не потакать ему во всем.

– Разве несколько минут назад в разговоре с мамой ты не признал, что нельзя сформировать человека по своему образу и подобию?

– Я не говорил «по своему образу и подобию», я сказал «по идеальному образу». Но это верно лишь отчасти. Я имел в виду… Ах, Айрис, ради Бога, давай на сегодня прекратим этот разговор. Завтра с утра у меня операция. Поставь будильник на полшестого. Утром надо принять душ, сейчас я так вымотан, что даже на это у меня нет сил.

Они лежали рядом. Обычно Айрис клала голову Тео на плечо, он говорил, что ему нравится ощущать прикосновение к телу ее теплых волос. Но сейчас она положила голову повыше на подушку, так что их щеки соприкоснулись, и его ресницы защекотали ей лицо. Повернувшись, они прижались друг к другу, и их сердца забились в едином ритме.

– Биение живых сердец, – прошептала она, думая вслух, и нежно погладила его по щеке.

– Айрис… дверь заперта?

– Да.

Он лег на нее, и она приняла его в себя, подумав: что бы ни случилось, у нас всегда есть это утешение, это ни с чем не сравнимое чистое наслаждение, полнейшее растворение друг в друге, бальзам, исцеляющий души.

Затем наступил тот миг, когда весь мир вокруг словно перестает существовать – «краткая смерть», как назвал кто-то, она не помнила, кто, апогей физической близости; потом она снова вернулась к жизни, в тишину их спальни, ощутила на груди руку любимого.

В ночь, подобную этой, после акта любви, хорошо бездумно лежать в теплой постели, в теплой комнате, ожидая, когда придет сон, и чувствуя себя надежно защищенным от дождя, барабанящего по стеклам, от любых невзгод, подстерегающих тебя снаружи. Только вот невзгоды могут в любой момент без приглашения вторгнуться в твой дом. Тео услышал, как где-то в дальнем конце сада с треском, похожим на треск сломанной кости, сломалось дерево. Наверное, старый клен в углу; корни у него давно подгнили. Кошмарная ночь! Но по крайней мере Стив не бродит где-то по улицам и не попал в тюрьму. Идиот, юный идиот, разрушающий собственную жизнь. Прекрасно, когда у человека есть идеалы и он борется за них, но не таким же образом. Наказать бы его как следует, вправить мозги в его глупую голову. Анна… может, она повлияет на него, как в ту ночь накануне бар-мицвы, от которой их отделяет, кажется, целое столетие. Нет… он теперь взрослый, да тогда и дело было совсем в другом.

Он осторожно, стараясь не натягивать одеяло, чтобы не разбудить Айрис, повернулся и прислушался. Айрис дышала неровно, значит, тоже не спала. Эта история потрясла ее. Бедная Айрис. Добром это не кончится. Их сын идет по плохой дороге. Тео в этом не сомневался.

Айрис всегда чувствовала, спит Тео или нет. Она потянулась было к нему, желая утешить, но передумала. Бывали моменты, когда он нуждался в утешении, но иногда лучше было оставить его в покое. Как же хорошо она его знала!

Что же теперь будет делать Стив? Тео переживает из-за него мучительнее, чем я. Он, конечно, ни за что с этим не согласится, но он всегда стремился к совершенству во всем, в этом-то все и дело.

Бедный милый Тео. Хочет угодить мне, даже перестал заигрывать с женщинами. А если бы и заигрывал, я бы не обратила внимания. Так я решила в тот день несколько лет назад, когда он подвез медсестру, а я выставила себя ревнивой дурой.

Несколько холодных слезинок выкатились из глаз Айрис и скатились по вискам в волосы.

8

К осени 1967 года энтузиазм американцев пошел на убыль: они стали уставать от войны во Вьетнаме, от ежевечерних военных сводок по телевидению, сопровождающихся демонстрацией кадров с изображением горящих деревень, маленьких фигурок, разбегающихся в разные стороны, непроходимых, кишащих насекомыми джунглей и кружащих в воздухе вертолетов, готовящихся вывезти раненых из этого тропического ада.

Весь мир в агонии, подумала Айрис. Кровавые события разворачиваются не только по другую сторону Тихого океана, но и на Ближнем Востоке, где войска Сирии, Египта и Иордании, которых поддерживает Советский Союз, чуть ли не ежедневно вторгаются на территорию Израиля, разоряют его города. Не бывать миру, заявили арабские лидеры на совещании в Хартуме, до тех пор, пока мы не сбросим израильтян в море.